"И я второе царство воспою,
Где души обретают очищенье
И к вечному восходят бытию".
(Данте, "Чистилище" I, 4-7)
"Так точно дьяк, в приказах поседелый,
Спокойно зрит на правых и виновных,
Добру и злу внимая равнодушно,
Не ведая ни жалости, ни гнева".
(Пушкин, "Борис Годунов")
Теперь, когда
Платон не по зубам,
И вновь открытое
Средневековье
Уже порядком
Надоело вам,
Не щурьтесь
И не хмурьте брови.
То тайные доктрины,
То Коран,
Трактат Плотина
В электричке душной,
Брошюра,
Согнутая пополам, –
Не говорите мне,
Что это Пушкин.
Он знал всего
Вийона наизусть,
Он прочитал
Кьеркегора и Борхеса,
И с Данте в скорбный
Отправлялся путь.
Потом, как все,
Готовился к отъезду
В Америку, но вот –
Ни там, ни здесь
Он эрудицией
Блеснуть не в состоянье.
Фальшивой скромностью
Сменилась спесь:
Поэт, философ? –
– Ах, одно названье! ...
– В своих последних
Сочиненьях Р...
Мне кажется,
Шагает в ногу с веком.
Будь жив Софокл
Или старик Гомер...
– Ну вот, опять
Вы льстите
Древним грекам!...
– Он слишком холоден,
Но все равно сходи.
Открыли Третьяковку,
Ты не против
Со мною прогуляться,
Там, напротив,
Есть чудный сквер.
Ты занят? Что ж, прости.
Ты вечно
Занят ерундой,
А этот день,
Он столько
Нового сулит...
Ты заболел?
– Обычная мигрень.
– Не слышу!
– Очень голова болит...
– Одна я не пойду.
Исключено.
Тебе, должно быть,
Просто неохота.
Ты знаешь, Врубель...
– Он сошел с ума.
– Лечись.
Я позвоню тебе
В субботу.
Мы целый месяц
Не были в кино!...
«Последний месяц
Лета стал луной.
Двенадцать звезд
Зажглись на небосклоне.
На стройке лает
Пес сторожевой:
Здесь старый храм
Из новых бревен строят.
Двенадцать звезд
На зеркале реки,
За ними Вечность
Или что-то больше...
Когда сияли
Русские штыки
В столицах
Венгрии и Польши,
Здесь был бассейн,
Купался бедный люд,
Не забывая
Имя Герострата...
Хватить могло
Двенадцати минут,
Чтоб руки вымыть
Понтию Пилату...
Гляди! Здесь будет
Новый Вавилон!
Златые башни,
Подвесные шпалы.
И шпили расцелуют
Небосклон устами
Равнодушного металла.
Здесь будет новый Рим
И новый Рай,
Здесь будет центр
Всего земного шара!
Мы покорим Европу и Китай,
Домчимся до брегов
Мадагаскара!»
… Так он писал,
Прикинувшись больным,
Забыв минуты,
Дни, часы и числа.
И грезился
Ему Иерусалим,
Вне мира,
Времени и смысла.
И со стола
Сорокалетний Блок
Глядел на муки
Юного собрата.
И даже помогал
Ему, чем мог,
Не допуская,
Впрочем, плагиата.
Так он писал,
И каждый
Чистый лист
Барахтался
Зародышем
В утробе.
Но вот слова
В единый ком слились,
Все воплотились
Сны в едином Слове!
И наш поэт
Поднялся, распахнул
Окно и взглядом
Улицу окинул.
А за окном
Зловонный ветер дул
И старый город
Пасть свою разинул.
«Взойдя на холм,
Он поглядел окрест,
И образ чудный
И неповторимый
Пред ним предстал:
В даль уходящий лес,
Седой туман
Над солнечной долиной,
И лебеди
На бархате реки
Слепили очи
Нежной белизною.
Вдоль брега
Золотистые пески,
Смываемые
Быстрою струею.
И вот в его виденье
Третий Рим:
Кругом мосты
И башни городские,
Бетонные дворцы,
Ряды витрин.
Угрюмые застыли
Часовые,
Как ангелы
У входа в Гроб Христов,
Пред скорбной
Усыпальницей Владыки...
И в пламени
Негаснущих костров
Невинных жертв
Мерцающие лики».
...Еще одно,
Последнее сказанье!..
– Но, Боже мой,
Как побледнели вы,
Толкуя о строительстве Москвы! –
Сегодня нужно
Быть специалистом.
Вы говорите
О сознанье чистом?!
О Фаусте? Он доктор?
– Он мой друг!
– Все так запутано,
Но замыкаться круг
Не хочет, будто
Дьявольскою силой
Здесь обозначен он.
Для духа дух
Уже не страшен.
Стоя над могилой,
Произнести
Блистательную речь
Не так-то просто,
Ведь ее едва ли
Вы про себя
В постели повторяли
– Да, все запутано,
И валится из рук
Клубок злосчастный,
Уползая в Вечность...
“Мораль”, “любовь к природе”,
“Человечность” –
На этом вас
Хочу остановить.
И если тему надо
Вам развить,
Прийти к одной
Логической развязке,
То знайте: собеседник
Ваш не тот,
Кому доверить
Можно эти тайны,
А в доме вашем только
Гость случайный.
– Давайте лучше
Выпьем за гостей!
Вот этот всех занятней,
Он профессор
И человек искусства...
– ОН МОЙ РАБ!
– Куда же вы?
На улице ненастье.
Останьтесь...
Это я всему виной!...
... Но вот уж гости
Пестрою толпой
На тротуарах топчут
Снег январский.
Гофманиана!
Новогодний вечер
По старому календарю,
На свалку
Мы завтра
Елку отнесем,
А детям
Подарим то,
Что подарить забыли
На Рождество.
Прекрасный случай для
Очередных
Ненужных обещаний
И записей в дневник,
Мы перешли
К иному исчисленью
Лет последних.
Что говорить,
Мы сильно постарели
За сто годин,
И город стал другим.
Обеды оскудели.
Пахнет гарью
На улицах,
Прохода не дают
Торговцы удлинителями.
Рядом с центральным
Магазином кто чулки,
Кто лифчик продает,
Кто башмачки,
Кто шерстяную шапку,
Кто матрац:
Давай-ка встанем,
Может ненароком
Здесь что-нибудь
Попросят и у нас.
Слепой слепого
Тащит за кушак.
И в страшном сне
Такое не приснится.
Как будто можно
Ниже опуститься,
Чем “круг последний”.
Мы уж переплыли
Свой Ахерон,
И нет поводыря:
ОСТАВЬ НАДЕЖДУ, ВСЯК СЮДА ВХОДЯЩИЙ!
Мы этот знак
Проехали давно.
Кругом пурга,
Повсюду снег блестящий.
И за себя нам
Страшно, и смешно.
Поэт, Георгий спящий, на улице народ
Поэт
(Пишет перед лампой)
Уж близок день,
Перегорела лампа –
Мой труд благословенный завершен.
Исполнен долг,
Я опровергнул Канта;
Кто сердцем чист,
Чей разум просветлен,
Услышит голос мой.
(Пишет)
Георгий
(Пробуждается)
Все тот же сон!
Проклятый сон!..
Возможно ль? в сотый раз!
За письменным столом
Старик бормочет
Сказанья
О пророках и князьях
Себе под нос,
Но, может быть, и я
Живу в больном
Его воображенье
И вовсе не имею отношенья
К строительству
Столицы всех столиц.
Пусть сочинитель
Жалких небылиц
Меня скорей
Отпустит восвояси.
А древний мир? –
Он все еще прекрасен!
Народ в ужасе молчит
. . . . . . . .
Забыв о бедах
Нынешних и давних,
Народ молчит.
В державе треугольной
У каждого есть
Свой надежный угол,
В котором жить
И умереть не страшно.
Молчит народ,
И рты полураскрыты,
Прилипли к нёбу
Языки, течет
Холодная слюна
По подбородкам...
Безмолвна чернь!
В жестокой
Схватке с духом
Никто не прав,
Никто не виноват
Ни перед кем.
Здесь каждый,
Как Адам,
Стоит наедине
С собой и Богом,
Не помня зла,
Не ведая добра.
Позволь окончить
Сей великий труд,
Предстатель муз,
Восславив
Хищный город!
Пускай уста
Певца передадут
Его красу,
Пусть злые
Струны вторят
Протяжному гуденью
Серых труб
И карканью ворон
На грязных свалках,
Бессильному объятью
Мертвых рук
И хрусту палки,
Трущейся о палку.
На каждом пятачке,
Где человек
Летает, ходит,
Ползает и скачет,
В кругу семьи
Переживая век,
Который целый век
Его дурачит.
Пусть вторят песням
Кошек во дворах
И в недрах бесконечных
Подземелий,
Плутают на
Полночных поездах,
По веткам
Перепутанных
Туннелей.
И пусть сомненье,
Ненависть и страх
Не омрачат
Сверкающую лиру.
И не забудет
Дух о небесах,
Покуда плоть
Шатается по миру.
(1995)