Крейг Чури — современный поэт, представитель одного из «потерянных
поколений» Америки, поколения 70-х, нашедший себя, однако, в поэтическом
ремесле высокого класса. Сейчас он преподает исскусство поэзии в младших
классах пенсильванских школ. Сам же Чури родился в угольном рабочем районе,
в доме, где не было ни книг, ни согласия, и к стихам пришел благодаря песням.
Возможно, от этого тексты его необыкновенно интенсивны и композиционно
точны. Что современной американской поэзии, как «подвальной», так и «профессорской»
не очень-то свойственно. Именно эта смесь точности, мужественности и нежности
привлекла меня в его цикле «Параллельное течение» (в оригинале — глубже
и непереводимей: Parallel Rivertime).
Стихи эти приходили ко мне по почте, напечатанные на почтовых карточках,
с той их стороны, где полагалось быть глянцу города или прибоя — к немалому,
наверное, веселью почтальонов. Таким образом, все описанное мной выше происходит
на крошечном пространстве почтовой открытки. Вот этот говорок и эти паузы,
свойственные современным попыткам общения, я и попыталась передать по-русски.
Частично мои переводы стихов Крейга Чури из книги «Параллельное течение»
публиковались в журналах «Побережье» (Филадельфия, США) и «Стетоскоп» (Париж),
а также в России, в газете «Вестник современого искусства» (Самара).
Стихотворение «Сквозь этот мир» из этой книги представлено к премии
Пушкарта 1996 года.
Ирина Машинская,
Нью-Йорк
Иэну
без этой путаницы ила
теряет силу вода
СКВОЗЬ ЭТОТ МИР
как это вот — плывем
нет
как это держимся вот без рук
нет
как это все же мы по шею а глубже не
да мы уже
и не уходим вниз а не подгреба
еще как
лишь головы
думаешь
да ты-то как там на другом берегу
не на а под
(петух свое кукареку в реке)
МОСТ
так а теперь налево посмотрим
вообразим сверканье
шири
воздуха над водой через весь
воздух
тяжесть пролета
слева начало
справа тоже начало
и бога помимо сего
места вот здесь
держась отпуская
и то что
обыкновенно не
просто ступая
НА БЕРЕГУ
почти рассвело
и мне хотелось снова забраться к тебе свернуться
там где мы спим у самого волнолома
но за ночь вода поднялась покрывая
камни песком
и я не нашел постели
странно стало мне море
нас омывало во сне
и бросился рыть руками
долго потом колотил в мокрый песок открой
дай мне скользнуть к тебе за спину
царапал песок колотил
звал тебя ну проснись
а это имя сестры
и я пробудился и знал уже что не тебя любил
все эти годы
в твоем доме у моря
спи дальше
НИ ГРУНТОВОЙ ДОРОГИ НИ
домов никого кто бы ждал с машиной с телегою лошадью
может тропа к деревушке вверху
хижина стадо огромные листья с изломом посередине
внизу у стволов
рубаха этого человека штаны с канавкам грязи
из конца автобуса с последнего места
его лицо без выраженья в зеркале водителя
может быть дерево игуаны там где автобус вдруг тормозит
ни велосипеда ни ослика
человек пробирается с заднего места выходит
молча только рожденные здесь знают
В МУЗЕЕ
он видел птиц взведенных так
чиркни спичкой сорвутся как если б
эти деревья
эта трава
эти камни
эта река
этот сон
вниз
поперек в этот час как если бы дверца духовки
хлопнула всё
обвалилось
крышинадкрышамикрыши
прибранные холмы ржавая жесть
ривера
фридакало
троцкий
знойная женщина в воздухе блю
за поющая в этот час в фьюладельфии
смерть сикейрос округлая сластолюбивая
ороско танцующий с девками на улице
дерущийся в рюмочной с пьянью
одноруко
и где-то тут я в центре
только смерть не отбрасывает тени
(мненье детей второсорных фильмов и сумасшедших)
сладкий картофель нет
картофельная флейта
окарина
собачье дерьмо
на улице гарсиа лорки в этом мутном свете
между молитвой и пробужденьем
И ТОГДА Я УСПЕЛ К ОТХОДЯЩЕЙ
реке и перешел на ту сторону
два дня я не мог вступить
пятился к шоссе
дал кругаря представлял вот перехожу
всех сделал несчастными а сваливал на полнолуние
не так это было у меня в голове
надо было просто сесть на камень подождать
слишком уж много солнца
слишком много синевы сметающей пыль на другом берегу
а тот кем я был раньше слонялся с собаками по деревне
а как в голове не получалось вернуться
все что слышал все было войной
как ты сказала во сне это было совершенно
звучал как чудовище
два дня звучал как чудовище
пытаясь пробраться к тому кем был в уме
несчастная и совершенная неуместность
ТОЧКА СХОДА
двух твердых согласных
резонанс диссонанс
закрываю глаза
джек строящий крышу дома
длиною вот с это окно
закрываю глаза
буду тянуть эти слова между нами
покуда не ) (
вот даже род грамматический слов
в точке схода
vaso en arena
имя твое слышу в рассказе о море
дым крематорский задирающийся к холодному фронту
небо: ни сетки волосяной ни трамплина
~o
и если б это было
так просто
как колесики все эти
шкивы блоки
снимающие тяжесть
слово каждое
галактика лун
поглощенных собственным свеченьем
крестики приливов
в год выборов
на собрании школьных попечителей
в те легкие минуты разговора
после близости
то кожа не звучала бы как камень
ПОСЛЕСЛОВИЕ
в том сне отец
ты двадцать лет как мертв
когда проснулся
в дверь постучали
и ты стоял в проеме загорелый
и
семь месяцев уже я повторяю мертв
когда стучали в дверь
мне снилось ты стоишь неважно где от солнца
и держишь женщину с которой сплю подмышкой
и это мог быть чей угодно дом
я ухожу ее не разбудив
к тебе еще тесней
до растворенья дома
ГОД СПУСТЯ
и вправду смерть до тебя не доходит
ровно год
я не о том однако
нарочно
вытащил кровать на песок
будто и вправду сам выбираешь кто ты откуда
их разговоры
только там не было книг
а старики что нас кормили мы их не видели больше
только во сне
хочешь поедем в магазин, ма
нет я хочу в бильярдную
но я не о том
небо приоткрывается на ширину почтовой щели
солнце
детского колеса за морем
остановилось в сомнении
поднявшись до середины
~~~
столько всяких возможностей
эти камни
когда стена реки
осыпается
не было карт
только птичьи крылья
святая дева мария
в ветвях
весьма загадочно
морское стекло
обглоданное до гладкости
голубого хрусталика
в воде столько всего
лодка кружит
темные португальские локоны
и кружит
как лист
с загорающей на нем голой
фигуркой невидимой сбоку
какую форму
принимает мое тело
оставляя
эти складки
ДРЕВНИЕ ТЕКСТЫ — ЛЕСНОЙ ГОРОДОК
простроченный цепляющимися кустами
я был втащен в середину
и тут я снова услыхал этот шум
там были мертвые птицы и мертвая кошка
машинка «зингер»
дырки от пуль в дверцах ржавого автомобиля
жесткий уголь покрыл ботинки и газеты 37-ого
еще хуже
что-то держало меня хоть дверь и открыта
ни ступенек чтобы сойти
только вышибленное окно
вещи мы посылали по трубе а я пролезть не смог
я промок порвал рубаху
это было вблизи от плохого квартала
изрисованного мелом
казалось это грудная клетка
ДРЕВНИЕ ТЕКСТЫ — ЛОРЕЙН
когда рисуешь на стенах
давай как будто балансируешь на бревне
чем дальше
берегись каштанов у них колючие скорлупки
твоя мама надевает ожерелье из ракушек
деревья падают люди кричат целуются
только ты и собака
глубже в дерево вгрызайся в кору
постарайся летать как птица
давай как будто ты пишешь письмо
птица хватает веревку и тащит твою сестру на крышу