Почта | Главное | Бизнес | Технологии | Медиа | Человек | Отдых и увлечения | Быт | Архив | Наша лента RSS

ПРИМОРСКАЯ

 

ЧИСТИЛИЩЕ

ЖИЗНЬЮ

ОТ АВТОРА

«Когда я там, я точно знаю, что это есть»

Китайский мастер цигун

Сколько помню себя, мне не просто было интересно, что за гранью, так называемой, материальной реальности – предметами, биологическими телами, физическими и природными явлениями – меня магнитило, влекло, всегда хотелось заглянуть за эту самую грань. И по большому счёту, где-то из тайников души, чувствовала, моя жизнь оправдана и целесообразна только в том случае, если хоть в какой-то мере удастся постичь это неведомое, недоступное обычному зрению.

Осознавать себя я стала очень рано и помню себя совсем крохой. Ощущение ползунков на ногах и всегда почему-то сползавшую левую штанину, запах талой воды от наледи на окнах и разбухающего дерева оконной рамы, когда мама ставила мою кроватку к окну, чтобы могла видеть её во дворе. Свои первые шаги по сундуку, протянутые навстречу мамины руки, радостные глаза и поток любви, исходивший от неё. Тогда мне не было и года. В дошкольном детстве казалось, что за мной наблюдают какие-то неведомые и неплотные создания. Когда чувствовала это особенно явственно, чтобы не повредить им, мысленно размещала их по периметру комнаты, как в оркестровой яме, а сама счастливая от того, что нас всех много, бегала по комнате и прыгала от восторга на диван… Дальше это чувствование – мы не одни – повторялось неоднократно.

Став взрослой, поняла, не только те, кто от природы одарён высокой чувствительностью или ещё чем-то, трудно поддающимся называнию общепринятыми словами, но практически каждый человек хоть раз в своей жизни сталкивался с такими явлениями, событиями описать, истолковать которые общепринятым языком трудно, а порой просто невозможно. Как и не хватает объяснительных принципов современной науки – физики, физиологии, химии. Да и сами учёные всё чаще и чаще признаются в том, что точные науки зашли в тупик... И однажды стала собирать такие необычные свидетельства.

Я искренне благодарна всем моим героям, отрывшим глубоко личное, порой уязвимое, интимное, предоставлявшим бумажные и электронные записи, с кем часами разговаривали при включенном диктофоне. Благоговею перед мужеством свидетельствования того, что выходит за границы устоявшейся картины мира, и низко преклоняюсь...

Получившиеся тексты носят документальный характер: я старательно следовала индивидуальному восприятию каждого конкретного человека, старалась сохранить специфический речевой стиль. С каждым мы неоднократно вычитывали и правили написанное. Первое время даже хотела, чтобы на распечатанных листах осталось, что-то вроде: «Подтверждаю», подпись и дата. Но в процессе работы убедилась: куда важнее подтверждения, зафиксированного рукописным словом, внутренняя честность тех, кто делился своим сокровенным и соблюдение пожеланий и просьб моих героев. Незримые свидетели этого всегда есть.

Когда Карл Густав Юнг – культуролог, философ, психолог (обычно даже затрудняются отнести его к какому-либо одному направлению в науке) занимался составлением своей автобиографии, он признался. «Цель, которую я пред собой поставил, оказалась настолько трудной и необычной, что для достижения её я вынужден был пообещать себе, что результаты не будут опубликованы при моей жизни»[1]. И не спроста: его автобиография в корне отличается от написанных ранее и составляемых ныне, опирающихся на внешние события. Его автобиография – описание глубоко личных переживаний и сопровождавших их необычных явлений, картография внутреннего пространства исследователя, открывшего миру области функционирования личного и коллективного бессознательного, их содержание и механизмы.

Вспоминаю сейчас об этом не для того, чтобы как-то приблизить себя к колоссу, но для того, чтобы вслед за ним подчеркнуть важность сохранения тайны личной жизни, её сохранения и оберегания. Все, кто делился со мной  сокровенным, здоровые, адекватные и социально адаптивные люди. Практические все – с высшим образованием, а то и с двумя-тремя, часть – с учёными степенями. Они живут в разных уголках страны. Они обычные люди. Их можно встретить в общественном транспорте, на улице, в магазине, в кафе, в театре. Кто-то совсем молод. И они имеют право на защиту своих личных переживаний. Именно поэтому имена изменены. По этим же мотивам автором использован псевдоним.

Представленный глубоко личный опыт не претендует на обобщение и истину. Напротив, все тексты глубоко субъективны. Это индивидуальный опыт во всей его красоте, наготе, уязвимости и хрупкости. Это феноменология жизни людей, раздвигающая рамки вульгаризированных материалистических представлений о мире.

С огромным воодушевлением и интересом я общалась с этими людьми, расшифровывала записи, писала, корректировала. Люблю каждого из них, восхищаюсь. Опыт многих из них выручал меня в трудные минуты, буквально лечил и надеюсь, что подобное может испытать кто-нибудь ещё…

РАЗГОВОР С БОГОМ

         Вечером в новогоднюю ночь по старому стилю она вновь осталась одна, как двумя неделями раньше в календарный Новый год. Ни к кому не пошла и никого не пригласила. И это она, в чей дом двери не закрываются, у кого всегда полно родственников и чужих людей, пришедших за помощью часто как в последнюю инстанцию. Когда первый раз сообщила о таком решении своим близким, даже старая подруга усомнилась, возможно ль такое:

         – И меня что ли не пустишь?

         – А ты чем лучше? Все вы мне надоели. Никого не хочу видеть. Я хочу быть одна. Позвольте мне сделать так, как хочу, а не так, как вы хотите. Всё. – Её голос звучал громко, она отчётливо проговаривала каждое слово, насыщенное энергией, внутренним убеждением на право быть в согласии с собой, отстаивать свою позицию. Впервые в жизни в шестьдесят семь лет так ясно и так сильно она сказала «нет».

         В новогоднюю ночь накрыла шикарный стол: раздвинула столешницу, постелила большую розовую скатерть, расставила тарелочки, разложила салфеточки, выставила кушанья – фрукты и ягоды, мясо разного приготовления, рыбу и морепродукты, всё, что может украсить праздничный стол. Принарядилась: причёска, макияж, вечернее платье, туфельки на шпильке и даже сфотографировала себя на память... «Всё – я одна любимая. И больше никого», – сказала себе.

         Ей было очень хорошо одной: поблагодарила Уходящий год за жизненные уроки, за то, что научилась отказывать, хоть и далось это катаржно. Рассказала Новому году о своих надеждах. Досмотрела до окончания праздничный концерт по телевидению, даже попела с артистами. Не было никого, кто бы хоть чем-то помешал. Даже на телефонные звонки не отвечала. А утром на душе было так светло и тихо, как на свет народилась, как крылья кто-то дал. 

         К встрече Нового года по старому стилю подготовилась также тщательно. Но настроение было другим: словно накатила усталость за прожитый год. Всё лето проходила в глубоких обширных язвах на ногах и руках, загрубевшей, словно панцирной кожей на лице и шее. И вроде стала уже поправляться: язвы зажили, осталась лишь синева, но из головы всё время не выходил один вопрос: за что ей эти бесконечные испытания? Только одну, казалось бы, непреодолимую болячку преодолеет, как наваливается другая. Вся жизнь как поле боя за собственную жизнь.

         Села к праздничному столу, закурила. Она всегда обращалась с собой сурово, без сентиментальности, чтобы ни случилось, твердила себе: «Всё равно справлюсь!» И справлялась. А тут месяц назад так обессилила, так внутренне поникла, что даже белье своё старалась стирать каждый вечер, а не собирать неделю, как делала обычно. «А что, хватит ночью, утром люди придут и что, будут смотреть на надёванное исподнее?» – Свербело в голове. В городе все больницы обошла. В Китай съездила – сплошная откачка денег десятками и сотнями тысяч. И никакого толку.  

         А начиналось всё банально: на ногах появились синие звёздочки, в одном месте вена почернела, стала выпирать. Хотелось вернуть ногам первоначальный вид, и пошла в лечебный центр. Доктор сказал, это склерозирование. Долго не мудрствуя, сделал четыре специальных укола. Но на месте уколов скоро выступили язвы, которые с ног перешли на руки, появилось покраснение, а потом ороговение на лице, шее, плечах.

         – Срочно в больницу, если не хотите заражение! – На очередном приеме категорично объявил приговор лечащий врач.

         Двадцать один день провалялась в больнице как свинья в корыте: мыться нельзя, ничего делать нельзя, только мазью мазаться. Правда, язвы за это время в основном зажили, анализы показали хорошую кровь, и выписали домой. Сказали, ещё месяц не мыться. Не утерпела: пришла домой, навела в ванне марганцовки. И опять мазала, мазала… Вроде поджило. А через некоторое время по новой. Цветное дуплексное сканирование показало, на одной ноге на большой вене клапан нерабочий – варикоз. А ей, не проверив состояние глубоких вен, доктор провел косметическую процедуру на поверхностных венах.

         Поехала в Китай. Там сказали, нужна операция. Тут же выполнили её при помощи лазера, а потом надели стягивающий чулок. Натягивает китаец чулок и приговаривает:

         – Через четырнадцать дней будешь белий – белий… 

         А через несколько дней произошло очередное высыпание...

         Искала причину, почему появились язвы. Что только не говорили, как только не объясняли. И что только не предпринимала: и кишечник чистила сифонными клизмами, и кассету ходила слушать: «Ты здорова… Ты здорова…». «Ага, – горько иронизировала потом себе, – здорова как корова…».

         В криосауне была, где выбрасывается поток сухого холодного воздуха. После этих минус восьмидесяти чувствовала себя охлажденным цыпленком, подготовленным к реализации в торговой сети…

         И всё это время толком не спала ни днем, ни ночью. Тело зудит, чешется. Как-то сидела так, мучилась, в руках был телефон с фотокамерой, вытянула перед собой обезображенную ногу и сфотографировала. А когда посмотрела – ужаснулась. Чертовщина какая-то. На ноге не язвы, а морды разные с ушками, с рожками, с усами и без. Много морд. На одной ноге восемь штук насчитала. На какой-то фотографии вообще чудеса: фотографировала ногу, а получился чей-то портрет: сверху морда розовая, а дальше серое одеяние. А ноги вовсе не видно. Был снимок, на котором себя светлокудрую с алыми губками увидела как пеленой по сторонам укутанную, что саваном… Показала близким, как запричитали:

         – Иди к бабкам, иди к дедкам…

         Отправилась. Ездила к деду в соседний городок четыре четверга подряд. Говорил:

         – Вылечу. – Говорил: – Будешь белая, только на ветер и на солнце не попадай, берегись.

         А в результате – новые язвы.

         – Вот, на ветерочек попала, в автобусе тебя продуло, – увидев результат, бурчал дед.

         – А где его нет, ветерочка? Да среди лета на побережье? Только в гробу в могиле без ветерочка лежать будем…– Рассердилась она.

         Другая бабка соседка взялась. Бусы янтарные заставила съесть. Растолочь и с маслом, сметаной, тыквенными семечками. По её наставлению и сок лопуха пила. Чтобы сок добыть, в квартиру два мешка листьев привезли. Пока перемыла, как на грядке жила. Но всё же заветный литр сока надавила. Пила как велено: по 25 граммов девять дней, а потом опять… Бесполезно.

         Пошла ещё к одной бабке. Целая галерея икон встретила её в той квартире. Хоть мама учительницей работала, давным-давно совсем маленькой её тайком покрестили, и крёстным стал поп. Посадила бабка её на стул, ноги на кресты поставила, кругом к телу иконы приложила. И сидя обкладывала, и лёжа. Всё приговаривала:

         – Давай, Господи, помоги, Господи, тяни, тяни…

         Бабка говорила, ей, якобы, разрешили так работать, и работает она через Господа. Да только жуть от таких методов лечения брала.

         Другого старичка порекомендовали. Тот только глянул и честно сказал:

         –  Я вас лечить не буду.

         – Почему?

         – Потому, что вы сильнее меня.

         – А что же мне делать?

         – Я дам вам женщину, она посмотрит и поможет.

         До сих пор она помнит об этом обещании как о запасном варианте. Даже к потомственной гадалке перед Новым годом обращалась… У дерматолога, конечно, была.

         – Надо снять воспаление, – сказал, – удаляйте вену.

         Пошла ко второму, к третьему. Все:

         – Удаляйте вену, но сначала лечите кожу.

         Наконец, попала к хорошему старому хирургу. Он разложил всё по полочкам:

         – Такие операции можно молодым, но мы с вами в возрасте, нам нельзя… Лечите всё сверху, и я положу вас к себе в сосудистое отделение, будем лечить вены.

         А как лечить всё сверху?.. Перебирая возможные способы, наконец, выписала прибор, на котором методом гидролиза получается живая и мёртвая вода. Стала пить. С тех пор обострения прекратились.

         Потом про самых обыкновенных пиявок вспомнила... Сняла медсестра первый раз пиявок – кровь ручьём, натекло, чуть ли не полбанки, а потом почти сутки в наложенные прокладки выделялась, и чёрные сгустки, и слизь. Стала менять воду пиявкам, глядь, вода в банке красная, и одна из пиявок из серой стала красной, толстой – претолстой, потом у неё начались конвульсии и она сдохла. Позвонила медсестре, рассказала.    

         – Не может быть такого, – удивилась та.

         Она привыкла к свободе – в общении, в одежде, в деньгах. Летом кофточки и платьица на бретельках до сих пор носит и не стесняется – тело сильное, кожа упругая, гладкая. А тут, чтобы обезображенную кожу хоть как-то скрыть, всё лето проходила в блузках с длинным рукавом и в брюках. Месяц дома под капельницей лежала. И всё это время чувствовала себя как отрубленной от внешнего мира... И всё же вода и пиявки постепенно помогали. Действительно почувствовала улучшение: язвы затянулись, кожа стала восстанавливаться.

         … Зимней ночью в квартире было тихо. Только в клетке чирикал японский воробей, перелетая то на жёрдочку, то в домик, то к кормушке. И сами собой полились слова:

         – Господи, я спокойно отнеслась, когда мне сказали, что у меня обнаружены раковые клетки. Спокойно выдержала сообщение, что у меня полип! И это за два года! Но язвы просто унизили меня! – Громко заговорила вслух. – У меня за всю жизнь ни прыщика, ни репаной кожи, чистенькая, беленькая. Полгода ни спать не могла, ни жить нормально: язвы, расчёсы… Работать нельзя: полгода никого не принимала: что за лекарка такая, скажут люди. Что ни пробую – ничего не помогает. Даже пиявка от моей крови сдохла! Ну, за что мне это?! Я всю жизнь работаю как лошадь! Теперь вот людям помогаю. Ну, в чём я провинилась пред тобой?

         Она смотрела прямо перед собой словно на невидимого Собеседника, не различая никого и не воображая никого, но точно зная, этот собеседник, её адресат, есть, и Он единственный всё знает… С силой затушила окурок сигареты в изящной пепельнице, как гвоздь воткнула.

         – За аборты, что ли? Да, не меряно их у меня. Даже забыла сколько. Только трижды сепсис был, да такой, что думала, помру. И с катетером в рейс уходила, и пункцию брали, и что только не делали.

         Она на время замолчала и задумалась, прислушиваясь к себе. Не рожала, правда. А когда и с кем рожать было? С мужем вместе прожили всего три года. Он страдал распространенным русским пороком. Напьется, мать свою гоняет. Она тогда работала воспитателем в общежитии. Однажды в обед, сама не зная зачем, села в автобус и поехала домой. Заходит, а там он за матерью вокруг стола бегает… И ругала его, и увещевала:

         – Ты что делаешь? Как же ты можешь на мать руку поднимать? Она тебя родила!

         Всё бесполезно, не остановить. А потом схватила большую хрустальную вазу, что стояла на столе, и с размаху хряпнула по голове. Упал как подкошенный. Мать всплеснула руками:    

         – Деточка, мы ж его убили…

         Нет. Скоро сознание вернулось, очухался. Но через некоторое время от него ушла. А он по-прежнему гонял мать, превратив её жизнь в существование. Мать вся съеживалась, сжималась, как только слышала скрип калитки, извещавший о его возвращении. А однажды он покончил собой. Она стала вдовой.

         Ещё когда жили вместе с мужем переехали в другой крупный портовый город, и она пошла работать поваром на стояночные рыболовецкие суда. После развода осталась с сыном. С трудом сводила концы с концами на одну зарплату. Как-то сын услышал, что её приглашали в рейс, но она отказалась. В разговор старших не вмешивался, но потом вечером спокойно и серьезно, совсем по-взрослому четырнадцатилетний подросток сказал:

         – Мама, иди в рейс. Надоела нищета. Я сам смогу.

         На том и порешили. Ему помогала только старенькая соседка. У бабушки был ключ при условии, что в любое время дня и ночи она может зайти в дом… С тех пор сын и шьёт сам, и готовит, и спортом занимается…

         Потом всё время была в морях – больше двенадцати лет. Но так и не нашла своего мужчину. Был один, молодой электромеханик, жили вместе довольно долго, почти четырнадцать лет, но смотрела на него почему-то как временное явление…

         «Конечно, не рождённые дети – не богоугодное дело. Но, когда говорю об этом и когда думаю, внутри тишина, снаружи тишина – не откликается ничего. Видно, отработала я этот грех», – промелькнула мысль. Но не легче от этого на душе не стало, наоборот только разозлилась. Голос зазвучал ещё громче и напористей.

         –  Если не это, то что? Что я делаю неправильно? За что ты наказываешь меня, Господи?  Мне нечего от тебя прятать. И обратиться больше не к кому! Ты всему судия! Только и знаю, что с болячками сражаюсь! Всю жизнь! За что? Даже на свет появилась с врожденным пороком сердца!

         Как в калейдоскопе мгновенно промелькнули в голове вешки собственной жизни. Освобождение от физкультуры в школе. Но на уроки нужно было ходить. Летом ещё ничего, а зимой – все на лыжах бегают, а она стоит, мёрзнет, одежду караулит. Вот такое удовольствие.

         Молодой работала в пожарке: там соревнования всякие, ГТО. Ей всё так интересно было. И стала бегать. Однажды на городские соревнования нужно было выставить команду, и она с радостью вызвалась. Конечно, требовалась справка от доктора, а посещение поликлиники отложила на последний момент. Опаздывает, забегает на какой-то там этаж в кабинет к доктору. Он только глянул медицинскую карту, и сразу написал на справке: «Не годен». Что делать, команда – это определенное количество мужчин и определенное количество женщин. Замену искать некогда, всю команду подводит. Тогда парни – молодые, красивые стали заговаривать девушку в регистратуре и хитростью получили у неё печать. Поставили оттиск на справку, да так, что уголок пришелся на «не», а они ещё в этом уголке печать провернули, смазали. И получилось: «Годен». Вот так и выступала на соревнованиях.

         Потом через некоторое время, когда проходила медицинскую комиссию, никакого порока не обнаружили. Она его пробегала. «Если б знала, ещё в школе бегала бы», – подумала мимоходом. И сердце с тех пор работает нормально. Оказалось, порок пороку рознь: не при всех формах физические нагрузки противопоказаны. В шестьдесят семь что-то возрастное с правым желудочком находят, ну, а кто в таком возрасте полностью окажется здоров, когда пройдет не просто кардиограмму, а полное обследование.

         Вспомнила, как работала на сахарном заводе, как раздавило палец на правой руке, как раз безымянный. С одной стороны прижало сахаром, с другой – огромной колбой. Вытащила руку – от средней фаланги палец широкий и плоский. В больнице сразу предложили ампутировать. А у неё в голове только одна мысль крутилась: «Как же буду замуж выходить, как же мне обручальное кольцо носить…». Не отдала палец. Стала сама править, выравнивать, собирать, разминать… Собрала.

Вспомнила, как подвернула ногу, когда уже был сын, ходила в моря. Торопилась на переправу, бежала, оступилась, даже не упала, удержалась, но нога стала распухать. Сначала стопа и лодыжка, а потом выше и выше до колена. Пошла в больницу, говорят, мениск, собирается жидкость, надо оперировать… Куда деваться, согласилась… Сидит дома, на следующий день операция, еле двигается. В бараке тогда жили. Слышит, машина подъехала. – По звуку предположила: «Вроде к нам». Докондёхала до окна – родители приехали. По-ка дошкрябалась до двери. Кое-как вышла на крыльцо. На неё отец сердитый смотрит. Говорит матери:

– Нас здесь не ждали! Загружаем вещи, поехали назад!

А она глянула на дочь:

– Смотри, у неё нога больная...

Остались. Сразу лечить: стали прикладывать детскую мочу, отёк и сошёл, всё стало на место. Обошлось без операции.

 В море работала на больших морских рефрижераторных траулерах – БМРТ. Одиннадцать лет назад в качку выходила из душа, поскользнулась, упала, ударила руку. Скоро появилась гематома, подумала вывих. А она шеф повар, на ней питание всего экипажа. Да как готовить, рука висит, болтается. Пришла на кухню, подняла левую руку здоровой рукой, положила на кусок мяса. Не держит рука ничего, не получается. Но ведь одной рукой не справиться. Вкрутила в мясо банку, поверх положила тряпку, прижала подбородком, а здоровой рукой стала отрезать куски… Скоро больная рука почернела. Чтобы восстановить её, сама себя размять не могла, не дотягивалась. С подругой придумали подвешивать руку на верёвке и раскачивать прямо в каюте. От боли аж тошнило. Однажды болевой шок был таким, что упала в обморок. Но движения возвращались… И только потом, на берегу после рентгенограммы узнала, что был перелом левой плечевой кости.

         В этот же год прямо в рейсе начался жуткий приступ боли. Три дня мучилась. Боль невыносимая. Доктору не показывалась. Обычно она быстро придумывает, что делать, а тут растерялась. Только на третий день сообразила. Попросила подругу принести таз, и стала вызывать рвоту. Намучалась, голодная ведь… Наконец, вырвала. Всё дно таза толщиной с палец залила желчь. Потом проспала двое суток. Так узнала про камень и желче-каменную болезнь.

         Потом было ещё хлеще. Как-то летом в отпуске пришла в гости к подруге в частный дом, у неё уже была женщина с ребенком двух – трёх лет. Пока накрывали стол, занялась мальчиком: стали в прятки играть. Набегалась, устала.

         –  Всё, – говорит, –  хватит. Иди к маме, Денис.

         Он ушёл. А она прислонилась бочком к ровненько уложенному штабелю досок. Стоит на одной ноге, снимает обувку, что чистюля хозяйка дала – тапочки для дома, а на них галоши для улицы. Тут мальчик опять из дома вышел, увидел её, видно, вспомнил, как несколько минут назад целовал, обнимал, и бегом к ней, да со всего маха на шею. Только и успела сообразить, что летит чужой ребенок, а сзади доски. Его поймала в охапку, а сама со всего маха упала на штабель. И больше не встала...

         Вызвали скорую. Бросили тело на носилки на живот, доставили в больницу. Доктор осмотрел и стал спрашивать, принимала ли алкоголь.

         – Не обидно было бы, если б выпили, только стол накрывали, и сесть не успели.

         Доктор в ответ:

         – Надо было сначала выпить, а потом падать. Все кто пьяные падают, не расшибаются, мышцы у них расслаблены.

         А сам в это время хлоп – трусы содрал, рукой вовнутрь, к костям. Боль неимоверная, потеряла сознание… Потом спросила его:

– Зачем же вы так. – Только и произнёс:

         – Так надо было.

         Позже стало известно, что получился компрессионный перелом позвоночника в нескольких местах, а копчик от удара раздробился и вошёл в тело, его то и поставил доктор на место. Теперь с глубокой благодарностью вспоминает она этого доктора: не будь его своевременной помощи, не известно, как события развивались бы дальше.

… Она посидела, помолчала. Налила себе чая... Подумала: «Болячки, болячки, волнения за сына. Второй брак у него. Спасибо, Господи, что теперь всё нормально. Хорошая девочка, как доченька мне. Внуки растут. Мне с детьми хорошо».

А их в родительской семье было пятеро: четыре девочки и один мальчик. Она средняя. Сколько раз она уже задавала этот вопрос: «Почему жизнь так устроена: старшая сестра не пила, не курила всю жизнь, не обижала никого, всё для семьи старалась. Семья – муж парализованный и трое детей. На двух – трёх работах вкалывала. А муж всю жизнь в кресле инвалидном. Ещё ворчал, указывал, ругал её, замахивался, бить пытался… И умерла от рака». Сестра умирала тяжело, с ужасными болями. Несколько раз обращалась в больницу, но слышала лишь одно:

– У вас грыжа белой линии, что вы нам рассказываете про боли. От грыжи белой линии ещё никто не умирал.

И так три года. Городок маленький, ультразвукового исследования не было. Когда совсем плохо стало, положили в больницу в райцентр. Она к сестре приехала. Вскрыли, а там уже сплошные метастазы по животу до самого горла… Сестре ничего не сказали. Она за документы и к доктору:

– Что можно сделать?

– Уже ничего. Дайте ей спокойно умереть, не мучайте... Она ходячая у вас?

А сестра в это самое время в дверь к нему заглядывает:

–  Т-ь, ты чего так долго?

Тогда она попросила доктора написать две справки: одну справку о грыже для сестры, а другую с правдой для себя. Через месяц старшей сестры не стало…

Брат тоже уже умер. Всю жизнь проработал на оборонном заводе: умница, рационализатор, куча изобретений у него. Как-то лента транспортёрная пришла для снарядов, а работает плохо. Он всю её перебрал, переделал, с тех пор как часы катилась… Вышел на пенсию – предложили инженерную должность, но там фиксированная заработная плата, а в цехе можно подрабатывать, вот и остался. Работа была связана с дежурствами. Однажды в ночную смену парализовало. Упал. Нашли только утром. Отвезли в больницу, стали лечить. Она помогала: к этому времени уже научилась воздействовать энергией на расстоянии. Выкарабкался. Но на работу больше не взяли, опасались за здоровье. А он буквально за год сгорел без дела. Просто уже не представлял себя без завода. Когда умер, все заводчане пришли прощаться. Его очень ценили…

         Другая сестра по профессии фельдшер. Был хороший муж, дети. Но как одержимая ударилась в религию. Объявила себя святой. Все из семьи один за другим ушли… Осталась одна. Сколько раз ей предлагала:

         – Если ты такая богомольная, продавай квартиру и иди в монастырь. – Не соглашается:

         – Я ещё не готова, – говорит.

С младшей сестрой они живут в одном доме. Только у неё личная жизнь и сложилась, дети хорошие. Правда, раньше, чуть что – за помощью прибегала:

– Ты у нас и лечишь, и всё знаешь...

Да, действительно, она вникает во всё, что углубляет понимание жизни: энергетикой занималась, рейки. Такие практики помогают ей самой, и некоторые энергетические техники применяет, когда лечит людей. Только у каждого своя жизнь, решить проблемы за другого невозможно… В конце - концов отучила сестру от перекладывания забот. И теперь та полагается на себя.

         – Ну, неужели, Господи, всё ещё бабкино проклятье над нами висит, жизнь портит? – Пронеслась догадка. – Столько лет прошло, неужели мы своей жизнью не искупили его?

         Давным-давно бабке не понравилась избранница сына, а он решил поступить по-своему. Но когда на телеге перевозил нехитрый скарб, она вышла на дорогу, бросила в ноги лошади шапку и прокляла молодых и весь их род… С годами бабка раскаялась. В старости у всех прощение просила, и у неё тоже. И она на бабку давно уже не сердится, хотя разные были эмоции...

Чтобы проверить себя перед всемогущим собеседником произнесла вслух:

         – Бабку я простила. Нет у меня на неё зла.

         «Голос звучит твёрдо, спокойно. Внутри ни лукавства, ни обиды – тихо. Видно, действительно, что могли, отстрадали родом. Что успела, бабка сама замолила. И родня простила её… Это уже в прошлом» – Подвела черту.

Чтобы не засиживаться, решила пройтись по квартире. Посмотрела на то, к чему привыкла взглядом стороннего наблюдателя. «Да, у меня хорошая двухкомнатная квартира в элитном доме, отремонтированная и обставленная по моему желанию и вкусу. Да, здесь всё, от выключателя на стене до круглой кровати и японского унитаза с пультом подбирала сама. Всё куплено на мои деньги. Я сама их заработала. Честно. Никто ни в чём не может попрекнуть меня – ни люди, ни господь Бог». Прислонившись к дверному проему, она не вспоминала, проводила ревизию собственной жизни.

         К зрелому возрасту она стала понимать, что-то не так: только справится с одной болячкой – другая появляется. А когда осознала, что всю взрослую сознательную жизнь по документам замужем за покойником, оторопела… Нет, она хотела сдать всё как положено: когда мужа не стало, пошла менять паспорт:

         – Замуж выйдешь, поменяешь, – отшили её.

         И затянулось это на десятилетия. А когда по стране ввели другую форму паспортов, всё равно при обмене кто-то очень добросовестный поставил штамп о браке. Так и оставалась женой покойника, пока не получила новый документ по старости. И то несколько раз паспортисток предупредила:

         – Только не вздумайте печать поставить…

         К 2001 году ультразвуковое исследование показало, камень в желчном пузыре вырос, диаметр достиг 2,2 сантиметра. Пока ходила в море, некогда было им заниматься. Как-то на берегу гуляли на празднике. Выехали на ипподром: шашлыки, лошади. Села в седло, инструктор повёл лошадку под уздцы.

         – Что ты её водишь, – запротестовала, –  что это за езда! Я заплачу ещё, только отпусти, дай сама поскачу.

         И поскакала. Тут же стало плохо. Сошла с коня, мутит. Отошла в сторону, не до яств… Оказалось, скачка привела к тому, что камень сдвинулся и застрял: половина в шейке желчного пузыря, половина в протоке. Пришлось заниматься им вплотную. Не очень прислушиваясь к официальной точке зрения врачей, стала пить специальный препарат для растворения камней. Пила много, и денег отдала много. Проверяться ходила всегда на один и тот же ультразвуковой аппарат к одному и тому же доктору. По снимкам было видно, лекарство не помогает.

         – А. Г., что вы всё ходите и ходите, что ерундой занимаетесь. – Из раза в раз повторяла доктор. – Да в мою бытность ни у кого ни один камушек в желчном не растворился. Сделайте быстро операцию. У меня отец такую операцию сделал, и живёт себе нормально. И жениться после этого успел, и водку пьет, и ничего.

         – Нет, – отвечала. –  Я всё своё ношу с собой.

         Потом познакомилась с женщиной: бывший хирург, она вышла на пенсию и занялась альтернативным лечением с использованием сибирской медовой продукции. Доктор целенаправленно подобрала несколько видов добавок, составила схему приема. И она стала пить натуральную медовую продукцию и специальный препарат для растворения камней. Благодаря такому комбинированию произошло чудо: за восемь месяцев в шестьдесят пять лет камень в желчном пузыре растворился. Доктор УЗИ не скрывала удивления:

         –  Если б кто об этом рассказал – не поверила бы. А тут сама всё время наблюдала…

         Потом узнала, что камни бывают разные: холестериновые или билирубиновые раствориться могут, если же камни другого состава – нет. А вот как узнать состав – проблема, они же внутри. Да и получается, что и сами доктора не все об этом знают, лишь пугают и пугают, режут и режут…

         Медовая продукция в доме теперь у неё не переводится: полезная, приятная на вкус – пей с ней чай, ешь так.

         … Когда случился компрессионный перелом позвоночника, восемь месяцев должна была находиться на официальном бюллетене, а потом полгода наблюдаться у профессора. Инвалидную коляску пророчили, куртяжку пластмассовую заставляли надеть.

         – Не надену! – Запротестовала она.

         «Что такое залечь в больнице – одни уколы. Массаж не делают. Только полный покой, вплоть до того, что под тебя утку засунут… Инвалида делают. И делают со скоростью звука». – Убедилась тогда. К этому времени она уже точно знала: движение – жизнь, и застывать нельзя. Кругом написала расписки о том, что отказывается от госпитализации, никто за неё ответственность не несёт, она всё берет на себя.

         – Если б я сама себя тогда не подняла, из больницы меня точно забрали б на коляске! – Теперь перед лицом Всевышнего в очередной раз подтвердила правильность предпринятых тогда действий…

         А тогда сама себя разминала, делала упражнения. Вместо постельного режима рано начала ездить на автобусах: обычно стояла у входа, держась за леера. Долго не садилась, из-за копчика не могла. Уезжала из дома, гуляла по городу, по площади, чтобы тело было в движении. И через четыре с половиной месяца уже ушла в море – деньги кончились. Правда, опять пришлось давать расписки – и профессору, и в управлении.

         Отходила года два. И после этого с подругой полетели в Китай: нашли там что-то вроде нашего специализированного санатория. Китайцы уже довытягивали позвоночник… Чего там у них только нет: и что-то вроде дыбы: фиксируют тело и вытягивают позвоночник, и кровать с разрезом по середине: тоже фиксируют, а потом китаец крутит ремни, растягивает кровать, и тело тянется. На вершок вытягивают. Не больно. Справилась с тем, с чем справиться казалось невозможно.

         В пятьдесят лет благодаря морскому стажу вышла на пенсию. С тех пор помогает людям, правит кости. А начинала давно, фактически в детстве.

         Она вновь с благодарностью вспомнила отца: «Царство ему небесное. Он любил массажи, но из пятерых детей никто толком делать ничего не мог – откуда б знать. Сами маленькие учились на нём. Он всё время приговаривал:

         – Лучше Т-ски не делает никто.

         Потом у всех снимала головную боль, а научилась на себе. С детства были адские головные боли: взгляд перевести не могла. Чтобы что-то сбоку увидеть, нужно было всем корпусом развернуться, причём, не тряся головой. С чего так болела голова – трудно сказать…

         Одно из самых ранних воспоминаний, как просыпалась утром или ночью, чтобы сходить на ведёрко (жили в частном доме, зимой бегали в коридор): приходилось сначала продирать глаза. Они всегда после сна были залеплены, надо было содрать корку, и отекали оба века так, что нужно было поддерживать их, если хочешь что-то разглядеть.

         А теперь в свои шестьдесят семь она по-прежнему обходится без очков, правда правый глаз видит на все сто пятьдесят, а вот левый значительно хуже: не больше, чем на пятьдесят процентов. Мама рассказывала, как ещё совсем маленькой ей поставили диагноз: «Трахома», и тут же прижгли ляписом. Везет её из больницы в автобусе замотанную в одеяло, и встретила папиного одноклассника, тот военным врачом стал. Он подходит.

         – Наталья Миколавна, чё ж вы плачете?

         – А чё ж не плакать, совсем девку загубят… Сказали, трахома…

         Он прямо в автобусе веко отвернул, глянул.

         – Не смейте больше ходить. Никакой трахомы нет. У неё золотуха.

         – Да Господь с вами, какая золотуха, у нас конфет – то в доме нет. Детей пятеро, нас двое, да родители с его стороны, с моей – им помогаем. – Запричитала мать.

         Знакомый стал спрашивать, чем кормят ребенка. Мать и рассказала: поросятам наварит чугунки, картошка подстынет в них на полу, а дочка подползает и ест…

         – Да кроме картошки ничего не видит. Не успеваем оттягивать.

         Так и заработала крахмальную золотуху. А глаз уже прижгли. С тех пор зрение на этот глаз не корректируется. 

         В детстве она очень болезненная была. Зубы плохие. Уши часто болели – всё время стояла у печки. Сделают родители компресс, замотают, и греет у печки уши да воет от боли в голос.

         Вот и получилось – что прочувствовано на себе, чему на отце натренировалась: научилась различать пальцами, какая мышца напряжена, какая –нет. Для неё это очень легко: берёт и щупает, и может сказать, где болит, где нет, и сразу общий рисунок получается: почти видит, как мышцы лежат, и что не так. И это сколько помнит себя.

         Она и готовила так, когда шеф поваром была, сначала представляя образ. Прежде чем подойти к плите, осмотрит все продукты, соображая: «Это совмещается с этим. Это с этим… Это можно сготовить. Это…  Можно так, можно так…». Раз – и на тарелке блюдо. Она всё время придумывала, всё время импровизировала. Медаль «За труд» как новатору дали, Гиоргадзе приказ подписывал. Министра рыбной промышленности кормила: он прилетал в город, был на БМРТ, а она лучшим поваром считалась по управлению.

         В море не только кормила экипаж, но и лечила. Особенно, когда ящиков натаскаются, или когда свернут что-то. Дёрнула – и все проблемы. С одним старшим механиком забавная история получилась. Они списывались на берег: она, подруга и стармех, их приятель – они семьями дружат. Присылают ему замену. Подошёл средний траулер: их стармеха направили на замену. Положили мужичка на доски, парашютом подняли, и на борт перекинули. Занесли в каюту, положили на кровать. Замена называется.

         Капитан вызывает неразлучных подруг:

         – Поднимите его, уйдёте в отпуск все втроём с нашим стармехом. Нет – не спишу.

А перегрузчик, который направляется домой, уже стоит рядом. «Привет, приплыли», – пронеслась мысль… Зашла, осмотрела: защемление. Никакой – ни петь, ни рисовать… Скомандовала:

         – Вынимайте все матрацы с койки, оставляйте его на досках – мне же топтаться на чём-то надо.

         Доктор в каюту пришёл:

         – Я ответственный за него. Я его не оставлю, буду следить! – Кричит.

         – Короче, – говорит, – если хочешь здесь быть, сядь вон там и сиди.

         Начала мять стармеха. А он и стонет и воет. Доктору, глядя на всё это, плохо стало, подскакивает:

         – А. Г., так нельзя!

         – А как можно? – Сыронизировала в ответ.

         – В конце - концов, стармех кричит:

         – Я пить хочу!

         – И я пить хочу. Сама аж мокрая, – отвечает. – Надо, вон холодильник. У меха всё время вода там. Иди, бери, я тоже попью.

         Встал, подошёл, взял… А потом тихо надел фуфаечку, и за три часа обошел всё, принял весь траулер! А там надо походить – и вертикальные трапы есть, хорошо нужно ножками работать, чтобы подняться. За три часа его на ноги поставила! Но и ему, и судовому доктору наказала, какие движения можно делать, какие нет, показала упражнения для восстановления… Отдохнули на берегу. На другом траулере в рейс пошли, и в море встретились. При первом же подходящем случае тот механик прямо через борт перелез с подарками, благодарил… 

         Потом много людей правила. И в море, и дома. На пол кинет какой-нибудь матрац, где сядет на человека, где подсядет рядом. А в основном – лицо внизу, зад наверху. Даже чувствовала, как кровь к лицу приливает. Лицо отекало, поясница отваливалась. Тяжело. У китайцев научилась работать сидя. Сила удара та же самая, эффект тот же.

         Она вновь присела к столу, словно вновь предстала пред глазами невидимого Собеседника.

         – Что, работаю плохо? – Заговорила опять вслух. – Что, мой метод жёсткий? Кто-то умеет лучше? Что – самозванка? Вон литературы сколько перечитано, целые полки стоят. Ведь анатомию надо знать. Конечно, можно так надавить, что и не поднимется человек. А я бабахаю со всей силы, прыгаю на телах. Мне и знать нужно, и чувствовать, как мышца на мышце лежит, где мышца поднялась. Мне нужно их так положить, чтобы по ним как по гитаре пройтись можно было. Я же всё на себе выстрадала! Всё проверила сама, своими костями и своей шкурой!

         Взгляд непроизвольно остановился на холодильнике. Тут же в голове промелькнула ситуация, как несколько лет назад, когда на полу лежал линолеум, а не паркет, передвигая холодильник, сорвала себе спину. Толкнула со всей силы, но он остался на месте: ножки в линолеум аж вросли. А разогнуться не смогла… Как обычно поступают в таких ситуациях? Ударился, почесал – почесал, поразмял, сколько можно, через два-три дня забылось всё, а клинч мышечный остался, тело искривилось… Это не про неё. Доползла до стола крючком, и стала себя бить костяшками пальцев со всего размаха по больному месту, пробивать мышцы…

         Вспомнила китайскую лечебницу, где лечилась семь лет назад. Там было много европейцев, а готовить для европейцев китайцы не умели. Узнали, что она повар, пригласили поучить. Зашла на кухню, посмотрела, что делают – ужаснулась. Пол глубокой сковородки (чуть ли не с кастрюлю размером) масла кипящего – и хряп туда яйцо. Оно скукожилось, сварилось… Ну, кто ж из европейцев такое есть будет? Научила китайцев готовить сорок восемь простых блюд. А в обмен китайский доктор, который неплохо говорил по-русски, посветил её в тонкости методики выправления скелета. Это у него она научилась работать сидя и последовательности в отношениях с пациентами. То было, чуть кто ойкнет – жалела… В Китае прочувствовала на себе: они не жалеют, только приговаривают: «Холосё, холосё»… Пока не разомнёт мышцу – пока сам руками не почувствует, что восстановил – не отцепится.

         Там идёшь по кругу по всем кабинетам. В первом таз ставят, травы насыпают, паришь ноги. Во втором кладут тебя распаренную на кушетку, и начинают работать. В следующем кабинете – другое… Но всё же основное у китайцев – это банки, паренье… Ей ещё специальное варево сделали на восстановление костной ткани. Сказали, что купить, набрала – змей, трав, пауков. Приготовили – и пила, и домой забрала… 

         «Да, китайцы не делают как я, не пробивают. Я ловлю больную мышцу, кладу на неё свою руку, и пробиваю второй. Это лучше, чем гонять боль каждый день. Это эффективней и быстрее». Вспомнила руки китайского доктора, которые хорошо разглядела, когда тот пришёл в гости: она привезла с родины коньячок, а подруга пригасила доктора с женой «на чай». На каждом пальце у него бочонок круглый: мозоли толщиной ещё в один палец. Непроизвольно глянула на свои руки: «У меня такого нет, – убедилась в который раз. – Обычные руки. Я разбрызгиваю боль. Но молочу по своим рукам. Сначала отекали, опухали, вон и сейчас один палец немного синий, сшибаю постоянно, но сразу выправляю... Интересно, если сделать снимок, что там? Как у каратиста, небось.

         Наверное, если врачи узнают, как я работаю, ужаснутся. А я считаю, клин клином вышибают. Врачи не разрешают прощёлкивать суставы, а я всю жизнь щёлкаю – и нет шишек, движения эластичнее делаются. Если дёргаешь, и палец на месте остаётся, он вбитый – вот проблема. Кто не щёлкал – возьми бабушек – руки крюки, всё вывернутое… Суставы должны быть активные, всё время в движении. Вот у меня каждый палец ходуном ходит, каждый суставчик в каждом пальце. Китайцы и на ногах продёргивают пальцы, и тазобедренный сустав продергивают. И я людям восстанавливаю каждый суставчик на каждом пальце на руках и ногах… – Утвердилась она пред Вышним.

         Почему один стареет – как живчик, а другой – рухлядь, – пронеслась мысль. – Да потому что один двигался, бегал, а другой заболел, ему говорят, лежать, и он лежит, каменеет. И дальше пошло: таблетки, операции… А нужно двигаться, самим себя разминать, чтобы мышцы не застывали… Все болезни женские и мужские откуда? Из-за блокированных мышц паховой области. Ну что сделают таблетки, если там всё колом стоит? Нашёл боль, напряжение, иди в боль, мни, три, разбивай... А девчонки, молодые мамаши. На скольких насмотрелась… Почему им доктора не говорят, что таз во время родов перекашивается? Многие потом мужа к себе подпустить не могут. Таз влияет на состояние позвоночника, позвоночник на уровень плеч, не поправь во время, – и пошло скручивание всего тела… Хорошо, если человек сразу обратился – боль быстро уходит. Если мышца постоит, начинает воспаляться – это дополнительная боль».

         Словно оглянувшись назад, увидела лица некоторых из тех, кто обращался к ней за помощью. За десятилетия много людей прошло через её руки, но некоторые запали в душу крепко. А с некоторыми были почти анекдотические истории, как с одной из морячек. Она была женщина в теле, по-русски крепкая. Но особенно выделялась среди других своей перегибистой фигурой, торчащими ягодицами. За рюмкой водки лихие рыбаки как-то даже поспорили: один говорил, что легко установит на этой части женского тела бутылку водки. И выиграл. А приложила свои руки к её телу – и больше никакой виртуоз уже не мог водрузить бутылку туда, где она стояла раньше.

         Или вот история с В-ем. Как-то днём раздался звонок:

         – Мне бы А. Г.

         – Слушаю вас.

         – А. Г., говорят, вы чудеса делаете.

         – Да, нет. Чудеса делает господь Бог, а я только помогаю.

         – Да помогите же мне тогда!! – Буквально заорал он. От неожиданности даже чуть трубку не уронила.    

         – Что за крик души такой?

         – Мне плохо!

         – Вы на машине?

         – Нет, я на четырёх маслах.

         – Но вы как-то можете сюда добраться? Мне же нужно посмотреть, что с вами…

         – Меня привезут...

         Он пришёл, поддерживаемый под руки. Встал рядышком у стола.

         – Да вы садитесь, – предложила она.

         – Спасибо, я постою… Я не сажусь… Не ложусь… 

         Её подруга, глядя как на штопор скрученное мужское тело, свои эмоции выразила по-рыбацки откровенно:

         –  Слушай, ты хоть женатый?

         –  Да я уже трижды женат.

         –  О, … на него ещё бабы находятся…

         Посмотрела. Оказалось, с раннего детства бедра перекошены. Во взрослости – состоявшийся банкир, имеющий собственный катер и две межпозвоночные грыжи по одиннадцать миллиметров, которого ничего не радует, потому что днём и ночью изводит боль. И пришёл он со всеми медицинскими документами и направлением на операцию…

         Дважды по две недели каждый день его привозили к ней на квартиру. Криком кричал… А когда потом встал перед зеркалом, увидел своё прямое тело, расплакался…

         Нет, она плакать не хотела. Она изводилась от напряжения, нестерпимого, изматывающего ощущения тупика….

         – Работала, работала, а теперь не могу. Полгода никого не принимала. Вот только несколько дней назад взяла четверых человек… Что ты меня всё время наказываешь и наказываешь! За что!? – Буквально вызверилась она на своего незримого Собеседника.

         И вдруг как прозвенело в голове, как будто кто-то голосом сказал:

         – А что ты хотела? Чего лезешь… Раз залезла – на тебе… Два…

         Она буквально обмякла всем телом, откинулась на спинку диванчика. Затихла… «А ведь и правда, я всегда работаю по принципу: сделай так, как Бог создал, как мать родила. Даже приговариваю про себя: «Становись косточка, как Бог создал, как мать родила…». А эти… Когда появился первый, обомлела: как я ему это скажу, если его такого вытащили из чрева матери – горбунка… Л-я, живёт рядом, мой ученик. Он изначально, от рождения был горбат. Выправила. На глазах переменился, расцвёл парень. Приятно.

         Потом был Д-а… Он с трудом пришёл ко мне. От остановки до дома минут десять спокойным шагом. Говорил, шёл минут тридцать, три раза останавливался. А после первой же встречи одолел дорогу без передыхов. Его в армию не взяли из-за горба, у него белый билет… Горб натуральный был. Мальчик горбун с детства. Получил высшее образование, теперь преподаёт в этом же институте, где учился, и частная практика у него. Он прижился с горбом. Но узнал про меня, обратился – и этого выправила.

         А потом его увидел другой: «Ты где был? Что делали??». Ещё пришёл такой же… Плюс мальчик. Девочка брата привела: голова вперёд, сзади горб, задница кривая. Она его сама одевала, а парню было семнадцать лет. Рукава рубашки практически полностью прикрывали пальцы, а когда отработали, подскочили до такой степени, что обрезать пришлось, стал рубашечки с кроткими рукавами носить, а где купили новые.

         И все с рождения такие… Горбы… Для чего-то ведь их дал Бог… Видно, свой урок ещё не отработали, а тут я… Вот теперь понимаю, что значит взять на себя чужую карму. Сначала, видно, свои проблемы, тащила, тащила, а теперь и чужие взвалила… Отказывать – то я не умела. Мне жалко человека, и я принимала, честно работала… Врождённое – вот куда залезла. Теперь понимаю...

         Мне раз подсказка… Два… Да, несколько раз подсказки были… Камень вылез. Ладно, давнишнее. Только камень растворила, язва желудка образовалась. Только вылечилась – полип. Следом раковые клетки нашли. А потом руки и ноги язвами покрылись! А мне врачи ещё прописали глюкозу! Целый месяц девочка приходила ставить капельницу. В результате сахар в крови. Сахар повышенный, какое заживление может быть… Замкнутый круг! И всё прибавляется, и прибавляется, и не убавляется. Пошли тяжёлые больные – и пошли болячки… «Ну, что, ты так не поняла… Так не поняла…». И меня сделали отвратительной! Физическим и моральным уродом! Мне перекрыли клиентов! А я думаю, что такое, непонятно…

Что я лезу действительно? Бог, что ли? Обыкновенное, приобретённое: упал человек, вывихнул руку, вывихнул ногу, или защемило – это одно, это преходящее. А тут врождённое… Вот какая наука…».

         … Она вышла на балкон. С девятого этажа высотной башни на сопке открывалась роскошная панорама ночного города: внизу светились окна домов, на дороге как гирлянда мигали огни движущихся автомобилей, а чуть дальше в бухте в свете луны поблескивало зеркало воды, и по сигнальным огням можно было различить очертания судов, стоящих у причальной стенки. Всё как всегда. Как вчера, позавчера… И всё по-другому… Наступил Новый год по старому стилю…

 

30 января – 06 февраля 2010

 

 

 

О СМЕРТИ

 

Давай как-нибудь встретимся, поговорим. Помнишь, ты однажды обмолвилась, что когда умерла свекровь, почувствовала, как её душа хотела переселиться в тебя… Когда умерла мама, я тоже столкнулась с необычным. Как-то не принято говорить о подобном, но я чувствую в этом необходимость…

Хорошо. Когда тебе удобно?

И некоторое время спустя после телефонного разговора они уже сидели вдвоем…

 

– Моя мама умерла семь лет назад. Долгое время я не могла говорить об этом, наконец, отлегло. Тогда я делала короткие записи, недавно их просмотрела, и теперь довольно точно могу воспроизвести даже детали.

Получилось так, что сначала я почувствовала смерть… С утра просто лежала на диване, на работу не нужно было идти, читала. Вдруг началась сильная аритмия: сердце сильно стучало невпопад, стало распирать грудь так, что трудно было дышать. И чтобы не испытывать боль, я перестала дышать и начала наблюдать за ощущениями. Трудно сказать, сколько это длилось. Я наблюдала и думала, сколько ж смогу не дышать… И тогда пришла мысль: «Наверное, вот так умирают»… Постепенно работа сердца выровнялась, всё прошло.

А после обеда позвонил брат и сказал, утром мама упала парализованная прямо во дворе, когда убирала снег. После смерти отца она жила одна в частном доме. Первой ей помогла соседка, что жила через забор, услышала её голос, вызвала скорую. У мамы, скорее всего, инсульт. Прогноз плохой…

Можно было бросить всё и тут же рвануть, постараться помочь. Хотя, как? Быть рядом с ней в больнице?.. Сама не понимая почему, я медлила. У нас с дочерью уже были куплены билеты на поезд, мы собирались в гости на время осенних школьных каникул, я поменяла их на следующий день. Когда вернулась с железнодорожного вокзала усталая и вымокшая под дождём со снегом, немного отдохнув, решила присоединиться к маме энергетически, ведь в таком случае расстояние не играет никакой роли… Я помогала ей восстанавливать течение основных энергетических потоков. Получалось плохо, с большим трудом приходилось продираться через неимоверную тяжесть.

Утром на следующий день прямо в транспорте по дороге на работу опять присоединилась к ней и была потрясена: возникло такое ощущение, что весь организм распадается на куски, каждая система, каждый участочек, каждый орган работают сами по себе, отдельно. Разнобой. Разлад. Хаос. Хаос. Хаос. И всеохватывающий леденящий ужас… Я почувствовала, это смерть, и ясно осознала, что желая помочь, могу лишь продлить её страдания. И делать ничего не стала.

Потом в «Тибетской книге мёртвых» нашла описание трёх основных признаков смерти: ощущение тяжести, затем ощущение холода, преходящее в лихорадочный жар, и, наконец, ощущение, что тело разрывается на мельчайшие атомы. Получилось, что два из них я испытала, присоединяясь к маме. Это сильные ощущения, но главное, они были полной неожиданностью для меня, и судя по всему, для мамы. Она их боялась… Прожив их всем своим существом, теперь точно знаю: не ощущения страшны и тяжелы сами по себе, а неготовность к ним, непонимание и непринятие происходящего…

– Моя свекровь тоже умерла неожиданно. Ей стало плохо, отвезли в больницу. Там поставили диагноз инфаркт миокарда. Лечение продвигалось успешно, и через три дня она уже бегала по палате. На четвёртый день в выходной мы все – её муж, дочь, сын и я – договорились собраться у неё. Она после обеда легла отдохнуть. Несколько шумных вдохов… Хрип… И всё... Мы приехали к ней, а врачи говорят: «Два часа как умерла»…

У меня такое чувство, что она не успела ни попрощаться, ни дозаботиться… Ей всегда было важно, чтобы говорили, как она всем нужна. Она всегда ждала подтверждение себя. На самом деле она была женщина щедрая, очень щедрая. Приезжаешь к ней – подарками завалит, едой. Но за этим улавливались два момента: своим поведением она словно хотела сказать, видишь, какая я хорошая, заботливая, я не только своего мужчину кормлю, но и твою семью, в твою семью передаю туесочки с едой. Второй – эту щедрость нужно было признать, подтвердить, чуть ли не сказать:

– Мамочка, да мы без тебя с голода бы померли...

Шутки шутками, но для неё это было важно. Это присутствовало. Я раз смолчу про её заботу, два. Она копит, копит, а потом вывалит на сына:

– Вот, я о вас забочусь, а вы…

Мне она в лицо не говорила, обходила стороной, мы с ней дамы одинаково сильные, а вот сыночка чихвостила.

… Забавная сложилась ситуация, когда сын в течение месяца возил её на машине на дачу. В родительской в семье машина сломалась. Папа занял позицию: машина сломана, ура, ура, свободен от дорогой дачи. И возил её сын. Вот так получилось, что месяц они довольно много времени проводили вдвоём – мать и сын. Общались по дороге, перемыли кости всем… Мой муж потом вспоминал об этом времени с благодарностью, говорил:

– Как хорошо, Господи, что ты дал мне возможность побыть с ней…

Мама курила до последнего. В пепельнице в машине остались окурки. Он взял один бычок, завернул в пакетик и засунул у нас дома в вазочку. А я хожу по дому, что-то не то, что-то не нравится… Короче, нашла этот бычок – по следу. Вытащила, спрашиваю мужа:

– Это что?

– Не трогай, это мамин, – отвечает. – Это память о маме.

Стала ему объяснять, что от этого бычка идёт канал, что он только притягивает так маму, что этого делать не нужно, что я от этого испытываю дискомфорт, и мне это не нравится. Убедила. Выкинула.

Вообще у нас любопытная семейная история: полное повторение в родительской и нашей семье. Мама старше папы на семь лет. Я старше мужа на четыре года. У мамы второй брак. У меня второй брак. Мама с папой познакомились в высшем военном училище – папа был курсантом 5 курса. Мы познакомились в высшем гражданском училище (та же форма, флот), мой будущий муж тоже был курсантом 5 курса. Мама преподаватель, я преподаватель. Единственное различие: у неё в первом браке была дочь, а у меня первый брак бездетный. Через три месяца после того как они поженились, папа переехал к маме – у неё было служебное жилье. И у меня было служебное жилье, мы стали жить у меня. Мы не раз хихикали над такими совпадениями.

Папа, так понимаю, был верен маме. Он обожал её. Хотя у меня всегда было подозрение, что он больше играл, демонстрировал. Это было так:

– В-а, иди мой посуду! – Кричала мама.

В-а тут же бежал мыть посуду.

– В-а, чай принеси, – кричала она с ворчаньем.

В-а тут же нёс чай... Она ругалась, даже могла говорить бранные слова, но это было с любовью. Это была игра на нас. Они до последнего момента нам хвастались, что живут полноценной сексуальной жизнью. Это было для них важно, и они не скрывали. Они вместе гуляли. Устраивали поездки на дачу с ночёвкой вдвоем, вечером жгли романтические костры… У папы всегда была роль ведомого. Все решения принимала мама, она определяла, куда тратить деньги. А папа морской офицер…

– У нас дома не было игры ни для себя, ни для других. Родительский дом для меня – это место, куда я могла явиться любая: уставшая, больная, с проблемами и горестями. Родительское принятие, контакт с землёй – не важно, какое это было время года, когда цвели цветы, было полно ягоды и всякой огородной еды или лежал снег, вызывали чувство полной защищённости, естественности, умиротворения. Смерть мамы для меня оказалась огромной потерей.

За дорогу в поезде мы с дочерью нарыдались. Мы знали, мама умерла: тогда не было мобильников, но я успела позвонить с переговорного пункта. Слёзы текли сами собой. Я слышала тоненькие всхлипывания и завывания дочери о любимой бабушке и не пыталась удержаться… Но какой бы трудной не была ситуация, меня всегда выручает логика. Трезвая логика. Как шахматист, отодвинув эмоции, вспоминаю детали, продумываю все необходимые шаги и их последовательность. Сразу было решено провести похороны через день: на подготовку оставались только сутки. И как только ноги ступили на родную улицу, я уже знала, что нужно делать. Я могла позволить себе чувствовать, но это не мешало на автомате выполнять то, что намечено, просчитано раньше…

Шли первые дни ноября, мы приехали поздно вечером, было холодно, в тот год рано выпал обильный снег. Помню ощущение пустоты во всём теле, когда увидела тёмные окна родительского дома: впервые здесь меня никто не ждал.

В доме оказался брат, одетый он спал на мамином диване, прикрывшись одеялом. Нашла ему постельное бельё, постелила нам… Позвонила его жена, наказала мне приготовить одежду, в которой предстояло забрать тело, договориться с соседями, кто поедет за ней, и многое другое.

Помню, как молча перебирала вещи, которые уже приготовила невестка: колготки, комбинация с кружевами. Как надеть это на мёртвое тело?... Мы всегда были близки с мамой. Она старалась избегать темы смерти, но помню, какое сильное впечатление на неё произвело общение с женой двоюродного брата, а эта семья всегда была очень авторитетной для нас. Родственница открыла антресоли и показала:

– Вот, я уже подумала о себе, позаботилась, целый узел наготовила того, что мне нужно, чтобы и не рылись, и не искали. И ему приготовила…

Прошло совсем немного времени, и мама как-то обмолвилась, что собрала одежду для себя… Я достала то, что приготовила она, нашла самое новое платье, не доставало только обуви… Отчитываться перед кем-либо, объяснять, что делаю, не было сил. Я просто делала. А буквально через несколько дней, думая о дележе наследства, невестка с братом обвинили меня в том, что как только перешагнула порог, тут же бросилась лазить по комоду и шифоньеру проверять, что там есть. Бог им судья…

Была уже ночь, когда пошла постоять на место во дворе, где упала мама. Она очистила весь двор, перекидала сама тяжёлый мокрый снег, упала с лопатой в руках в самом конце, возле огорода. Совсем рядом с этим местом буквально двумя месяцами раньше, споткнувшись о проволоку, – брат заливал цементом дорожки, – я упала с двумя вёдрами горячей воды, которые несла из бани для стирки... Вокруг никого, лишь ночь, снег, звёзды. Я стала разговаривать с мамой вслух, но тогда не почувствовала контакта…

–  У меня, наоборот, с самого начала было такое ощущение, что свекровь в тонком теле находится рядом. Особенно отчётливо я почувствовала это на второй или третий день. Мы приехали к ним на квартиру, я вышла на балкон, а там папа плачет. Он очень сильно переживал смерть жены. Бывало, стоит с нами, разговаривает о чём-то простом, земном, например, о том, что он вчера ел на ужин или что делал вечером: говорим, говорим и вдруг в голос как зарыдает, с хрипами, со слезами. Так вот, он стоит на балконе, рыдает, я подхожу и говорю:

– Она здесь.

– Где? – Спрашивает он.

– Ну, вот же рядом стоит, здесь на балконе.

В углу балкона была ваза с искусственными цветами – большими красными розами, с которыми она много возилась: то в комнате букетом поставит, то в прихожей на полке подвесит, в конце - концов, вынесла их на балкон. Лепесточки на цветах стали колыхаться. Я говорю, а они колышутся сильнее. Говорю, а сама стою и думаю, действительно, как же это может происходить, когда лоджия закрыта со всех сторон и ветра нет, но цветы колышутся…

Потом папа как-то потерял записные книжки. Искал, искал, не мог найти. Даже у нас спрашивал, не знаем ли мы что-нибудь. А через некоторое время свекровь пришла ко мне ночью во сне, мы мило с ней беседовали я, наконец, спрашиваю:

– Мам, а где книжки записные?

– Где - где? В диване… – Отвечает она с такой интонацией, дескать, дура, что ли элементарное не знаешь…

Утром проснулась и говорю мужу:

– Позвони папе, скажи, книжки записные лежат в диване. – Он глаза вытаращил.

– С чего ты взяла? – Я опять:

– Позвони папе, книжки в диване.

Позвонил. Они оказались там…

         Я беседовала с ней мысленно, когда везли открытый гроб от больницы к дому. В дом гроб, как это обычно бывает в городах, не заносили. Всю дорогу ей говорила, что мы любим её, что она замечательная, что скорбим и благодарим за всё, что скоро будет перерождение. Я её всячески подталкивала, говорила, что там будет хорошо… Знаешь, сейчас подумала, может быть, поэтому она и пришла потом ко мне, а не к своим мужчинам… 

– Когда ты заговорила о гробе, открылся канал… Нет, нет мы никого не вызываем, уходи, и канал закрываем…

– Я точно знаю: впечатлительным, чувствительным людям нельзя смотреть на мёртвых. У меня одно время образ её мертвой перекрыл образ её живой, и мне пришлось долго убирать, стирать… Мы и внуку, сыну моему, её мертвую не показывали. Сказали, конечно, что бабушка умерла, но не показывали.

Муж мой рыдал после маминой смерти с полгода. Просто рыдал. Мог проснуться посреди ночи и разрыдаться. А когда я стала говорить, что ты делаешь, ты её этими рыданиями только грузишь, только притягиваешь к нашему физическому миру, он стал рыдать втихаря, прятаться… И её муж плакал в голос, он и при мне не мог сдерживаться. Бывало, я нечаянно наступала на воспоминания, и он начинал рыдать. В какой-то момент, глядя на это, я даже испугалась: может быть, я чёрствая… А вот дочь её не рыдала, как и я.

– Для меня потрясением, как люди реагируют на смерть, было поведение бабушек – соседок. С утра я отправилась по домам, чтобы договориться, кто поедет за телом в морг. Соседка, с которой у мамы были особенно близкие отношения, выслушав меня, расплакалась:

–  -чка, я так люблю О. И. Она моя лучшая подружка. Я не хочу её смерти… Если б кто другой. Не могу ехать за ней...

Обошла несколько дворов и везде слышала одно и то же. Соседки наотрез отказывались, они словно не хотели прикасаться к смерти, не хотели принимать её, а ведь им уже впору было задуматься о себе… Всё же одна согласилась, потом она же нашла другую.

Началась суета подготовки – закупки, состыковки. И как обычно, сколько людей – столько и мнений. Но я руководствовалась тем, что, на мой взгляд, приняла бы мама…

 В третьем часу привезли тело. В доме её встречали только мы с дочерью. Опять было такое чувство, что больше никто не решается, проще быть рядом, на улице… Нарыдались. Посидели у гроба, но скорее это была дань традиции: так положено, чтобы кто-то из близких был рядом… Подходили и подходили люди, мне всё чаще приходилось выходить, согласовывать какие-то детали предстоящего: материальное наступало. Наконец к вечеру все один за другим стали уходить, дом пустел… Никогда не забуду фразу невестки:

– -к устал, нам нужно домой. Ему нужно отдохнуть перед похоронами.

Я молча глянула в окно: спускались сумерки. А я так надеялась на старшего брата, что он останется с матерью, что за долгие годы мы, наконец, поговорим начистоту… Он сбегал от мёртвого тела… И дочь засобиралась ночевать к подружке. В маленьком холодном доме с мёртвым телом среди заснеженного пространства огорода и безлюдной улицы меня бросали одну. Непроизвольно, где-то на периферии сознания вспомнились повести Н.В. Гоголя. Но я точно знала, мне нужно быть рядом с матерью. Единственное, о чём беспокоилась тогда – о тёплом комфортном ночлеге для семидесятичетырехлетней тётки, маминой двоюродной сестры, которая приехала рано утром и устала после дороги. Но она наотрез отказалась ехать к кому бы то ни было, как я её не уговаривала. Тётка была единственным человеком, который никуда не сбегал. Я очень благодарна ей за это. Ты сказала, что вы не стали двенадцатилетнему мальчику показывать мёртвую бабушку. А я сама попросила дочь, которой тогда ещё не исполнилось четырнадцать, остаться дома. Я верила, что она может помочь мне и своей бабушке. И дочь осталась.

… Когда я была маленькой, бывая со взрослыми на похоронах, слышала, что с телом ночью остаются бабушки соседки, они всю ночь не спят, сидят, разговаривают, и они знают, что нужно делать… Теперь можно лишь сожалеть об утраченных традициях. Мне не на кого было полагаться. Мой отец умер пятнадцатью годами раньше в разгар знойного лета. Его тело тоже после морга последний раз ночевало дома вместе с нами. Но мы были тогда с мамой. Все двери в доме, включая коридор, были открыты. Тогда я была на вторых ролях. И тогда мы как материалисты больше были озадачены тем, как в жуткую жару сохранить тело.

… Хотелось спать, да и тётка готова была улечься, но я решила посидеть как можно дольше. Я чувствовала, что маме нужна помощь, а это наша последняя ночь. Тётка же отказалась ложиться без нас. Она устроилась в кресле, стоящем в уголке комнаты, укрылась пледом и задремала.

Я не знала, с чего начать, и решила, начать с того, что есть. Достала «Тибетскую книгу мёртвых», которую прихватила из города, и стала читать наставление умершему. Текст в книге довольно мудрёный, ведь это совсем другая культура. И я больше не читала, а пересказывала книгу простыми словами, хотя и мне понятно было не всё. Но я верила, несмотря на то, что мама выросла и жила в период торжества тотального атеизма, она готова слушать меня. Как-то было, она обмолвилась, что в детстве слышала о деревенских ведьмах, о всяких мистических чудесах. Примерно за год до смерти, так получилось, я привезла книгу Раймонда А. Муди «Жизнь после смерти». Она её прочитала, видимо, рассказала соседкам, и книга стала кочевать по рукам. Наверняка бабушки обсуждали прочитанное. В мой последний приезд осенью, она рассказывала, что видела какой-то белый свет в комнате и что-то похожее на проезжающую в нём карету. А соседка, по её словам, видела большой светящийся шар, который скользил по шторам. Она не испугалась и руками пересадила этот шар со штор в какое-то другое по её разумению более безопасное место… Наверное, тонкий мир уже проявлялся перед ними…

 Я говорила о переходах, о том, что в момент смерти она уже видела Чистый Свет Реальности, но не смогла остаться в нём, что наступила смерть, и смерть приходит ко всем, что не нужно привязываться к этой жизни ни из любви к ней, ни из слабости, что даже если слабость вынуждает цепляться за жизнь, из этого ничего не выйдет – не хватит сил. И когда я заговорила о страхе и ужасе, который мог охватить её в момент перехода, ленты на венке у изголовья стали сильно трепетать, а потом раздался отчётливый звон хрустальных фужеров в серванте…

Я решила, что попала, нашла самое важное для неё. Действительно, при жизни у мамы было много страхов: пряталась в доме во время грозы, выключала все электрические приборы, антенну телевизора. Однажды поздним летом в доме я услышала её дикий вопль. Глянула в окно – убегает с огорода. Говорит, там змеи, под лопатой видела. Думаю, какие змеи. Взяла лопату, стала копать. А это оказывается вьюны, они действительно похожи на змей. Было это после наводнения, тогда на какое-то время вода залила весь огород. Но вода ушла, а они оказались в ловушке и стали закапываться в ил в бороздах. Короче, накопала я их в ведро с водой, и понесли мы с маленькой дочкой их в ближайшее болото… А ещё она очень была привязана к дому. Отец сам построил дом. Они редко уезжали, а если где и бывали в гостях, мама всегда поскорей стремилась назад. 

И тогда я стала рассказывать всё, что знала о смерти: о тонком теле, о сепарации – отделении тонкого тела от физического. Включилась дочь. Она тоже стала говорить вслух, задавать простые вопросы, проясняющие то, что  могло быть непонятно маме, разговаривать с ней. Помню, говорила, что её  сознание сейчас в тонком теле, которое может сохранять форму физического тела. Но, находясь в тонком теле, не увидишь себя в зеркале, оно не отбрасывает тень, но зато можно перемещаться как угодно и на какие угодно расстояния. Я предлагала ей поэкспериментировать, например, пройти прямо сейчас через стену, слетать в гости в далекий – далекий южный город к своей старшей сестре. Я объясняла, что в других мирах её будут встречать дорогие и близкие люди, наверняка среди них будут родители, и они помогут ей, позаботятся. Пройдёт время, и она будет также встречать нас…

В жизни мы все имеем возможность избавиться от пороков, чтобы потом подняться в верхние миры, или погрязаем в низменном, а потом застреваем в нижних мирах. И если существует чистилище, то оно существует на Земле. Мы все проходим чистилище жизнью. Я говорила, что она очень чистый, очень светлый человек – вся её жизнь, отношение людей к ней тому подтверждение. И я очень хочу, чтобы она поднялась как можно выше, она достойна этого.

В книге мёртвых сказано, что по истечении трёх дней появляются видения – образы мыслей, которые у человека были при жизни, они безвредны, их не нужно бояться. И появляется тусклый свет нижнего мира. Чтобы она не обращала на него внимание, я как заклинание всё время повторяла, что ей нужно идти на яркий свет, который она уже видела в момент смерти, идти только на яркий свет и раствориться в нём

Но я совсем забыла тогда о звуке, громком звуке Реальности, раздающемся в момент смерти и появления Чистого Света, Чистой Истины, который «Тибетская книга мёртвых» уподобляет раскатам тысячи громов. Это то, что есть истинная сущность человека и естественный звук Реальности, звук подлинного «Я». Ах, как жаль, что я о нём забыла. Ведь, вероятно, именно этого звука она так испугалась…

На наши голоса проснулась тётка. Я пояснила, мы разговариваем с мамой. Проскользнула фраза: «Она всё слышит». И тут появился блик света. Он проскользил по перекладинам табуреток, на которых стоял гроб. Дочь к этому времени отошла и села на диван. Она что-то сказала, и блик побежал по полу к дивану. Тётка иронично заметила, это просто отблеск свечи. Я возразила, как же он может быть от свечи, если перемещается по всей комнате, опускается под гроб, а пламя свечи ничего не колышет… Потом мы с дочерью стали читать православные молитвы… Блик появлялся и исчезал несколько раз.

Ближе к полночи я умыла маму, прикрыла лицо, словно уложила спать. Намеренно не стала ждать двенадцати, чтобы не искушать судьбу. Закрыла двери в комнату, и мы легли спать сами в другой комнате. Было такое ощущение, что в тонком теле мама переместилась к нам в комнату, но чтобы не пугать нас, жмётся в стену. Научилась…  Я смогла заснуть, но спала мало, часов с пяти лежала ждала рассвета.

Утром не знала, как поступить: сразу идти к телу или нет… Но физиология, есть физиология, и я пошла на улицу в туалет. Одеваясь, рукавом слегка задела дверь в комнату, и она приоткрылась, словно приглашая войти, словно меня там ждут… Разбудила дочь и сводила её на улицу, и мы вместе вошли к маме. Свеча у изголовья погасла. Я открыла лицо. Дочь прочитала «Отче наш». И я снова стала разговаривать с мамой, а дочь помогать мне. Я говорила о том, какой чистый был закат, и какой ясный наступил рассвет: они как отражение её жизни – простой, честной, светлой. Я говорила, что её все любят, но ей пора подниматься. Подниматься как можно выше, уходить от видений, подниматься к яркому свету… 

Пока тётка и дочь завтракали и грелись на летней кухне, у меня появилась последняя возможность побыть с мамой один на один. Наконец я смогла произнести то, что не говорила никогда: я впервые ей сказала спасибо за то, что она спокойно приняла моё известие о беременности, никогда не упрекнула ни словом, ни взглядом, ни жестом. Наоборот, предупредила:

– Не вздумай ничего делать.

И хотя ко времени разговора решение я уже приняла, её поддержка была для меня крайне важна. Я родила одна, без мужа… Я совершенно искренне поблагодарила её за поддержку и помощь в воспитании дочери. Первый раз в жизни я вслух сказала, что её люблю. Сказала, что её любит внучка, для которой она была и бабушкой, и подружкой, а порой, когда меня долго не было, заменяла маму…

И только когда всё важное было произнесено, стали приходить родственники, знакомые, соседи. Опять началась текучка, суета… Одна из маминых коллег принесла хризантемы, выращенные в своём саду, она успела выкопать и перенести их в дом до снега, и положила букет прямо в гроб. Дом наполнился ядрёным запахом живых цветов… Невестка стала возражать, дескать, зачем в гроб, нужно положить рядом. Помню, как готова была взорваться: какая разница, куда положить, не это важно, важно, что это жест от чистого сердца. И подумала, как хорошо, что утром, пока никого не было, мы сделали всё, что хотели: дочь положила в гроб фенечку, которую когда-то сплела для бабушки, я положила иконку, расчёску, кажется, ещё носовой платочек. Мы действовали так, как подсказывало сердце… И тогда я осознала, как всё же хорошо, что никто больше не остался с телом, какой это подарок для меня и, судя по всему, для мамы. И как обокрал себя брат… Вспомнила, что забыла утром умыть маму, как мне об этом говорили, но не стала винить себя, знала, что мама меня простит, мы успели с ней куда как более значимое и важное…

Старалась больше не рыдать, а принять то, что есть, спокойно. Я ведь сама убеждала её, что смерть – это естественный процесс. Старалась больше не рвать душу ни себе, ни ей... И всё же остался трепет к мёртвому телу. Я несколько раз прикасалась, когда нужно было укрывать, умывать, что-то класть. Я поднимала, немного поворачивала тело. Оно было непривычно холодным, тяжёлым, но не как камень, хотя и застыло, пожалуй, по ощущениям его можно сравнить с очень застывшим странным студнем…

Когда приехали на кладбище, с неба слетело несколько снежинок. Я, одетая в дубленку, увидела маму, лежащую в одном платье, и всем моим существом завладел такой протест, изнутри раздался вопль: «Ей же холодно!» И тут же поняла – она мёртвая… По инерции я относилась к ней как к живой. Я всё ещё не приняла смерть… И чтобы не рыдать, всё чаще стала поднимать глаза вверх, к небу. Оно было высоким, чистым, синим, безоблачным, солнечным. Небо как небо, каким бывает часто. Но я словно обращала лицо к другому миру, и при этом находилась в реальности…

И ещё один трепетный момент был впереди: процедура прощания перед тем, как закроют гроб… Я не знала, как это сделать, не знала, как целовать. Лукавить не стала: молча подошла первая и просто прикоснулась щекой ко лбу, в ответ ощутила холод, и заметила, как в этот момент закрыла глаза. Потом подходили другие. Когда подошла невестка, раздался громкий чмок… Это уже не злило, не раздражало, было просто жаль человека, который изо всех сил всю жизнь только и занимается тем, что демонстрирует, какая она хорошая, как она всё делает правильно…

 – У меня со свекровью самый сильный момент был после похорон. Трудно точно сказать, сколько времени прошло, насколько помню, сорок дней еще не наступило.

Я очнулась ночью от ощущения, что во сне несколько минут не могла дышать. Резко включилась, села, и несколько минут пыталась вдохнуть, но получались только судорожные глотания воздуха с хрипами. Ещё я перепугалась от мысли, что несколько минут была мёртвая. Потом с перепуга громко захватила воздух всем ртом, и немного успокоившись, наконец, стала нормально дышать. Это были яркие физические ощущения. Очень яркие, очень отчётливые: сердце выдавили, душу выдавили. У меня такое чувство было, что меня убили, и я некоторое время не дышала.

– Это была мысль, образ?

– Нет, именно ощущения. Я точно знала: я была выдавлена из тела, тело мёртвое лежало несколько минут. Было такое чувство, что она пришла и выдавила душу… Не знаю – как. Может быть, как если бы пришла и сказала: «Я буду жить в твоем теле».

Почему смогла себя вернуть? У меня такое чувство, что когда она меня выдавила, и я была во вне, я кричала: «Мне есть ради кого жить! Не пущу! Не отдам!». Не было картинки, что она стоит, и говорит: «Отдай тело, я буду в нём жить». Это было знание. Это точно была она. Был страх, что я могла умереть. Было ощущение победы. И не было на неё обиды: «Ах ты, зараза, скотина, приходила, чтобы убить меня»... Такое чувство, что сначала она вложила знание. Она лишь хотела быть со рядом своими мужчинами – мужем и сыном.

– Ты некоторое время была без души?

– Да, во сне некоторое время я была без души, и она стала заполнять, заходить в тело…

– Как ты чувствовала, что она заполняет?

– Меня не стало, я не дышала. Было мощное давление в груди – сердце выдавили, душу выдавили. И это длилось больше четырёх минут, минут десять. Такое ощущение, что душа была рядом, она стала возвращаться домой, а тут её выдавливают... У меня стойкое знание: она уходила в последний момент с мыслью, что ещё не в полной мере позаботилась о своих мальчиках, не всё сделала. Для неё муж и сын мальчики. У неё есть ещё дочь, но у меня нет знания о дочери. Было такое ощущение, что она просто хотела тело занять: мою душу выгнать, а сама войти. Поменяться как бы. Я ей прямо кричала: «Мне есть ради кого жить! У меня помимо твоих мужчин собственный сын!» Такое чувство, что я победила своей правдой. Моя правда оказалась весомей, чем её.

… Потом она ещё раз приходила. Было ощущение, что она просто рядом как веянье, как образ. Это как последняя разведка: «А хороша ли ты для моих мужчин?»…

Интересный момент: для папы дети не значат ничего, а для неё дети очень важны. Она нередко говорила:

– Сначала папу люблю, потом детей.

Она была мамка. Заботливая мамка. Мамка и для своего мужа. Им было хорошо вдвоём. Нам с мужем тоже хорошо вдвоём. Она по натуре идеалистка: жила по принципу, или всё или ничего… Меня всё время не оставляет впечатление, что она придумала красивую сказку про любовь, поверила в эту сказку, и заставила поверить мужа. Все праздники они проводили только в семье, единственная опора в жизни – семья, никаких друзей. Общение – только с родственниками. Вот уж когда всё обо всех известно, каждое действие, каждое слово. Со временем она отвадила всех друзей мужа. А её единственная подруга – старшая дочь. Все разговоры о мещанском счастье: к какому празднику что купили и за какую сумму. Последние годы они были только вдвоем. Она весь мир мужу перекрыла собой. Он не наслаждался жизнью, а подыгрывал и терпел.

Но нужно отдать должное: когда у папы случился инфаркт, это она его выходила. Она кормила его, делала инъекции. При этом, правда, не бросила курить, хотя для него это было вредно… Она женщина абсолютно не злобная. Мне было спокойно и комфортно в их семье. Она мне в лицо не говорила гадости, но и не лебезила. Хотя могла фыркнуть.

… После смерти её муж расставил на столе фотографии, свечу рядом зажёг. Получилось что-то вроде алтаря. А потом, через сорок дней фотографии перенёс под стекло в книжный шкаф – все полки были заставлены. Я это назвала – музей. Наверное, прошёл год – и резко всё убрал.

Когда мама умерла, первое, что он сделал – купил ноутбук, несколько дорогих телефонов, плоский телевизор с огромным экраном – всё, что хотел, о чём мечтал, а она находила другое вложение денег. И скоро у него появилась женщина. Получилось, год пострадал, а через год у него началась другая жизнь. В гости он нас не приглашает, стал совсем чужим. Из разговоров с сыном по телефону чувствуется, что единственное, чего он хочет, чтобы его никто не трогал. Его понесло из крайности в крайность.

– Я знаю, что когда мама умерла, я сделала для неё всё, на что тогда была способна. Я делала для неё и ориентировалась на неё. После смерти она никогда не приходила ко мне. Да и во снах помню лишь раз.

При прощании у меня было чувство, что для мамы всё складывается благоприятным образом, память о ней остается лёгкая и добрая. На поминки после погребения пришло человек семьдесят – соседи, сослуживцы, родственники. На следующий день после посещения кладбища мы все обедали дома, атмосфера была похожа на то, что бывает на празднике: все родственники собрались вместе, шли обычные житейские разговоры, много вспоминали, говорили добрые слова про маму. И я была уверена, и на девять дней все соберутся, всё будет достойно и спокойно.

Дочь выдавала сплошные перлы. По дороге с кладбища изрекла:

         – Нас мало осталось, надо, чтобы было больше.

И позже:

– Печаль – это хуже чем смерть, она убивает жизнь. Смех – искра жизни.

А о себе добавила:

– Я хочу всё, потому у меня и зуд. Я хочу и в космос полететь, и карате позаниматься, и уроки в начальном классе провести. А так зацикливаются на одной профессии и становятся скучными взрослыми.

Мы с дочерью остались в родительском доме на школьные каникулы. У меня сложилось впечатление, что мама не собиралась умирать, не почувствовала приближение смерти: в коридоре в тумбочке для продуктов я нашла кастрюльку с тыквенной кашей, борщ с мясом, немного маслица в маслёнке. Гипертоник, она просто перетрудилась.

Брат всё возмущался, как мать плохо питалась. Да, в трудные девяностые она могла банку тушёнки растянуть на три супчика… Однажды приехала, а у неё лампочка в комнате не горит, сидит возле  настольной. Спрашиваю, почему? Говорит, нет денег. У меня тоже тогда зарплата была впритык и выдавали её с задержками. Но что могла, делала, хотя бы необходимое, как тогда: купила лампочек, мыла, стирального порошка, шампунь, конечно, продуктов… Потом стало немного легче. И последние годы ей всего вполне хватало, особенно если учесть, что у стариков потребность в еде меньше. А вот дополнительно прокормить на пенсию сына и подрастающего внука, когда они приходили, чтобы позаниматься своими делами – машиной, которую держали у матери, строительством гаража, она не могла. А брат не понимал этого… В спальне в своей коробке с игрушками дочь нашла новенькие носочки – бабушкин подарок. Она ждала внучку, готовилась.

Время до девяти дней я посвятила доделыванию маминых дел. Молочница тихонько в толпе шепнула, что есть долги за молоко – оплатила. Нашла в кладовке постельное бельё – наносила и нагрела воды, постирала. Почистила посуду. Удивилась, что она пользовалась специальным средством для мытья посуды «Золушка», у меня таких средств тогда ещё не было. Я научилась у неё.

… Пятнадцатью годами раньше я была в гостях у тётки в Н-ке. Когда вечером вернулась домой, она спросила меня:

– Ты папу давно видела?

– Недавно, – отвечаю. – Была дома в прошлые выходные.

Чуть помолчав, тётка добавила:

– Папа умер.

– Чей папа? – Поинтересовалась я.

Я не могла понять, что речь шла о моем отце, что пока меня не было, ей позвонили и сообщили. Для меня это было просто невозможно… И всё же я сумела принять его смерть. Через год я даже могла позволить себе вслух произнести крамольные слова:

–  Он умер вовремя для себя (тогда начиналась перестройка). Он не смог бы понять то, что происходит в стране, которую защищал на фронте, рискуя жизнью…

С маминой смертью было сложней… Я периодически вспоминала её слова, адресованные племяннице, которая раз за разом вызывала скорую для своего отца. Его увозили в больницу, ставили капельницу, делали уколы, а через несколько дней приступ повторялся.

 – Не мучайте его больше. Дайте ему спокойно умереть.

Это было честно… И я всё же нашла в себе силы не стенать, не жаловаться, как бы ни велика была утрата, смириться и принять…

Мои родители умерли неожиданно и довольно быстро. Когда уход сопровождается болезнями, очень трудно определить грань, где кончается борьба за жизнь и где начинается мучение жизнью. Я всякий раз задаю себе вопрос, что руководит людьми, когда они отправляют своих родственников в больницу: желание использовать возможности современной медицины, чтобы помочь, или куда как более глубоко спрятанное чувство страха перед смертью как неизведанным. А может быть, ими движет чувство брезгливости к больному немощному телу? 

… Один знакомый так рассказывал о последнем дне своего деда. Он тогда был маленьким, возился во дворе. Бежит, а навстречу дед идёт.

– Не крутись под ногами, – говорит. – Я помирать пошёл.

Вошёл в дом. Лёг на лавку. И умер.

… Когда придёт мой час, я бы тоже хотела перейти так. Не в больнице под капельницей, не сбитой на дороге машиной или где- либо ещё. А в сознании на собственной кровати. Как это было раньше.

 

4 ноября – 31 декабря 2009

 

ПОСЛЕСЛОВИЕ      

 

         Когда текст вчерне был написан, как обычно я стала договариваться о встречах, чтобы те, о ком идёт речь, прочитали, проверили. С одной из собеседниц встреча состоялась сразу, со второй встретиться не удалось: утром в назначенный день сын проснулся с высокой температурой. У него не было никаких симптомов простудных заболеваний – ни ангины, ни насморка. Он просто лежал в кровати с температурой 39,5, и встревоженная мать постоянно находилась рядом и даже спала рядом. Через сутки температура пришла в норму, а в воскресенье он уже был здоров и спокойно гулял на улице.

         Мы перенесли встречу на будущий четверг. Буквально за несколько минут до назначенного времени она позвонила и сообщила, что чувствует себя плохо и уходит с работы. Ещё с вечера почувствовала себя неважно, но надеялась, утром расходится, но не тут-то было: жар, слабость, капризность, в голове туман. Температура 37 продержалась несколько дней. Температура невысокая, но продуктивный интеллектуальный труд при этом был невозможен.

         Тогда-то мы и задумались: не бывает случайных совпадений… Для поминовения усопшей, к чьей жизни мы прикоснулись, я предложила заказать церковную службу. Невестка оказалась некрещёной, договорились, что в храм зайду я. В церкви добросовестная бабушка (спасибо тебе, милая), прежде чем сделать запись на листочке, стала просматривать какую-то книгу, а потом сообщила, что названное мной имя усопшей не является православным. И поинтересовалась, какое имя ей дали при крещении… Пришлось призадуматься ещё крепче: никто из близких не помнил её православного имени (и было ли оно???), а значит путь помощи и поддержки со стороны официальной церкви был закрыт…

            Мы договорились о третьей встрече, но когда собеседница готова была отправиться в путь, у меня возник срочный рабочий вопрос, а пока я его утрясала, её тоже загрузили срочными делами… Встреча состоялась лишь с четвертого раза в присутствии ещё одного специально приглашённого человека… Можно лишь предполагать, чем вызвана неожиданно появлявшаяся симптоматика, почему события выстраивались именно так. Пока осмелюсь констатировать лишь одно: мы в полной мере почувствовали на себе не только близкое присутствие, но и влияние усопшей.

         … Умная, сильная, с колоссальным запасом энергии, изобретательная Сталина, ты не была готова к смерти, ты очень беспокоилась о своих мальчиках и хотела остаться с ними. И самые близкие мужчины очень горевали по тебе, притягивая тонкое тело к физическому миру…

Ты перехитрила попа, который отпевал тебя на кладбище, делая это формально, без всякого участия, к тому же обращаясь к тебе светским именем. Ты предприняла попытку вселиться в чужое тело, чтобы остаться в физическом мире. Но из этого ничего не получилось. С момента, когда твоя душа покинула тело, миновал год и пять месяцев. Твой муж живёт с другой женщиной, сын занят своей семьей и работой. А твоя душа застряла между мирами. У тебя нет пути назад – только подселиться в живущего или стать привидением. Когда я пишу, ты ещё не поднялась вверх, туда, где живут души: ты не приняла помощь православного эгрегора, и растратила много собственной энергии. Я искренне благодарна тебе за науку для нас, живущих...

         Люди, дорогие, смерть – это часть жизни. Это жизнь, но другая. Научитесь принимать свою смертность. Научитесь не прятаться от смерти, от больных родственников и знакомых, от мёртвых тел, а относиться по человечески к умирающим и усопшим! Помяните их не рюмкой водки на могилке, а добрым искренним словом, содержащим светлую энергию для их подъёма в иные миры и жизни в других измерениях. Сделайте это прямо сейчас. И помяните добрым словом Сталину, душа которой проходит свой урок. И ты Сталина, если готова, прими нашу помощь.

 

10 февраля 2010

 

 

 

 

 

 

ЭПИЗОДЫ

 

ИРРИАЛЬНОЕ В РЕАЛЬНОМ ИЛИ РЕАЛЬНОЕ В ИРРИАЛЬНОМ

 

В своё время мне нравилось бывать в этом православном монастыре. Он основан подальше от города, на острове, куда нужно добираться специально. В отличие от города жизнь здесь неспешна и размерена, а вместе с отрешённостью от суетности мегаполиса явственнее и различимее чувствуется нечто более значимое, более важное как приобщённость к подлинным, истинным законам мироздания… Здесь мироточили иконы святого, чьё имя он носит, и монахи спокойно говорили об этом, показывая следы.

При беседе с первым же из них сразу поразило, что он просил прощения всякий раз, начиная и завершая разговор. Казалось бы, за что, ведь никогда раньше не встречались, не знали друг друга. И только спустя время пришло понимание: вероятно, он имел в виду возможные другие, куда как более ранние встречи, связанные с иными жизнями, о которых мы забыли, и о чём в христианстве обычно не упоминается. Монах, что несёт послушничество в иконной лавке, отличается особой проницательностью: он постоянно разговаривает с прихожанами, и порой кажется, ни с того ни с сего заводит разговор на какую-то тему. А потом понимаешь, это то самое, животрепещущее, что нужно решить, но было не совсем понятно – как, с какой стороны подступиться, а он дал подсказку. От другого совсем молодого, почти юного монаха, что однажды проводил таинство крещения девушки студентки, когда мы специально приезжали с ней среди зимы, лучится какая-то внутренняя кротость из почти ангельской внешности. Настоятель монастыря может беседовать с прихожанами на такие темы, что оторопь берёт. Так однажды привёл факт чудесного зачатия по вере деве Марии и чудесного воскрешения не просто убитого человека, а расчленённого на части, что, как он говорил, произошло буквально несколько лет назад, и даже город заморский называл… Кто слышал от православных священников свидетельства воскрешения, кроме тех, что являл миру сам Христос тысячи лет назад?

С гостем, преодолевшем тысячи километров, воскресным летним утром мы отправились именно в этот монастырь. Для своего духовного развития он выбрал не православный путь, но принадлежал к одной из ветвей христианства, был воцерквлён, больше того, возглавлял группу обеспечения безопасности в своём приходе…

Когда закончилась утренняя служба, зал стали готовить к таинству крещения. Спешить нам было некуда, и мы решили остаться. Желающих покреститься было немало: и дети, и молодёжь, и взрослые – все они были очень разными и, видимо, разные мотивы привели их к такому решению. Перед священником они образовали целый ряд. Среди всех выделялась маленькая девочка лет трёх. С самого начала она вела себя беспокойно, а потом и вовсе расплакалась, и мать была вынуждена взять её на руки. Плач отвлекал всех и мешал священнику. Мать старалась, как могла, успокоить ребёнка: уговаривала её, качала, девочка то на несколько минут затихала, то с новой силой начинала плакать и кричать. И чем дальше, тем всё чаще и чаще просто заливалась отчаянным криком. В какой-то момент службы ручками стала закрывать уши, потом тельце согнуло в дугу, и мать едва удерживала её на руках. Женщина отошла в строну и с ребёнком на руках стала ходить по залу… Девочка выглядела нарядной: на ней было красивое пышное капроновое платье, хорошенькие босоножечки, бантик. Чувствовалось, родители готовились к этому дню, как понимают заботу, заботятся о ребёнке. И, вероятно, что-то подтолкнуло их привести малышку крестить…

Таинство длилось долго – больше часа. Мы стали обмениваться репликами. 

– Бедная мать, представляю, как она измучилась: девочка уже крупненькая, поноси её столько времени на руках. И ведь не похоже, чтобы крещение давало ребенку успокоение…– Взыграло во мне материнское.

– Да, такое чувство, что просто мучают душу ребёнка, и всё, – откликнулся мой гость.

А когда на неё, наконец, надели крестик, девочка уцепилась за верёвку, пытаясь содрать с себя крест… 

– А ведь у ребёнка одержатель… – Пронеслось как озарение. – Откуда, такая кроха, она не могла ещё совершить ничего дурного. Тяжёлая болезнь? Операция? Сильный испуг? Или ребёнок почему-то платит за ошибки своего рода? А может быть, родителям таким путём нужно понять что-то очень важное для себя? И кто в состоянии помочь им, ведь таких людей очень мало. Я знаю человека, но он теперь в другом городе, да и справится ли они с таким случаем…

– В церкви таких людей всегда называли одержимыми бесами. И это было дело священников изгонять бесов. Только священников, наделённых такой силой духа мало, а получивших право на подобную работу, ещё меньше. Нам повезло, у нас есть свой батюшка, он иногда приезжает в наш город. Я был на двух таких таинствах. Действие не для слабонервных. Как службу безопасности нас сразу предупредили: наша задача удержать человека, чтобы он всё время оставался в зале, не убежал и не причинил вред другим… Как их бедных колбасит: то начинают кричать не своим голосом, ну, совсем другим, то тело ломает. Столько силы откуда-то берётся: один мужик нас четверых отшвыривал, летали по всему залу, кое-как вшестером удержали… Батюшка «квартирантов» не боится, с ними не церемонится, читает, читает молитву, потом как закричит:

– Изыди!

Крепкий батюшка.

… Когда покидали монастырь, невольно вспомнилась инквизиция, охота за ведьмами: так вот она, реальная подоплёка, когда воинствующие церковники уничтожали и одержимых, и колдовавших, и совершенно невинных… И ещё долго меня будоражила эта ситуация реальной встречи с ирриальным…

 

20 мая 2011

ИЕШУ

 

– По винтовой лестнице Саша поднимался первым, и я непроизвольно обратила внимание на его походку. «Что же это такое: не идёт, а подставляет под себя ноги, как каменный гость – тяжело, грузно, преодолевая ступени. – Удивилась я. – Не поднимается, а взбирается…». Я видела, что он существенно прибавил в весе, стал заметно больше, даже толстым, наверняка больше ста кг. Взгляд проскользил по туловищу, плечам, голове, и возникло впечатление, что над телом что-то висит… Буквально оторопь взяла: как мог человек за столь короткое время – два-три месяца – так сильно измениться…

Почувствовав неладное и не зная, верить или не верить своим глазам и ощущениям, она стала искать тех, кто занимается специальными практиками. Скоро услышала: приворот в самой его жёсткой форме – мумия. То есть всё тело спёленато заговором как лентами, перекрыты все чакры, а это полное подавление собственной воли. Кто-то поработал со знанием дела. Увиденное и прочувствованное потрясло: да, он нравился ей и у них были свои романтические приключения, ей даже порой казалось, что они подходят друг другу. Но ещё больше не давало покоя чувство несправедливости. «Как можно так манипулировать человеком, как это подло, грязно, мерзко… Дамочка явно не выбирает средства: заказала, оплатила. И вот он – альфа самец с полным джентельменски набором: коттеджем и квартирой, хорошей машиной, своими организаторскими способностями. – Крутилось и крутилось в голове. – Как несправедлив мир, как могут люди поступать так бесчестно…». Эмоции захватывали, не давали спать, но ещё очень, очень хотелось разобраться в происходящем… «Ну, почему так – только понравился человек: и доброта в нём есть, и интеллигентность, и дело своё – такая мерзость возникла на пути… Что делать, бороться: позвонить, встретиться с ним, объяснить ему всё, его сестре или точно так же, как та – заказать, чтобы с него всё сняли… Ну, почему, ей можно, а мне… Почему она обращается с ним как с вещью…».

И нужно было искать способы, как уравновесить себя, чтобы сгоряча не наделать глупостей… Где-то в книгах она читала, что есть такая медитация – на форму, и этой формой может быть портрет любого святого, аватара. Только как медитировать – не описывали… Делать нечего. Достала большой старый календарь с изображением лика Христа с плащаницы, накрыла им телевизор, как раз удобно сидеть на полу – на уровне глаз. Ребёнок пытался протестовать, чтобы посмотреть телевизор, нужно поднимать календарь. А что там интересного по тому телевизору, без него спокойней… Сидела. Смотрела. По несколько раз: утром, днём, вечером. Когда сколько получалось – пятнадцать, двадцать минут, тридцать. Каждый раз в облике что-то менялось – то ли от освещённости, то ли ещё от чего-то. То лик представал тёмным, страдающим, выглядывающим как из тени, то, наоборот, утончённым, светлым… Скоро стала чувствовать его – Христа – энергию: очень тонкую, лёгкую, разряженную, действительно как неземную…

Вообще к Христу у неё было странное отношение, которое заметила за собой давно и которое опасалась ворошить. Прежде всего, она относилась к нему как к реальной исторической личности, значимой, неординарной. И это не вызывало никаких сомнений. Даже читала жизнеописание – то, что воссоздали Эдуард Шюре и Эрнест Ренан. Но это лишь публичная часть отношений. Куда эмоционально сложней откликались встречи с ним в церкви, на иконах, где он преставал в ореоле почитания. А особенно всякие изображения мученических страданий на кресте, пред которыми сердобольные старушки били поклоны, прикладывались к ногам, к лику… Она никак не могла принять его в качестве отчуждённого от людей Бога, каким представал он в церкви, которому нужно молиться, лобызать чресла и у которого принято что-то выпрашивать. Для неё в этом была какая-то неправильность, собственное уничижение. Так словно заставляли менять формат чувств к самому Иисусу – делать их мелкими, подобострастными, поднимающимися снизу, из позиции просителя, никчемной ущербной твари.

Креститься она решила сама в сознательном возрасте, но в церковь старалась приходить, когда там было как можно меньше народа. Стояла рядом с иконами, наблюдала за собой, какие чувства возникают, какие энергии поднимаются, какие идут от икон и росписей... Ей неловко было признаться даже себе, но глядя на икону с его ликом, прежде всего, она видела в нём… мужчину. И относилась к нему как к мужчине… Да, познавшему нечто большее, но потому притягательному и интригующему…

– И однажды дома после созерцания лика я решилась: позволила отпустить в себе то ли фантазию, то ли энергию, то ли чувства, что дремали уже давно, и дать произойти тому, что готово было произойти… Сначала я увидела его как в некотором отдалении, на высоте, как если бы границы комнаты раздвинулись, и стены перестали существовать. Он был рядом. В простом облачении, кажется, босой, с посохом как пастух. К нему можно было подойти. Я решилась и пошла… Ничего не хотелось спрашивать, ни о чём просить. Было тонкое чувство нежности, мягкой, спокойной, светлой любви. И ещё руки поднимались сами собой, очень хотелось дотронуться до его волос. Я осмелилась и дотронулась, стала гладить его волосы, ощущая пальцами… О, какие это волосы, ничего подобного я никогда не ощущала в этой жизни... Довольно тонкие, шелковистые, скользящие. По ощущениям я догадалась, они умощены маслом, и даже поняла, зачем они такие: очень жарко, всюду палящее солнце, масло защищает от высыхания волосы, кожу… Он тоже молчал – не наставлял, не поучал. Он давал мне возможность выразить себя…

Потом в церкви, где его почитали как Бога и молились ему, она смотрела на его лик на иконе, помня об их тайне… У них были свои отношения, и она боялась кому-либо сказать о них: могут посчитать это кощунством. Но и не могла отказаться от своих отношений с Иешу – именно так, Иешу, не Иисусом, не Христом! Хотя он не назвал своё имя, она знала, его зовут именно так – Иешу! Разрушить этот глубоко личный контакт – было бы предательством его и себя…

Скоро ещё недавно так мучавшее чувство несправедливости чьего-то поступка по отношению к Саше ушло в тень, стало казаться мелким. «Значит ему это зачем-то нужно», – смирилась она. Да, все несовершенства реального мира словно теряли смысл, когда она обращалась к  Его образу, терялись в контексте вечности… Как-то под вечер после сосредоточенности на лике захотела посмотреть на живое пламя, зажгла свечу и села…

– Снова словно изменилась плотность вокруг, комната потеряла границы и там, где должны быть стены, появились облака… Он шёл по облакам. Легко, мягко, спокойно… Я вспомнила библейские  свидетельства о том, как он ходил по воде ако посуху, древние фрески в церкви Киево-Печерской лавры, где когда-то была, изображавшие его встречу с бедными рыбаками. Я читала разные рассуждения и примеры в умных книжках о том, что левитация возможна… Припоминание свидетельств питало веру в возможность такого и подвигло сделать шаг к нему… Я безгранично верила Ему как проводнику. Знала, что если и возможно такое со мной, то именно Он тот самый Учитель, другого быть не может… В тонком теле я оторвалась от Земли и пошла след в след за ним по облакам… Ноги чуть-чуть проваливались, словно в вату, при этом было легко. Но не это важно, а то, что я переживала. О, это несравнимо ни с какими, даже самыми нежными, самыми тёплыми, самыми светлыми чувствами, испытываемыми в физическом теле на Земле! Это совсем другие чувства! Принципиально другие! По качеству переживания это отдалённо можно сравнить с блаженством. Но это совсем другая энергия: значительно более тонкая, более лёгкая, более светлая! И теперь я понимаю, что такое квантовый скачок. Ничего общего с переживаемым на Земле… На порядки лучше! Несравнимо лучше! Небесное блаженство

А совсем рядом на Земле жизнь текла своим чередом. Как специально ребёнку именно в это время что-то понадобилось, и прозвучал какой-то вопрос. Я ответила, продолжая пребывать там, в облаках, и реагировать на то, что происходит в комнате. Попросила некоторое время меня не беспокоить… Пошла по облакам дальше и поняла, что можно ходить не только по облакам. Можно просто передвигаться в пространстве – в любых направлениях. И я могу это делать сама… Правда, у самой получается несколько более грузно, чем когда иду за Учителем, но получается… 

Но реальность неотступно преследовала её. Ребёнок опять что-то спросил… Трудно сказать, сколько времени она пребывала в «небесном состоянии»: две минуты – десять – тридцать. В таких состояниях время меняет ход… Как-то мягко, почти незаметно для себя она вновь оказалась в пространстве квартиры. Сознание с трудом допускало мысль: неужели это то, что в православии называют восхищением.

–  Мне даже претендовать на такое было как-то страшновато… Но это было. Это такая же реальность, как  стол, что немного потемнел под основательно прогоревшей свечой, ведь в такие минуты было не до неё. Такая же реальность – но качественно другая…

И она задвинула этот опыт в тайники своего сознания… И всё же интерес к тому, почему её отношение к Христу совсем не церковное, совсем не укладывается в рамки принятого не угасал, скорее, напротив, становился сильнее. В конце концов, после мощного эмоционального напряжения она то ли вспомнила, то ли увидела – это произошло очень естественно, органично, а потому в истинности у неё не было сомнения.

– Я ощутила себя в другой эпохе, в другой стране молодой девушкой, темноволосой, погружённой в незатейливый быт. Кстати, неплохой хозяйкой. Я жила с мамой. Наш дом – не дом, лачуга с плоской крышей, стоял в стороне от других в песках. Как-то у нас остановился путник. Я и видела-то его только, когда он входил в дом, чтобы положить котомку, а потом вышел к какому-то человеку, что специально искал его. Я знала: у него не было ничего – ни дома, ни скарба. Но он понравился мне. «Зачем ему идти куда-то, пусть остаётся у нас, в нашем доме…» – Рассудила тогда… Вечером гость был занят, к нему подходила только мать, а я занималась домашними делами. Утром проснулась как можно раньше, когда солнце только вставало, чтобы встретиться с ним. Но всё, что увидела, лёгкую песочную пыль, поднятую ногами уходящего постояльца и человека, следовавшего с ним, теряющиеся в песках фигуры. Он ушёл… Я рыдала, я была в отчаянии: «Куда?! Зачем?! Вот дом! Оставайся…». Я так хорошо всё придумала, решила сделать к нему, одинокому и бездомному, шаг навстречу, а он не почувствовал, разрушил такое хорошее придуманное будущее… Мир потускнел в моих глазах, я утратила всякий интерес к жизни и мужчинам… 

Это был Иешу… Девушка и думать не могла, и знать не знала, что Он живёт не домом, не материей. Он живет Духом. Тогда ей это было неведомо. Кажется, она так и прожила с обидой на того, в кого сразу влюбилась и хотела облагодетельствовать, разделив свой кров.

… Может быть, жизнь во всех её крайностях и многообразии, проживаемая многократно, и даётся для того, чтобы постичь опыт жизни в Духе, чтобы хоть чуть-чуть приблизиться к тому, чем жил он ещё тогда?

 

15 июня 2011

 

АРХАТ

 

Довольно часто я общался с одним из своих коллег, бывал у него дома и, естественно, познакомился с его женой. Молодая, приятная. Хоть и мужняя жена, чувствовал в ней своего родного человека, по духу родного. И действительно однажды на природе сами того не предполагая, не загадывая вместе с ней мы прожили совместный подъём в высшие измерения, где обитает Бог – Отец.

Где-то через полгода коллега надолго уехал в командировку, а его жене нужно было помочь дома. По старой памяти попросила меня. Пришёл, возился долго, а когда всё сделал, было очень поздно, и она предложила остаться ночевать. Всё чин-чинарём: постелила в зале на диване. Лёг… Конечно, между нами давно возникла симпатия, она говорила, что мы ещё в прошлых жизнях встречались… Пришла она, села на диван. Я прикоснулся, начал ласкать. И чем дальше, тем больше – пошли интимные ласки, ласки сексуального характера, она отвечает. Но секса нет. И голос сверху:

– Обрати внимание на характер ласк.

Понимаю, что похоти не испытываю, а идёт нагнетание сексуальной энергии. Понимаю, что похоть – это отдельно, а сексуальная энергия – отдельно. Такое осознание – настоящее открытие для меня. И у нас происходит энергетическое и духовное слияние, образуется энергетический шар. Он начинает подниматься. Я вижу это на тонком плане, а она говорит, что чувствует. На тонком плане мы поднялись высоко – высоко в космос. Там полупрозрачная пирамида. По золотому сечению пирамиды её опоясывает кольцо из двенадцати звёзд. Мы в Духе входим в пирамиду и поднимаемся к кольцу звёзд. Я понимаю, это кольцо Ориона. И она подтверждает. Когда выхожу на уровень звёзд, приходит информация:

– Прошёл врата.

Звёзды, которые мы видели снаружи, когда вошли внутрь, проявились как сознание в виде кристаллических сущностей. Мы увидели по кругу двенадцать тронов из кристаллов и на них двенадцать сущностей из бело-голубых кристаллов, но кристаллов гибких, пластичных, живых. Их тела по форме напоминали тела людей – как двенадцать старцев. Я впервые встретил такое, не слышал никогда, не читал. Мы с девушкой вошли в центр как единое сознание, а они смотрят на нас, сканируют информацию и говорят:

– Своды, воины, законы.

О чём это – мне было непонятно. Лишь осознавал, что они неземные, что они кристаллы, только живые кристаллы, а по форме как люди... Они пропустили нас и сказали, что мы с девушкой как единое сознание, единая душа хранитель врат. И как хранитель имеем ключи от врат, отмычки. Мы слушаем, а умом не знаем, от каких... И оказывается, ещё мы храним какие-то другие древние каменные врата – это старая плита, изрезанная каменными узорами. Она такая древняя, что даже мхом уже покрыта. Эти врата и ключников ищут тёмные, через врата они получают возможность выходить в другие миры и пространства.

В какой-то момент понимаю, нас пропускают дальше. И она подтверждает, что нам дают проход на более высокий план. Подымаемся. Вижу в космосе что-то похожее на голову, имеющую много – много лиц, развёрнутых вовне. Мы входим в центр этой головы, лица разворачиваются к нам. Идёт информация:

– Многоликий.

Осознаю, что он сканировал нас и дал добро пройти дальше ещё выше. И по мере прохождения ощущаю, как вибрации энергии повышаются… Вижу юношу в обнимку с девушкой. Внешне их тела выглядят как на Земле, но на тонком плане замечаю, что они единое полупрозрачное тело. Они нежно улыбаются, а из живота что-то как воронка появляется, она расширяется, и они опять нас сканируют. Я принимаю их вибрации и перевожу на уровень своего понимания, в мысли… Девушка дарит энергетическую розу, и вибрации становятся ещё сильнее. На уровне глаз появляется другой мир – белый шарик, маленький, как молекула. Он живой. Снизу и сверху в нём длинные шипы трёхгранники, излучающие тонкую вибрацию. Вибрация проходит через нас и возвращается назад. Нам дают добро продвигаться дальше.

Чувствую, что приближаемся к огромному энергетическому яйцу Вселенной. Когда оказываемся уже близко, наше сознание начинает вхождение в него. Всё яйцо наполнено вибрацией, она начинает проходить через меня, и я также вибрирую. А в голове звучит: 

– Са-са, Са-са, Са-ва-оф.

Я никогда даже не слышал такого, не знал тогда, кто это… Девушка подтвердила, мы вошли во вселенную Саваофа. Вижу: вдалеке помост, на нём, как дают понять, отец – Саваоф. Возникает желание приблизиться и рассмотреть его, а тут из-за Саваофа вылетает множество сущностей, они из света и виден только контур: лицо, похожее на лицо ребёнка, и шесть световых крыльев. А мы с девушкой единое чистое сознание, тела нет. Они облепливают нас, и из них составляется огромная сфера. Эту сферу я ощутил как тело – физическое тело. Когда нам соткали круглую форму, идёт информация:

– Теперь вы сознание архат.

Хотел рассмотреть Саваофа, но больше не увидел его, нас повлекло ещё выше. Лишь отметил для себя, что оболочка ограничивает, а моя душа помнит опыт безграничности. И осталось чувство, что вселенная Саваофа создана искусственно, она как искусственно созданный эгрегор.

 Мы прошли вселенную Саваофа и вышли в безграничное пространство голубого – голубого света. Этот свет гораздо чище, контрастнее, чем наш земной. Я вижу в этом пространстве очень много, миллионы, миллиарды таких полупрозрачных шаров, а в них человекоподобные сущности с крыльями – как архангелы. Спрашиваю:

– Кто в шарах?

– Архаты

– А кто такие архаты?

В ответ подводят один из шаров, соединяют моё сознание с ним, я вижу его изнутри и тем словно принимаю его информацию. На языке людей это звучит приблизительно так: «Я живу на Земле и знаю людей, это моё жизненное пространство. Я побывал во многих местах, разделял разные религиозные учения, прожил их и прочувствовал. Со всем, с чем соприкасался в этой и прошлых жизнях, имею связь на тонком плане. В какой-то момент так же, как созревает плод, наступает концентрация опыта. И когда наступает состояние зрелости, соединяюсь с высшим Я, духовным Я. Обладая ключами прохода, начинаю вытягивать информацию вверх, к Вышнему. Сознание, которое вытягиваешь на тонкий план, весь опыт, все встречи – это и называется архат».

Я это прочувствовал, но всё же ещё мысленно спросил:

– Что такое архат?

– Космическая сущность вселенского масштаба. Архат – это часть сознания творца, спустившаяся на Землю и разделённая на множество индивидуальных сознаний

На тот момент я понял, что когда приходит время, архат соединяет свои части и выходит наверх с багажом знаний, чувств. Они накапливаются в виде шаров в голубом пространстве. Каждый архат выполняет свою задачу. Опыт всех архатов аккумулируется, оценивается, такая информация позволяет творцу разрабатывать общий сценарий.

… И только дня через три после этого непредсказуемого путешествия ко мне пришло осознание, почему я – ключник. Поднялось воспоминание – знание… Яркое Солнце, оно как проход в эту Вселенную. Из Солнца выделяется сгусток энергии, обладающей индивидуальным сознанием, очень высоким уровнем сознания, и во мне теперь частичка этого сознания... Когда мы выходили из этого сгустка, у меня было знание, что Земля находится в определенном месте, что я уже когда-то был на Земле, решал какую-то задачу. Но я не увидел Землю на прежнем месте и испытал растерянность. Земля оказалась глубоко-глубоко внизу, она опустилась по вибрациям. Мы не могли в солнечной форме спуститься на Землю – Земля просто сгорит – и приняли решение: дробить себя, делить, оставлять энергию в пространствах. Когда мы спускались, в каждом пространстве оставляли части себя и своей энергии и заключали договоры с сущностями этих пространств. Поэтому кому-то другому нельзя пройти через миры, разделяющие Солнце и Землю. Мы были маленький сгусточек, но и этого было много на Земле. Когда остался совсем малюсенький, мы разделись на два сознания, на две души. Потом много раз каждый из нас воплощался и мужчиной, и женщиной… Сейчас настало время собирать камни. Информацию, которую мы собрали на Земле, отсканировали с людей, вывели наверх, точнее Господь вывел посредством нас… 

И я призадумался, почему вокруг египетских пирамид пустыни. Есть научная теория, что когда-то их окружала цветущая земля... Пирамиды берут энергию Земли, фокусируют её и с макушки поток бьет вверх. Пирамида работает на отдачу, так идёт откачка энергии Земли. У меня возникло предположение, что за счёт этого Земля могла опускаться по вибрациям, и падало сознание землян. Может быть, это сделано специально, чтобы транспортировать жизненную энергию на другие планеты, а может быть, по замыслу творца, чтобы получить опыт проживания в дуальном мире…       

Немного позже я узнал, Саваоф – еврейский бог Яхве, а в христианстве Саваофа отождествляют с первым лицом троицы Богом Отцом. Мужчину архата дополняет магирани – женская ипостась, обладающая мощной энергией. Подъемной силой в высшие миры выступает сексуальная энергия, но не похоть, и не секс. Поэтому сексуальности придается такое большое значение во многих древних культурах, вернее умению, мастерству управлять сексуальной энергией. В паре архат с магиранью проявляют все свои возможности и проводят энергию наверх… Потом, когда зашёл в православный храм, сразу обратил внимание на иконы, на которых рядом с людьми изображены шары, а в них буква Х. Я узнал их – это и есть шары с архатами.

 

5 сентября 2011

 

ВНЕ ЗЕМЛИ

 

         Несколько раз в тонком теле я был на разных планетах. И каждый раз по-разному.

В созвездии Плеяд удалось побывать на трёх. Меня не оставляет чувство, что все три планеты чем-то связаны. Был ещё на других планетах, но назвать их точно не могу…

 

         Как-то решил восстановить здоровье. Узнал о биорезонансе как о современном технически совершенном методе. Честно посетил множество сеансов, но улучшения не почувствовал и пошёл на световые технологии. Через некоторое время отправился помедитировать на место ещё уцелевших камней древнего храма Света. Сам нашёл его в пригороде. Приглашал многих, но отозвалась только одна женщина, с ней мы и встретились по дороге... Идём, разговариваем. Впереди вокруг сопки увидел мощные прозрачные потоки как сияние и почувствовал, что через эти потоки словно к инопланетному сознаю подсоединяясь. Понял, что потоки электрической природы, раньше их уже встречал, знаю и различаю. Знаю бело-жёлтые, почти прозрачные тела плеядинцев очень внешне похожих на нас, землян. Но у них в теле преобладание электрической энергии. А женщина собирала знания об инопланетянах и очень увлекалась этим... На глазах облака слились в кольца, образуя что-то как портал, вход. Она тоже заметила, забеспокоилась:

         – Смотри на небо, ты рассказываешь, и небо реагирует на слова, появляется какая-то структура…

         Почувствовал, мы как в световую трубу входим, и подумал: «Мы идём работать, а они могут помешать…». У разных инопланетян преобладают поля какой-то определенной природы: у кого электрической, у кого магнитной, а у нас, землян, есть всё – и электрическая составляющая, и магнитная и физическая, и биологическая. И у меня возник протест: «Не хочу быть порабощённым ими…». И облако растворилось, исчезло, как и не было. Небо опять стало голубым…

         А спустя несколько дней буквально на ходу (у меня такое нередко бывает) из бодрствующего состояния перешёл в измененное и неожиданно для себя ощутил, как из каких-то миров спускается что-то как прозрачный поток, похожий на различимые глазом движения прозрачного воздуха. Внутри этот поток состоял из чего-то в форме цветов, но прозрачных. По ощущениям это было похоже на что-то искусственное. Пошёл по потоку и очутился там… Не могу определить точно, чем шёл – то ли тонким телом, то ли Душой. Но было явственное ощущение полного собственного присутствия...

         На первой плане меня приняли восторженно. Там живут сущности из света: в телах можно было разглядеть немного солнечного оттенка, но больше они были прозрачными. Их умы, их учёные повели меня показывать свою планету. Отовсюду я слышал:

         – Спаситель поможет…

         Я понимал, что ко мне относятся не как к телу, а как к Душе, имеющей огромный опыт воплощений. Видел, чувствовал, что они чем-то обеспокоены: то ли планета разрушается, то ли их тела, то ли общество, но они этот процесс искусственно сдерживают, не дают разрушению произойти. Моя Душа понимает их проблему. Им нужна какая-то помощь, и эту помощь могут дать только люди. Они надеются, что дадут что-то, но взамен что-то возьмут. При этом хотят лучше для себя, а не для нас. И я Душой, глубиной знаю, что именно так рождаются ложные кармические долги. И знаю, они всегда делали на Землю сбросы грязной негативной энергии, из-за этого у них не развивается Дух.

         … Сейчас, когда рассказываю, осознаю, припоминать трудно. Такое чувство, что затуманивают сознание, чтобы не дать мне рассказать…

         Ну вот, мы оказались на огромной площадке под открытым небом, на которой амфитеатром на трибунах располагалось много таких сущностей из света. И я озвучил на всю планету:

         – Перестаньте сбрасывать на Землю свою карму, отрабатывайте её сами. И у вас всё само собой восстановится…

         Возмутились, стали кидать в меня с трибун чем-то вроде трубок. Я почувствовал, возмущает их то, что они разработали для нас какую-то технологию, при помощи которой тёмные силы на Земле можно связать и Землю очистить. Такой добряк – Земля при помощи этого технического новшества и своё отработает, и их. А я им про карму...

После того, как отказался способствовать реализации их задумки, по потоку отправили назад.

         На планете псов не было возмущения, и вражды не почувствовал. Они более спокойно отнеслись, более понимающе. Помню лишь тумбы как памятники, на них фигуры, напоминающие собак. Видимо, у нас, землян, когда-то произошёл с ними обмен по совести. Я почувствовал на псиной планете женское земное сознание, как оно с Земли оказалось там – не знаю… И это помогло мне понять причину трагедии планеты. Женское земное сознание – лишь часть общего сознания, в основе их инопланетное сознание занято развитием своей цивилизации.   

Третья  планета из созвездия Плеяд была мельком, совсем недолго. Трудно вспомнить… Знаю, что на обоих планетах общался, но память распаковать не могу. Осталось лишь чувство, что они более доброжелательные, более близкие к природе, чем жители первой планеты. И чувство, их что-то связывает с землянами. Может быть, тоже часть сознания землян есть в них… Трудно вспоминать и тем боле выражать словом, часть моего сознания перекрыта…

         По энергетическому потоку из созвездия Плеяд я спустился на Землю. У меня осталось чёткое осознание: или поток, или проход сделаны искусственно. Как молния – естественное природное явление, а электроэнергия, передаваемая по проводам, – искусственное. Так и там...

         У плеядинцев колоссальный объем информации, знаний, они достигли технического совершенства. Я видел специальные камеры, лаборатории. Когда их тела дают сбой, рассыпаются, когда возникают эмоциональные перекосы, они возвращают тела в исходное состояние в этих камерах. То есть выравнивают своё состояние искусственно, техническими средствами. Как компьютер зависит от электрической розетки, так они зависят от этих камер. Наверное, самый понятный аналог на Земле – биорезонанс: подают специальные частоты, которые либо соответствуют вибрациям здорового органа, либо заставляют что-то функционировать в другом режиме, например, чтобы разбудить какие-то определенные способности. Для души от таких процедур пользы нет, только разрушение. И для галактики в целом разрушение. Душа у плеядинцев не работает, они не перевоплощаются, живут в одних телах. Живущие – как живые мертвецы…

Они знают законы кармы, Вселенной. Понимают, что для реализации своих планов им необходимо согласие людей, имеющих связь с коллективным бессознательным, своего рода проводников. Они искренне верят в правильность своего пути развития и искушают нас своими технологиями. И ищут ложные предлоги: дескать, и света в вас, землянах, мало, и энергии сияния практически совсем нет, и тёмные слишком сильны. Под красивым предлогом «для спасения» хотят навязать нам свою технологию, а потом напомнят: «Своё отдали». Если повестись на их предложение, окажемся в ловушке... Это изощрённый вид порабощения, а для души – ложная карма. 

         Думаю, Бог дал мне это посещение для осознания того, что делаю, на какой путь встал: я ведь тоже хотел восстановить здоровье путём применения технологий, а мне показали, к чему приводит технократический путь… Истинный естественный путь развития – в согласии с природой. Есть исторический пример обмена на технологии. Атланты жили в гармонии с природой – до полной погружённости, слияния. Они умели влиять на природные стихии, если необходимо, управлять ими. Когда-то в обмен на технологии атланты отдали своих женщин, что и привело сначала к расколу среди них, а потом к гибели их цивилизации. Сотни женщин они передали инопланетным технократическим сущностям, которые пытались получить всё человеческое, чтобы на нашей планете казаться одними из нас… Они создали человеческие оболочки, и через них пытаются управлять людьми. Это космические паразиты, которыми одержимы масонское ложе и еврейство. Они похожи на нас, но у них психология паразитов. Это они упорно проводят мысль, что мы сами порабощали себя, сами с собой воевали и воюем, и вся история человеческой цивилизации – история войн. Они помогают властвовать над людьми: кого на жажде власти подцепили, кого на одержимости деньгами, кого на гордыне. А на самом деле им нужна лишь человеческие тонкие тела, Душа и земные полезные ископаемые…

В человеке есть всё. У человека достаточно внутренних ресурсов, чтобы довольно быстро изменить жизнь на своей планете в лучшую, гармоничную сторону так, чтобы жить в согласии с истинными природными законами.

         Одно время мне было любопытно, и я ходил на разные тусовки, где занимаются медитациями. Там много разного народа, начитавшегося всяких книжек Мантэк Чиа, Махатм, Кумаров. Когда медитирую, соединяюсь с людьми в зале, чувствую их... Однажды попал в интересную ситуацию: сижу погружённый, чувствую, что-то не то. Глядь, в сердце с тонкого плана что-то как прозрачную иглу вставляют и так всасывают меня куда-то в технократический мир. Это их изобретение... Как наши ученые проникают в клетку, меняют в ней что-то, так они проникают в другие миры. Из нашего мира они Души так перекачивают, энергии.

         Я стал возмущаться… У человека много оболочек – мою какую-то украли. Они мне говорят: «Мы вам помогаем Землю по вибрациям поднимать». Типа, не кипишуй, мы сплошные добряки делаем… Смотрю на тонком плане, а они Землю как столбом или канатом заякорили, и по нему души, которые дали согласие, наверх вытягивают. А вверху шпиль, из которого выходят трубки, заканчивающиеся шарами из эластичного материала. В шарах Души. Им там тесно, Души в плену… А сами рассказывают, что они за счёт этих Душ Землю подтягивают по частотам! Достал меч, рассёк шар, выбрался сам, стал доставать другие Души. Они аж вздохнули... Но не всем успел помочь, некоторых какими-то штуками всосали в ёмкость...

Там работают сущности, похожие на людей, но из белой энергии. У них световые тела, у них сильно развит интеллект, они очень умные, обладают великими технологиями. В лабораториях всё стерильно, сами в халатах, на лицах защитные стёкла, там располагается что-то вроде конвейеров. Они ткут тела света, из которого состоят сами. Создают младенцев искусственно и вселяют в них Душу человека, которую украли. И эта оболочка развивается у них, обладая человеческой Душой... Им важна Душа! Они все хотят обладать тем, что есть у человека – у них этого нет… Но это лишь технологии. Они биороботы. У них предельно низкое человеческое начало.

         Вообще способов порабощения и использования человеческих Душ другими цивилизациями много. Например, есть на Земле люди в состоянии отчаяния, которые готовы покончить жизнь самоубийством. Есть цивилизации, отслеживающие таких людей. И в определенный момент их сущности занимают человеческое тело, чтобы получить доступ к опыту, который наработал человек… А внешне это выглядит это как помощь, как добряк: кому-то помогают сделать карьеру, кому-то деньги получить. У меня была встреча с таким учёным. Ему рекомендовали меня как человека, не раз побывавшего на дольменах, который знает, что, где и как… Перед встречей с ним Дольмен вышёл на меня, предупреждал:

– Осторожно! Осторожно!

Видно, этот учёный почувствовал, произнёс:

– Ну ладно, ты же не указал конкретное место, не раскрыл тайну этого дольмена, а лишь рукой махнул в его сторону...

Он мне рассказал о себе, чем занимается, что изобретает. И не скрывал, что «получает информацию от них». Потом я сам увидел это на тонком плане и убедился в правдивости сказанного. Связь Души с телом у него частична, в его тело вселилась инопланетная сущность, инопланетный одержатель. Через эту подселенную сущность инопланетяне проводят своё сознание сюда, а отсюда от людей берут то, что им надо. Фактически он уже представитель той цивилизации… Он полгода занимается открытиями, а полгода разъезжает по местам силы по всей стране. От него идёт мощная энергия. Называет себя солнцеедом, но думаю, его могут подпитывать оттуда… Он поделился, как перешёл на солнце. В общем-то банальная история – несчастная любовь по молодости. Покончить собой не хватило духа, решил заплутать в тайге и умереть с голода. И пошёл… Около тридцати дней ходил, только пил. Обессиленный упал умирать, наступило глубокое изменённое состояние. Вероятно, в момент сепарации, отделения тонкого тела от физического, когда дух ушёл наверх, он встретил сущностей из других миров, обладающих высокими знаниями, и дал согласие на сотрудничество… После почувствовал прилив сил. День ото дня ему становилось лучше. Вот тогда, как он говорит, и стал солнцеедом…

Он предложил:

– Хочешь, помогу тебе стать солнцеедом в течение года. Но год будешь лежать, у тебя будут деформации тела, а через год генетическая структура поменяется…

Я сразу насторожился: как бы не кичились, а лезут в самое ценное в человеке, стремящемся к первообразу, и они это прекрасно знают. И не согласился…

         После контакта с этим учёным мне было тяжко, не мог спать... Несколько совершенно разных, не связанных между собой людей у меня в затылке увидели золотые спиральки, что-то вроде антеннок и сказали об этом. Их поместили в меня против моей воли, я и не знал. Я попросил, чтобы их убрали, ведь это приборчик, настраивающий на связь с инопланетянами для сканирования моего опыта...        

Даже через телевидение сейчас могут подключать к инопланетным тварям и, прежде всего, через новые форматы. Содержание нынешних телепрограмм – насилие, обман, разрушение. Смотрит человек – значит, соглашается с этим образом жизни… Люди дают согласие по своему недомыслию. К примеру, на пачке сигарет крупно написано: «Курение убивает». А кто-то читает и продолжает курить, тем самым дает согласие на порабощение. Особенно велик риск для тех, кто не хочет возвращаться к истокам – Земле, природе, естественному образу жизни. Таким людям будут даны все блага, но они попадут в зависимость, не будут иметь своей воли, станут жить по чужой программе… Думаю, предстоит выбор: технократический путь выбрал – попадёшь в такой мир и скоро увидишь всю его абсурдность. Крючки для подключки – человеческие слабости, желание возвыситься над другими, не важно чем – внешней красотой, знаниями, властью…

Человек обладает со-знанием, а со-знанием можно войти в молекулу и увидеть её, можно расшириться до размеров Вселенной… Да, когда совершаешь такое, на тонком плане можно встретиться с ловушками. Это ни плохо – ни хорошо, это наработка опыта… Можно прийти к первообразу. Он, не имея ничего, имеет всё. Пустота в себе заключает всё. Пустота в уравновешенном. Из пустоты мыслеформой, мыслеобразом начинаешь творить то, что хочешь постичь. Творец создал человека как сына, как дочь и наделил всеми своими качествами… Соединение с Творцом может произойти только через Любовь: важно полюбить себя и всё сущее. Через поток Любви сливаешься с Творцом, чувствуешь Бога в Себе и Себя в Боге. И тогда открывается способность к со-творчеству. И от этого испытываешь радость, счастье и полное удовлетворение…

«Хорошо» – это выражение Бога при приведении пространства в гармонию... Когда тебе хорошо – от тебя идут вибрации благодати, и рядом хорошо, и творишь на радость всем. Технократический путь – обратный процесс, деградация, а не развитие. Мы не имеем права порабощать своё сознание… Честно говоря, я больше не хочу контактов с иноземным разумом, не хочу участвовать в их экспериментах. Я – Человек, и я хочу развиваться с учётом своего опыта со-творцом на радость всем по своей свободной воле…  

2 декабря 2011

Продолжение...



[1] Юнг, Карл Густав Воспоминания, сновидения, размышления. – М.: ООО «Издательство АСТ-ЛТД», Львов: «Инициатива», 1998. С. 9.

Читайте также:

Мы живем в Матрице!
Тридцать лет – начало новой жизни
Не нужно бояться улыбаться
«Был(а) бы ты на моём месте!!!»