Speaking In Tongues
Лавка Языков

Юрий Проскуряков

Начало и развитие русской литературной криптографии



Русское национальное самосознания трагически лишено исторической ординаты. Оно скорее утопично и симультанно, а также ориентировано на эмоциональное переживание текущего момента. Такое положение дел связано с типом власти в стране и формировалось не менее двух тысячелетий, то есть, весь исторически обозримый период. Все-таки, русская культура не полностью лишена рефлексии, подтверждением чему служат метаморфозы так называемой темы «Новгородской свободы» (1).
Возникновение темы «Новгородской свободы» связано с возникновением исторического писательства в России, с творчеством В.Н.Татищева. С тех пор и до наших дней эта тема не утратила своей актуальности. Важность темы очевидна. Достаточно сказать, что она фиксирует внимание русского читателя на моменте возникновения и развития русской государственности (2). В трактовке темы «Новгородской свободы» разными литераторами отражается трагическая коллизия столкновения двух подходов к государственности, запечатленная еще в летописании. Герои первого исторического конфликта русские князья, Рюрик и Вадим.
Трудно решить, что важнее в трансформации темы «Новгородской свободы» видоизменения идеологии монархизма и тираноборчества или трансформация жанров. Екатерина II в пьесе «Исторические представления из жизни Рюрика» (3) не только приводит в историческом контексте цитаты из Монтескье и Беккариа, но заставляет исторических и в большой мере легендарных героев мыслить понятиями образованных людей XVIII века.
Пожалуй, именно в этом сочинении Екатерины II можно заметить росток, зародыш мифа о Великой России. По ее мысли просвященный монархизм был издревле свойственен новгородцам. Ясно просматривается приверженность идеям иерархии, законности происхождения правителей от иноземцев: род Рюрика по материнской ветви восходит к варяго-финам и далее к Ингварю, сыну Одина (родоначальника и бога германцев). Рюрик -- уменьшительное от Рур, область в Германии. По закону всемирного ротацизма в определенный период истории каждого языка концевое «s» переходит в «r». Следовательно, старое звучание имен Рур и Рюрик было Рус и Русик (4). Это предположение подкреплено существованием Пруссии. Таким образом, слова «рус», «русин», «русский», производные от древнего звучания этнического имени предков Рюрика. Между прочим, в этом географическом ареале обитали полабские славяне, язык которых в настоящее время считается мертвым, так как нет этноса его поддерживающего. Не исключено, что этот этнос вместе с частью соседних полабам лужицких сербов ушел в новгородские, а позже и в киевские земли вслед за своим князем Рюриком. Этим может объясняться традиционная «любовь» российской власти к сербам (5)
и тот факт, что русские цари традиционно брали себе невест из княжеских родов именно этой географической области в Европе.
Екатерина II в своем сочинении оставляет следы признания того факта, что новгородцы являют нам иной этнический элемент, нежели «русы» или «росы».
Гостомысл
(новгородец, князь по Екатерине II, в действительности посадник)
Людбрат
(варяго-финский князь)
Урмила
(старшая дочь)
?
(средняя дочь)
Рюрик
(воспитан на чужбине)
Вадим
И Рюрик, и Вадим, согласно этой родословной, сыновья варяго-финок. Возникает вопрос, к какому этносу принадлежали их, не упоминаемые, отцы?
Интересно, при этом ракурсе, вспомнить о том, что древнерусский эпос наиболее полно дошел до наших дней именно из района Онежского озера и язык собранных там былин несравненно ближе к современному русскому языка былин Киевского цикла. Кроме того, этот язык, несомненно, угро-финского происхождения. Об этом свидетельствуют в первую очередь просодические элементы.
Уместно вспомнить об этническом происхождении самой Екатерины II. Аналогия становится прозрачной. Народ и язык по принадлежности названные русскими принадлежат к другому этносу, нежели сами русы. Назовем этот другой этнос новгородским или просто городским. Такая номинация этноса, огородившегося от соплеменников, не редкость в определенные исторические времена. Соплеменники, от которых отгородились новгородцы, населяли междуречье Оки и Волги и были по большей части с помощью татарского войска истреблены Иваном III, Великим, первым русским царем, потомком Рюрика. Потомки Рюрика к этому времени уже успели породниться с татарскими князьями, которых они также в свое время поставят на место.
Екатерина II в своем сочинении, пытаясь акцентировать идеи старшинства и родовой иерархии, затушевывает другой культурный элемент -- элемент старшинства вер. Известно, что Вадим был бунтовщиком против Рюрика. В период раскола православной церкви русское (новгородское) язычество влилось в старообрядчество. Бушевавшее в правление Екатерины II народное восстание было связано со старообрядческой идеологией и, следовательно, считало себя старшим по вере. Между прочим, легкость, с которой киевский князь расстался с местным язычеством, быстрее всего объясняется тем, что оно князю было вполне чужим.
Итак, старшинство по роду призвано было скрыть старшинство по вере, умалчивая об этом старшинстве. Не удивительно, что в борьбе родового и народоверческого старшинств, родовое старшинство приобрело черты тирании, а народоверческое старшинство -- тираноборчества. Попытки власти свести эту борьбу к форме внутри родового конфликта терпели банкротство всякий раз, как только конфликт переходил границу конфликта вер и, уходя за круг борющихся за власть, проникал в широкие народные слои, беспощадно эксплуатируемые и подавляемые любой из борющихся за власть сторон (6). Поэтому укрепление власти и государственности в России традиционно влечет за собой ужесточение репрессий.
Раскол, последовавший за родовым конфликтом власти, повлек за собой идеологизацию одной из сторон конфликта. Осмысление оппозиции внутри родового конфликта, как оппозиция власти князя и народоверчества, достаточно ясно обнаруживается уже у Я.Б.Княжнина в «Вадиме Новгородском» 1788 г., у которого в лицах Рюрика и Вадима (который олицетворял народоверческое старшинство) сталкиваются монархическая и республиканская идеология.
Однако с Княжнина начинается новая эпоха в развитии темы «Новгородской свободы». Он вводит любовный мотив. Рюрик против воли Вадима женится на его дочери Рамиде. Народоверческое старшинство получает у Княжнина второе воплощение, в виде женщины-народа, покоренной тираном. Старший по роду принуждает к браку старшую по вере (7). У Княжнина конфликт вер завершается мирным браком, который только отчасти омрачается самоубийством Вадима. Но христианство осуждает самоубийство.
Достигнут важный результат, с Рюрика снято обвинение в братоубийстве и попрании старшинства народной (бабьей) веры. Сокрытие убийства, совершенного тираном, получает одобрение с точки зрения официального патриотизма. Подан дьявольский пример. Власть, получив идеологический выигрыш, начинает бороться сама с собой. Обучая сокрытию убийства и нарушения обычая, она неизбежно принуждена раскрывать убийство и поддерживать обычай. Власть не только этнически, но и идеологически чужда и тем, кого она поощряет, и тем, кого угнетает и обманывает. Единственный способ для власти выпутаться из создавшегося противоречия -- это навсегда забыть обстоятельства первичного конфликта самой и заставить забыть об этом подданных.
У русской истории начинается склероз, который протаптывает дорожку к склерозу самого правителя и его приближенных, а также для глубочайшего склероза народа. Противовесом склерозу начинает служить маразматическая утопия, прохватывающая сумасшествием «особого русского пути» всю социальную нишу от самого правителя до последнего мусорщика и юродивого. Ключевыми фигурами, воплощающими названные противоречия и национальные пороки, становятся русский император Александр I (братоубийца) и его жена, императрица Елизавета.
Парадоксальным образом Княжнин достигает еще одного внушительного, но непредвиденного им самим результата. Народоверческая идея с его помощью воплощается в образе молодой женщины, жены тирана, но возлюбленной народного героя. Так идеи романтизма и сентиментализма пали на русскую культурную почву, прокладывая дорогу феминизму.
Д.П.Горчакову, ступавшему вслед Княжнину, было уже не трудно в рамках темы «Новгородской свободы» стать предшественником романтиков. Реальное преступление отодвигается в идеологизированном сознании все дальше в темную глубину, а утопической женской сексуальности начинает воздвигаться пьедестал. На смену смертному греху смертоубийства и братоубийства приходит грех прелюбодеяния. В начале XXI века это движение достигает своего апофеоза и зритель бандитского сериала, уже абсолютно равнодушный к потокам крови на телеэкране и в жизни, безумно переживает из-за мельчайших неудач и препятствий для постоянно соединяющихся на экране половых органов и их владельцев. Патология при этом заключается не в самой пропаганде секса, а в скрывающейся за этой пропагандой рекламе насилия.
Итак, Горчакову было уже не трудно следовать «Страданиям молодого Вертера». Любовь в его исполнении становится в ряд с государственной политикой. Поэту теперь, для того, чтобы приобрести национальное значение, нужно любить самое Великую Державу, в лице ее нежной верховной представительницы (8).
Новая эпоха для темы «Новгородской свободы» наступила после публикации М.Н.Муравьевым его "Оскольда". В это время для поддержания необходимого уровня склероза, на фоне тенденциозного и дезориентирующего образования, начинает складываться цензура. Имя Вадима последовательно исчезает из литературного обихода: самоубийц не поминают. Он не исчезает вообще, в качестве культурного героя, а переименовывается. Вадим Муравьева -- это Оскольд, участвующий в походе Рюрика на Царьград. От Муравьева тянется замечательная традиция перемещать тему "Новгородской свободы" в любую географическую точку, в которую перемещается эпицентр русской истории. Последней попыткой такого рода является высказывание одного из политических комментаторов о том, что чеченская проблема в РФ могла быть решена простым назначением генерала Дудаева заместителем министра обороны. Это, во-первых, косвенное указание на то, что реальная власть в стране принадлежит военным и, во-вторых, это попытка перенести политическую проблему на поприще утопических полюбовных решений. Только представьте себе эту парочку, Грачев и Дудаев, в совершенно мирной бесконфликтной и идиллически спокойной Росиии.
Муравьев вводит и другие новации: русско-варяжские войска ведет на Царьград вовсе не Рюрик, а некий "воздушный обитатель", с которым постоянно сражается Оскольд. Образуется оппозиция:


поразумеваемый Рюрик
"воздушный обитатель"
русские-варяги
север

подразумеваемый Вадим
Оскольд
греки
юг


У Муравьева впервые в связи с темой "Новгородской свободы", появляется имя Радмира (славянина), сочетавшегося браком с Искердой (норманкой). Трансмутация этносов закрепляется романтическим браком в составе утопии о том, что такое хорошо, и что такое плохо. Насильственному тираническому браку противопоставляется народный (по любви).
Таким способом просвещенные круги общества пытаются символически отгородиться от власти. Цензура ведет не только к криптографическим решениям, что понятно, но и к кодификации со свободно управляемыми семантическими связями. Раз нам не дано знать и суждено забыть, то мы имеем право на свою версию событий, которая может быть и не отвечает истине, но зато ведет к идеалу. Похоже, что юный Пушкин в полной мере воспринял уже традиционный к его времени именно такой криптографический подход и расстановку основных фигур в коллизии русской утопии. Академик Коган, философ, исследуя творчество А.С.Пушкина, пришел к выводу, что движущей силой творчества поэта является "трагическое недоумение".
Следует ли удивляться, что у М.М.Хераскова в поэме "Царь или спасенный Новгород" 1800 г., посвященной Павлу I, Рюрик борется с Ратмиром (рыцарем-воином), но эта борьба носит черты французской Революции 1789 года, причем так, как она отразилась в верноподданническом сознании Хераскова. В образе Ратмира вместе с Французской революцией осуждается и эротика, эта бешеная полуголая баба Делакруа, на баррикаде с красным знаменем в руке.
Культурная доминанта очевидна. Революция служит цели освобождения женщин от стыда, и в этом смысле служит упразднению власти, так как родовая власть -- это власть мужчин, в том числе, над женщинами, а народоверчество связано с оргиями. Ратмир не только мятежник, но и распутник. В определенном смысле IV песнь «Руслана и Людмилы» А.С.Пушкина является полемикой с Херасковым, как в плане оценки Французской Революции, так и в плане этико-эротическом. В русский сюжет с черного хода проникает европейское отрицание традиционной христианской культуры и без того плохо привитой к русской душе из-за подавляемого во всех формах народоверчества. Еще не написанные байронов и пушкинский «Дон-Жуаны» сучат своими чудовищными ножками в сочинении Хераскова. Знать бы Хераскову, как далеко могут завести его идеологические спекуляции. Первобытный спор старшинств самым причудливым образом сталкивается с первой ступенью их общего отрицания. В этом одна из трагедий «великой русской культуры»: ее феномены не успевают развиться, расцвести и увянуть, их ростки уничтожают мощные протуберанцы более продвинутых соседствующих культур.
Еще более отчетливо влияние цензуры на жанр сказалось в «Песнях петых на собраниях в честь древним славянским божествам» Радищева. Приемы «эзоповой речи» становятся отчетливыми, форма доисторического предания развязывает идеологические путы, выводя полемику образованного слоя общества за рамки сознания профанов. Криптографика приводит к поступенчатой сакрализации контекста. «Песни…» Радищева, полемические по отношению к поэме Хераскова, являются гимном «Новгородской свободе». Идейная направленность Радищева служит и науке, она пробуждает его интерес к новгородскому этносу, начинается фольклоризация, а чаще псевдофольклоризация литературы и искусства. Это явление вообще свойственно предромантизму и романтизму, не только в России, но и в Европе. Фольклоризация, основы которой были заложены Радищевым, впоследствии получала у нас название народничества, которое в вульгарно-утопическом виде и приняло на себя функцию народоверчества, вместе с его старшинством. К сожалению, вожди народников не видели иного способа примирить старшинство рода со старшинством веры, кроме передачи власти старшинам веры, то есть народу. Проблема не легитимности власти, как таковой, была полностью забыта. Исключением служат анархические движения, большая часть которых, к еще большему сожалению, стала следовать властным технологиям управления. В полученном в результате окружающем мире старый латинский каламбур можно было бы озвучить, как «что дозволено Юпитеру, дозволено и быку», большинство русских анархистов, как, впрочем, и коммунистов первой волны, встало на путь «экспроприации экспроприаторов». До сей поры, определенные общественные круги в РФ, ведут дискуссии не об упорядочении регулирования общественной жизни в стране, а о проблеме власти и государства.
Радищев, рассматривая новгородский этнос, выделял кельтов (варягов), которых он связывал с Рюриковичами и монархизмом, и славян (финнов), которых он связывал с новгородским плебсом (9) (республикой). Радищеву можно простить, ведь и сам Тейлор в своей этнографии народов назвал украинцев татарами. Возможно, что славянами были только князья, их дружина была кельтско-германско-финской, а новгородский плебс был действительно угро-финского корня. Похоже, что новгородцы, а значит и древнерусский язык, есть результат трансмутации княжеского славянского языка и народных языков угро-финских племен. Возможно, что письменность была славянская, а разговорным языком служили угро-финские диалекты.
Однако, самым важным в сюжете Радищева, которому во многом в его полемике с Херасковым следует юный Пушкин, являются антихристианские мотивы. Гениальный Радищев за маской старообрядчества увидел языческое духовное лицо народа. Всеслав (эвфемизм Радищева для Вадима) -- сын новгородского жреца Седглава. Его невесту Чаромилу (сравни с Людмилой в «Руслане и Людмиле» Пушкина) уносит вождь варягов Ингвар, который легко ассоциируется с пушкинским Черномором (он же «воздушный обитатель», враг Оскольда у Муравьева). Монархизм становится идеологическим противником свободы и любви, которые сливаются в лесбийской ласке в образе Людмилы, и это слияние мы впервые встречаем у Пушкина. Полуголая баба Делакруа с красным знаменем в руках становится «милой людям», идеалом русской интеллигенции. Не зря все-таки коммунистические идеологи пропагандировали Пушкина как первого поэта. Он и есть первый, в смысле формирования образа русской революции, благодаря своему утопическому русскому национализму и несмотря на свой наивный монархизм (в юные годы А.С.Пушкин был елизаветинцем)
Радищев же первый вводит в тему «Новгородской свободы» Баяна, русского доисторического менестреля, певца любви и княжеских ратных подвигов. Радищев, в качестве новатора, ввел новый нарративный элемент в историческую поэму: лирическое «я». Баян, любовь/свобода, лирическое «я», язычество/республиканство, монархизм (как тирания завоевателя/похитителя юной красавицы) -- вот неполный список новаций, унаследованных Пушкиным в «Руслане и Людмиле» от Радищева. При всей восхитительной стройности построений Радищева и Пушкина им еще очень далеко до апокалиптических предреволюционных видений Д.Л.Мордовцева в «Государе Великом Новгороде», продолжившем линию чистой трагедии Сумарокова в русской литературе.


Москва, лето 2001


1. Смотри также Статью Ю.Беляева «Зримая история» Русская историческая поэма» в книге «Свидание через века», Москва, 1988.
2. Эта тема отнюдь не является открытой и в советское время для знакомства с памятниками древнерусской литературы требовалось получить допуск к секретным работам, многие материалы были помечены грифом «для служебного пользования», да и теперь, для работы в архивах требуется специальное отношение, например музея - все это, как и многое другое нарушает права человека по свободному доступу к информации и создает препятствия для ознакомления как с историей вообще, так и с историей власти в России.
3. Сочинения императрицы Екатерины II c объяснениями и примечаниями А.Н.Пыпина, СПб., 1901.
4. Старший этнос назывался Русы, а младший Русики, Сравни, Бой (откуда Богемия) и Бойки, обитатели современных Карпат на Украине.
5. Возможно, что власть и так называемые «патриоты» уже не помнят источника своей любви.
6. Ведь этнически князья и их дружинники (бояре и боярские дети) были чуждыми населению, которое им было подвластно. Поэтому в ходе истории официальная идеология старалась любыми путями вытравить в русском населении (из которого формировалась русская нация) любые воспоминания об их этнической принадлежности. В настоящее время русские практически чуть ли не все поголовно не сознают своих этнических, племенных и родовых корней, что позволяет произвольно управлять административным делением территорий. На всей территории Российской федерации только русские не знают своих внутри этнических границ. Границы же удельных княжеств известны, но они не проходят по границам этносов. Хотя этнографам известно, что, несмотря на интенсивное смешивание и русификацию, коренные этнические типы русских сохраняются и по сей день, и по сей день, они привязаны к своим историческим территориям.
7. Данное явление носит в культуре универсальный характер и является на мой взгляд источником феминизма в культуре. Угнетаемая женщина права, так как она защищает более старшую веру. Феминизм -- это устранение из указанной дихотомии народоверческой составляющей. Данные идеи более подробно прослеживаются мною в работе «Владимир Солянов. Поиски триединства», Москва, 2001, «Лавка языков», раздел «Штудии».
8. Что и было, в конце концов, осуществлено юным А.С.Пушкиным. Смотри по этому поводу Касама Кэйдзи. К расшифровке «NN» в «Дон-Жуанском списке» А.С.Пушкина. Именно этим объясняются репрессии, которым подвергся А.С.Пушкин и даже его смерть, а также тот факт, что в дальнейшем потомки Николая I роднились с потомками его детей от Наталии Гончаровой.
9. Новгородцы по Щербатову -- это славен, кривич, чудь и мери. М.М.Щербатов «История российская от древнейших времен», СПб. 1770, т.1, кн.1, стр.190-191.