[Speaking In Tongues]
Перевел М.Немцов
ПИСЬМО ИЗ ГОРОДА: СЕРЫМ УТРОМ В МАРТЕ
1910
Вот звезды, любимая, -
В воде они чище и ярче,
И белее, чем в небе, и жарче,
Словно лилии.
Звездной тенью сияй, -
Сколько звезд вошло в твой кувшин?
А теней у моей души? -
Одна ли моя?
Когда я веду веслом, -
Смотри, как мешаются звезды, -
Сломать, растерять их - так просто, -
Даже твои не спасло.
Бедные воды льют
Звезды, - разбиты те воды, забыты! -
С неба же звезды не смыты, удары весла
Небес не пошевельнут.
Вот! - ты успела заме... -
Искра взлетела к нам? Даже
В небесах нужна звездам стража.
Что ж тогда обо мне?
Что если волны нарочно
Звезду твою подбросят с силой?
Покажется ли тьма могилой?
Ты обомрешь ли? обомрешь?
Тьма исходит из земли
И поглощает бледный дым заката;
Дети среди стогов приют себе нашли;
Тает написанное когда-то.
Вот запах стад в ночном,
Вот бабочка - прозрачна, как луна;
Все, что мирской день значил днем, -
Все ложь одна.
Забыли дети об игре своей;
Одна звезда в вуали света
Мерцает; суета всех дней
Исчезла где-то.
ПИСЬМО ИЗ ГОРОДА: СЕРЫМ УТРОМ В МАРТЕ
Облака толкают в сером упорстве медленно север к тебе,
А северней всех, на дальних краях стоит яркогрудо одно,
Пылая огнем, охраняя прибой, отражающий пламя небес.
В скалах, где вороны по ветру тают пущенным ловко копьем.
Должно быть, ты где-то в саду, где фиалки тайно пятнают траву,
Или в лесах, где в северных сумерках ветер шуршит среди анемон.
Мысль мне пошли из библиотеки, если над песней склонила главу,
-
Песней, что станет мечом моему сердцу, стрелами, коим щит незнаком.
Ты говоришь, что ягнята пришли - лежат, как ромашки в травах холмов;
Пишешь - телята родятся, чибисы вьются за плугом в полях. -
То хорошо для тебя. Ну а мне же - труд землекопов в стуке ломов;
Там, где иду я, мне хочется в ярости скалы безводные сокрушать
в прах.
Но вздохом ветра, что пойман сетями почек и веточек, вдруг
Автомобиль шелестит, и я напрягаю душу, чтоб в нем -
В вороватом триумфе мотора услышать один страшный звук -
В невольной издевке машины эхо страха расслышать потом.
Пять колоколов
С настойчивым скрипом зовут и
Спешат, протестуя
В своей правоте, незаметно как будто
В кудахтанье звучное впасть рискуя,
Бесконечно, - будто брызги оратор, - ронять
Свои звоны из башни на город, - им некогда отдыхать.
Луна из серебра -
Ее закинул кто-то ввысь,
Чтобы решить: орел иль решка? - сну
Не поддается, неба шар:
Гладко и пусто вдруг возьми и улыбнись -
Так просто, ничему, -
Пока та звездочка, что с нею заодно,
Не насмешит ее, хихикнув про динь-дон
Колоколов, как видно по всему.
Ночь терпеливо
Расселась, равнодушная, в тряпье
Своем - ей, в общем, наплевать
На вопли и на хвастовство церквей;
Но шум терзает уши ей,
Врываясь в рваное молчанье ее скрюченной фигуры - если б только
Нам знать! - и ее тайного лица с гримасою усталою и горькой.
Деревья мудрые
Роняют листья с резким посвистом презренья;
Вот с хохотом авто грохочет во всю прыть.
Уже под утро
Проклятый звон стихает, как спасенье.
Луну холодную дразнить
Сколько угодно звезды могут; а в церковном гуле
Все воют тени, и спешит последний призрак пулей
В надгробии застыть.
От подножия каменной лестницы
Девочки с глазами, полными трагедии,
Поднимают взгляды потрясений и внезапных чувств на меня,
А я улыбаюсь.
Дамы,
Как птицы, переставляющие свои яркие и остроносые ноги,
Встревоженно вглядываются вперед, словно в ожидании шлюпки, что
увезет их от обломков крушения;
А среди обломков театральной толпы
Я стою и улыбаюсь.
Они воспринимают трагедию так со вкусом;
Что мне и нравится.
Но когда я встречаю усталые глаза,
Покрасневшие, больные глаза буфетчика с тонкими руками,
Я рад уйти туда, откуда пришел.