Speaking In Tongues
Лавка Языков

Евгений Даенин

ЛИТЕРАТУРНЫЙ ПРОЦЕСС И ОБЩЕСТВО
(Открытое письмо на Запад)

(Что происходит в современной русской литературе? Имеет ли происходящее сейчас какое-либо значение для российского общества в целом? И если -- да, то -- какое и почему? -- Попытка дать ответы на все эти вопросы представлена в нижеследующем тексте.)

2002-й год вскрыл в жизни российского общества одно весьма любопытное явление, в котором сфокусировалась вся социальная и политическая действительность России последних лет. Речь идет о массовом исходе писателей, ранее известных как последовательные сторонники "демократии и либерализма", в лагерь "патриотической оппозиции". Проблему предельно обнажило присуждение одной из самых престижных литературных премий России "Национальный бестселлер" главному редактору патриотической газеты "Завтра" Александру Проханову за его новый роман "Господин "Гексоген", восторженно принятый не только большинством демократических СМИ (от НТВ -- до "Независимой газеты"), но и такими последовательно либеральными политиками -- как Борис Немцов и Ирина Хакамада. При этом внимание российских СМИ и политической элиты к "писательским играм" сейчас гораздо более пристально и серьезно, чем это было, например, в первые годы "ельцинских реформ", -- когда вернувшийся в Россию незадолго до президентской кампании 1996-го года Нобелевский лауреат по литературе Александр Исаевич Солженицын со своими "телепоучениями" воспринимался той же общественностью не иначе как "умненький старичок".

Нынче же и маргиналы от литературы занимают первые строчки в рейтингах теленовостей: будь то "национал-большевик" Эдуард Лимонов либо ярый сторонник "либерализма и демократии" Владимир Сорокин. И дело здесь не только в том, что оба они обвиняются прокуратурой в уголовных преступлениях. Будь они просто граждане Э. Лимонов и В. Сорокин, место им -- самое большее -- в криминальной хронике. Но они -- писатели. И первый из них обвиняется в том, что "его произведения содержат призывы к насильственному свержению существующего строя", а второй -- "в распространении порнографической продукции собственного сочинения". Этим-то они и интересны. Общественность же, интересуясь и удивляясь собственному интересу, между тем открывает для себя другие стороны современной литературной жизни. И здесь выясняется, что любопытен нынче отнюдь не только уголовный прецедент в писательской среде, что роль писателя как "властителя дум" по-прежнему велика, и что канувший было в Лету вопрос -- "с кем вы, мастера культуры?" -- актуален как никогда.

Действительно, тиражи современной "серьезной" литературы в России настолько мизерны, что говорить о прямом влиянии этих произведений на общество не приходится. Но, как известно, "поэт в России -- больше чем поэт", а посему писательская братия давно уже адаптировалась к новым реалиям, проложив дорогу пропаганде собственных идей посредством "родственных", "прикладных" жанров: публицистики (СМИ) и драматургии (телевидение, кино, театр). (Сторонники же "чистого искусства" из числа наиболее авторитетных вполне успешно могут воздействать на общественную мысль посредством любящей их политической элиты, хотя, зачастую -- в очень искаженном виде и без соблюдения авторских прав. Но, безусловно, главная их роль в социально-политическом аспекте -- это функция индикатора общественных настроений.) При таком раскладе писательские миграции в стан патриотов вовсе не выглядят маргинальными. Тем более -- сейчас, когда патриотизм в литературных кругах настолько в моде, что даже самые ярые противники этого явления вынуждены предоставлять телевизионную трибуну его адептам (тщетно пытаясь разоблачить, а по существу -- делая рекламу). (Так, например, зав.отделом культуры "Известий" и непримиримый либерал Александр Архангельский (вместе с другим "известинцем" Максимом Соколовым изливший на страницах газеты свою "ярость" по-поводу "признания" А.Проханова "золотой молодежью") вынужден-таки был пригласить в свою телепрограмму "Тем временем" (телеканал "Культура") видного "шестидесятника", известного демократа и всеми уважаемого литературного критика Льва Аннинского, вслед за А.Солженицыным воспевшего "феномен Проханова", а также -- чуть ранее -- ставшего одним из постоянных авторов прохановской газеты "Завтра".) "Еще вчера все они были в газете "Сегодня", сегодня же они перекочевали в газету "Завтра", -- так звучит популярнейший ныне в литературной среде каламбур. Впрочем, речь идет, в основном, о молодых писателях новой формации, руководствующихся, как правило, конъюнктурными соображениями, т.е. -- о той самой "золотой молодежи", столь "рассердившей" либералов М. Соколова и А. Архангельского, самым ярким персонажем которой, пожалуй, является скандально известная тридцати-с-чем-то-летняя поэтесса Алина Витухновская, ранее неоднократно обвиняемая ФСБ в торговле героином, а ныне -- широко известная как общественный деятель и идеолог рок-культуры. Понять же подоплеку нынешних "конъюнктурных соображений" в писательской среде (а также -- значение этой самой подоплеки для современного российского общества в целом) -- как раз и поможет краткий экскурс в историю отечественной культуры в стиле "рок".

"Высоцкий разбудил рокеров. Рокеры предопределили решения XXVII-го съезда КПСС", -- так писал в середине 1980-х годов известный теоретик советского андеграунда Андрей Козлов в своей нашумевшей статье "Рок как двигатель ускорения", перефразируя знаменитые слова В.И.Ленина об А.И.Герцене и "декабристах". И если это было преувеличением -- то разве что самую малость. Точнее было бы сказать, что рокеры послужили катализатором процесса. "Перемен, мы ждем перемен...", -- пел уже в конце 1980-х солист культовой группы "Кино" Виктор Цой, выражая таким образом настроения многомиллионных народных масс. Перемен -- еще со времен хрущевской "оттепели" -- ждали и писатели-"шестидесятники", -- с трудом, но все же доводя свои чаяния до читательской аудитории - посредством отечественной и зарубежной печати. Действительно, перемен ждали все, но каждый имел о них собственное представление. Революцию, как известно, начинают романтики, продолжают авантюристы, а пользуются ее плодами -- подлецы. Реальные перемены, пришедшие вместе с распадом СССР в период становления новой России, подействовали на рокеров отрезвляюще. Будучи (очевидно, в силу "недостатка образования") людьми менее прагматичными, чем писатели, но -- более эмоциональными и непосредственными, культовые фигуры российского "рока" отреагировали на ситуацию моментально. Разочаровавшись в происходящем, международно признанный и самый культовый из всех культовых фигур в российской рок-музыке композитор и музыкант Сергей Курехин вступил в партию национал-большевиков, эксцентричный и близкий к образчику "сатаниста" лидер группы "Алиса" Константин Кинчев вдруг подался в православие, а солист "ДДТ" Юрий Шевчук разразился хитом "Предчувствие гражданской войны", запрещенным сразу же после презентации клипа на всех телевизионных каналах -- с редакторской мотивацией, типа: "не стоит провоцировать народные массы...". Сразу после этого редакции российских телеканалов стали вдруг почему-то терять всякий интерес к отечественной рок-музыке. К 1993-му году -- году расстрела парламента и написания ельцинской конституции -- рокеры окончательно потеряли телевизионную трибуну. Телевидение захлестнула "попса". Потеряв непосредственных выход к многомиллионной аудитории, рокеры утратили социально-политическое значение и "ударились" в лирическое эстетство и легкий снобизм.

Действительно, произошедшее в начале ельцинских "реформ" в отечественной рок-культуре, игравшей тогда роль индикатора народных умонастроений, свидетельствовало о недовольстве "низами" характером наступивших преобразований. Происходящее в лит. тусовке сейчас -- десять лет спустя, говорит о том, что волна этого самого недовольства, докатившись до "золотой молодежи", пронизала уже все наиболее активные слои российского общества -- снизу до верху. Не только "низы", но и вся страна в целом не желает уже жить по-старому, а государство -- не в состоянии по-старому управлять. Все это свидетельствует о том, что российское общество вновь стоит на пороге перемен. Но какими будут эти самые перемены? Ждут ли Россию социальные потрясения в диапазоне: от хаоса и анархии -- до установления полицейского государства? Или же возможен симбиоз и примирение противоборствующих сил на поле компромисса? Для того же, чтобы просчитать возможные варианты, необходимо дать по крайней мере приблизительный социально-политический портрет наиболее активных слоев российского общества. Но сначала нужно договориться о терминах.

В России, как известно, и коммунисты -- не коммунисты, и демократы -- не демократы. Действительно, первые же годы ельцинских "реформ" -- годы декларации демократиии и либерализма -- на самом деле обернулись диктатурой кучки номенклатурщиков и олигархов из числа тех, кто называл себя либералами и демократами. А если речь идет о диктатуре, то -- какие уж тут демократия и либерализм? Идеи коммунизма в России также претерпели значительные метаморфозы -- путем признания лидерами российских коммунистов всех форм собственности (что противоречит определению) и обращения к традиционным отечественным религиям (преимущественно -- к русскому православию). Что же касается термина "патриотизм", закрепившегося было в современной России за коммунистами и националистами, то право на него в последние годы стало активно оспариваться сторонниками демократии и либерализма. Деление на "левых" и "правых" также не отражает сущности происходящего, поскольку в этом случае, например, в одном и том же "правом" лагере оказываются явные антиподы -- непримиримая либералка Валерия Новодворская и лидер РНЕ (Русского национального единства) Александр Баркашов, или же -- Движение "Либеральная Россия" и Русская Православная Церковь. (И вообще, применительно к современной политике оппозиция "левое-правое" удивительно напоминает скандальную рекламу российского пива, по сюжету которой известный русский пивовар прилетает к немецкому физику Эйнштейну и спрашивает: "Альберт Германыч, куда пиво ставить?". "Поставьте справа...", -- рассеянно отвечает Эйнштейн. "Относительно меня? или относительно Вас?", -- уточняет пивовар. "Относительно...", -- на секунду задумался Эйнштейн: "Гениально!!!" -- "Так родилась на свет теория относительности!", -- резюмирует реклама.)

Между тем, характер известных еще со времен Петра I-го противоречий в российском обществе вполне успешно определяется как противоборство между сторонниками "западных ценностей" и приверженцами "особого пути России". Первое яркое воплощение на писательском поприще это противопоставление получило уже в 40-х годах XIX-го века: в спорах между "западниками" (Т.Н.Грановский, И.С.Тургенев, П.Я.Чаадаев) и "славянофилами" (В.И.Даль, А.Н.Островский, Ф.И.Тютчев). Некоторый компромисс был найден противоборствующими сторонами лишь в процессе подготовки крестьянской реформы 1861-го года. Впрочем, полного примирения не получилось, и в 1860-х годах старый спор между приверженцами "местных" и "заимствованных" ценностей возобновился с новой силой, выразившись в противоборстве "почвенников" (Ф.И.Достоевский, А.А.Григорьев, Н.Н.Страхов) и "революционных демократов" (А.И.Герцен, Д.И.Писарев, Н.Г.Чернышевский). Кстати, последние ("революционные демократы") -- выступили идеологическим крылом движения революционеров-"разночинцев", т.е. -- наследников тех самых "декабристов", в свое время, по меткому выражению В.И.Ленина -- "разбудивших Герцена".

Однако, на смену "разночинскому" периоду в российском революционном движении пришел так называемый "пролетарский" период, завершившийся ленинской "социалистической революцией" 1917-го года и гражданской войной 1918-1922 годов (в основе которой также лежало противопоставление "местных" и "пришлых" ценностей). После этого культурологическая полемика между "западниками" и "почвенниками" (в крайних проявлениях -- соответственно -- между "космополитами" и "националистами") ушла исключительно в подполье (активно проявляясь лишь в реальной, а не в декларируемой государством внутренней политике). Провозглашенный большевиками в первые годы советской власти принцип "пролетарского интернационализма" (с продекларированной последующей экспансией "мировой революции") на деле обернулся "внутренним космополитизмом" -- в попытке уничтожения традиционной религии, национальных культур, уклада жизни и -- даже -- языков народов бывшей Российской империи. Внутренняя политика космополитического террора продолжалась вплоть до вторжения германских войск 1941-го года, когда "вождю всех народов" И.В.Сталину пришлось апеллировать к "национальному самосознанию" народа, к его чувству "патриотизма" -- в целях необходимости защиты "отечества" от "иноземных захватчиков". Победа в отечественной войне в 1945-м году обернулась не только экспансией "социалистических ценностей" в страны Восточной Европы, но и внутренним -- уже националистическим -- террором, нашедшим свое наиболее яркое воплощение в проведении политики скрытого антисемитизма. Вернуть полемику между приверженцами "западных ценностей" и сторонниками "особого пути России" в более или менее цивилизованное русло смогла лишь последовавшая за XX-м съездом КПСС хрущевская "оттепель". И, хотя силы тогда еще были не равны, именно в эти годы сформировались полярно противоположные взгляды писателей-"шестидесятников" (прежде всего -- под влиянием двух антиподов -- Нобелевских лауреатов по литературе: "обласканного" страной и государством Михаила Шолохова и "затравленного" ими же Бориса Пастернака). Однако наибольшую общественную значимость и известность писатели-"шестидесятники" приобрели гораздо позднее -- в период горбачевской "перестройки", -- с ее "открытостью" и "гласностью". В числе наиболее авторитетных и актуальных до сих пор фигур здесь можно назвать: с одной стороны -- Василия Аксенова, Андрея Битова, Владимира Войновича ("западники"); с другой -- Василия Белова, Юрия Бондарева, Валентина Распутина ("почвенники").

Между тем, ельцинская "буржуазная революция" 1991-го года явила новую (доселе широко не известную ни в "капиталистический", ни в "социалистический" период) координату противопоставления сил в обществе, разделив его на сторонников и противников частной собственности. Что же касается оппозиции "западники"-"почвенники", то она в первые годы ельцинских "реформ" была практически не заметна, -- по причине абсолютного господства первых и полного "загона" вторых (очевидно -- в силу крайней непопулярности их идей в тот период). Между тем, безоговорочная поддержка общественностью государственного (прозападно-буржуазного) курса способствовала установлению авторитарного стиля правления, что позволило Б.Н.Ельцину пойти на "силовые методы" в решении проблем с парламентом в октябре 1993-го года и с "мятежной" Чечней в декабре 1994-го. Первое -- "ударило" по популярности президента в народе, второе -- поссорило его с общественной элитой. Плоды же "приватизации по Чубайсу" окончательно лишили Б.Н.Ельцина поддержки и тех, и других. "Толчком" к примирению государственной и общественной элиты явилась лишь "замаячившая на горизонте" угроза "коммунистического реванша" в свете надвигающихся президентских выборов 1996-го года. Электорат был запуган -- ни больше, ни меньше -- грядущей гражданской войной в случае избрания президентом коммуниста Г.А.Зюганова, поскольку, как утверждалось практически во всех либеральных СМИ, "хорошо вооруженные охранные структуры крупного частного капитала без боя ничего не отдадут". Что же касается общественной элиты, то она в знак "единения" с властью получила свой подарок: в виде "замирения" государства с Чеченской республикой -- путем подписания генералом Александром Лебедем так называемых "Хасавюртовских соглашений". Впрочем, под "общественной элитой" в тот период надо понимать прежде всего "телевизионную трибуну", хорошо оплаченную крупным бизнесом, большей частью -- прозападным, а меньшей -- западным просто. И это -- самая что ни на есть чистая правда. Впрочем, безоблачный период в отношениях государства с общественностью длился недолго. И причиной тому послужило отнюдь не только дальнейшее перераспределение государственной собственности в пользу "семейного клана" Ельциных. Катализатором процесса вновь выступила "мятущаяся" Чечня. Точнее -- понимание ее лидерами тех самых "Хасавюртовских соглашений" как поражения России, развязавшее руки чеченским преступным группировкам на территории всей страны. Теперь уже не только простые граждане, но и "сливки" общества озаботились проблемой личной безопасности. (Стоит вспомнить одно только выступление на НТВ в программе "Итоги" ее ведущего и президента телекомпании -- "несгибаемого" либерала Евгения Киселева, который -- с потемневшим и нервно дергающимся лицом -- дрожащим голосом поведал народу о том, что, мол, каждого сейчас запросто могут похитить, увезти на территорию неконтролируемой Чечни, потребовать какой-угодно выкуп и т.д., и т.п.) Словом, страна соскучилась по "сильной руке".

"Сильная рука" незамедлила явиться во власть -- вкупе с "непроницаемым лицом" В.В.Путина. Спровоцированное же ваххабитами вторжение чеченцев в Дагестан и взрывы жилых домов в Москве положили начало новой антисепаратистской военной кампании, одобренной большинством российских либералов, включая и писателей-"шестидесятников", например -- Василия Аксенова. В четко реагирующей же на настроения в обществе "массовой культуре" также произошли серьезные изменения: столь любимые россиянами телесериалы "эволюционировали" от латиноамериканских "мыльных опер" до милицейско-армейских многосерийных телефильмов с четко выраженным образом врага -- в лице (!) "лица кавказской национальности". И все же, несмотря на антикавказские настроения у определенной части российского общества, угрозу широкого распространениянационализма удалось предотвратить. "Идеологический вакуум" заполнила идея не националистического, но государственного патриотизма -- с его интернациональным (и межконфессиональным) характером, что явилось своего рода "полем компромисса" между адептами "западных ценностей" и приверженцами "особого пути России", но -- со смещением политического "центра тяжести" согласно процентному соотношению между оппонентами. Что же касается оппозиции между сторонниками и противниками частной собственности, то и здесь, вероятно, также следует ожидать внутриполитических коррективов.

В целом же, проводимую президентом В.В.Путиным политику можно охарактеризовать как попытку синтеза между "достижениями" ленинской "социалистической революции" и ельцинской "революцией буржуазной". Действительно, если рассматривать возникновение в 1917-м году новой тогда "социалистической формации" как "тезис", а "буржуазное ниспровержение" ее в 1991-м -- "как антитезис", то можно смело заявлять о том, что политика В.В.Путина целиком и полностью лежит в русле немецкой классической философии, находясь в строгом соответствии с диалектическим методом Г.В.Ф.Гегеля, а также -- его продолжателей -- К.Маркса, Ф.Энгельса и В.И.Ленина. Впрочем, "теория триады" (как "тройственного ритма движения бытия и мышления") разрабатывалась еще античным Платоном, чье учение легло в основу всей христианской и -- особенно -- православной теологии. Таким образом, политика нынешнего российского президента пребывает в полной гармонии не только с марксистско-ленинской философией, но и -- со Святейшим Синодом Русской Православной Церкви.

Возвращаясь же к "писательским играм", необходимо отметить следующее. Действительно, можно констатитровать смещение политических позиций крупнейших (и в прошлом -- либеральных) писателей -- Л.Аннинского, В.Аксенова, А.Солженицына -- в сторону "почвеничества". Однако их "политические игры" протекают все же на "почве" "государственного патриотизма", являющегося своего рода "полем компромисса" между противоборствующими группировками "западников" и "почвенников". Главная же проблема заключается в миграции новой литературной "поросли" -- в сторону того же "почвенничества", но - уже за пределы этого самого "компромиссного поля". В числе наиболее "засветившихся" здесь можно отметить ряд представляющих либеральные СМИ молодых критиков, "раскрутивших" в печати все тот же новый роман А.Проханова "Господин "Гексоген". Это, например: Юлия Рахаева ("Известия"), Лев Данилкин ("Афиша"), Лев Пирогов и Игорь Зотов ("Независимая газета"). Такое изменение в "умонастроениях" молодых -- но уже вполне благополучных -- литераторов -- свидетельствует об отнюдь не только конъюнктурных соображениях в "почвеннеческих" миграциях писательского "молодняка". (Конечно же, в поведении таких скандальных фигур, как та же поэтесса А.Витухновская, -- мотив "застолбить кусочек" еще только "пекущегося" нового политического "пирога" -- явно присутствует. Однако явление это для лит.процесса не очень типично, поскольку амбиции данной поэтессы простираются явно за пределы "литературного поля", вследствие чего, например, в Интернете можно найти ссылки на заявление самой Витухновской о том, что стихи ее -- "полное говно", и, что на самом-то деле она теперь -- "общественный деятель".) Таким образом, если в "поведенческой мотивации" большой части писателей старшего поколения прослеживается лишь разочарование итогами горбачевской "перестройки" и ельцинских "реформ", то у молодых литераторов, вошедших в самостоятельную жизнь в этот самый период, можно найти еще и иллюзию того, что "раньше, вероятно, было лучше". Диапазон же этой самой иллюзорной "ностальгии по невиданному" простирается от брежневского "застоя" -- до "имперского величия" России столетней давности.

Одной из весомых причин возникновения у юных литераторов подобной иллюзии явилась утрата контроля со стороны либералов над главной "кузницей" писательских "кадров" -- Литературным институтом -- уже в самом начале ельцинских "реформ" (очевидно -- в силу ложного представления о малой общественной значимости литературного процесса в новых условиях). (История сего такова. Возглавлявший Лит.институт в период горбачевской "перестройки" демократ Евгений Сидоров был назначен в ельцинское правительство министром культуры, передав исполнение обязанностей ректора своему заместителю -- либеральному критику Владимиру Новикову. Однако, преподавательский коллектив Лит.института -- вполне демократическим путем -- избрал на должность ректора не прозападного "либерала" В.Новикова, а патриотически настроенного "почвенника" Сергея Есина.) В этом смысле весьма показательным явлением представляется Союз молодых литераторов "Вавилон", курируемый властями Москвы - в лице поэта, педагога и депутата Московской городской думы Евгения Бунимовича. Руководство этого любопытного объединения представлено двумя со-редакторами одноименного печатного органа - поэтом и критиком Дмитрием Кузьминым (1968 г.р.) и лауреатом литературной премии "Дебют", поэтом и прозаиком Данилой Давыдовым (1977 г.р.). Причем годы рождения Д.Кузьмина и Д.Давыдова указывают на возрастные границы "вавилонского" поколения, декларируемого авторами, как "самое молодое литературное поколение России". То есть, старшие представители литературного "Вавилона" -- это те литераторы, чье вхождение в самостоятельную жизнь пришлось на самый романтический период горбачевской "перестройки"; младшие же -- встретили свое совершеннолетие в эпоху самых жестоких реалий ельцинских "реформ". При этом самым знаменательным здесь является то, что, судя по произведениям и декларациям этих литераторов, все старшие "вавилонщики" -- это сплошь прозападного образца либералы и демократы, младшие же -- все как один ярые патриоты и "почвенники" (если не сказать больше). Так в стихах старшего "вавилонщика" Д.Кузьмина можно найти ужас от созерцания покалеченных чеченских детей в ходе военной кампании, а в критических статьях его сверстника Ильи Кукулина ("Независимая газета") -- последовательное отстаивание либеральных ценностей и резкое неприятие все того же А.Проханова. Творчество же младшего со-редактора "Вавилона" Д.Давыдова проникнуто, в основном, идеями анархии и эстетствующего "пофигизма"; а произведения его одногодка -- победителя турнира молодых поэтов в модном клубе "Проект О.Г.И." -- Андрея Родионова отмечены резким социально-политическим протестом с явной "почвеннической", антиглобалистской и антикапиталистической подоплекой. Самым же существенным представляется то, что отмеченные в лит.тусовке мутации в умонастроениях -- в рамках уже одного только "самого младшего литературного поколения России" -- с удивительной точностью моделируют все происходящие в российском обществе социально-политические процессы, -- иногда: один к одному.

(В приложении представлен приблизительный "политический портрет" российского общества -- в графическом исполнении и в наиболее корректных, по мнению автора, терминах -- в оппозиции: "западники" -- "почвенники" (в крайних проявлениях: "космополиты" -- "националисты"), а также: сторонники частной собственности - сторонники собственности общественной. Процентное соотношение между оппонентами не претендует на репрезентативность, будучи основанной всего лишь на личных наблюдениях автора, в кругу его общения -- профессионального и бытового.)

Обозначения:

A -- "почвенники" (в крайних проявлениях -- "националисты");

C -- "западники" (в крайних проявлениях -- "космополиты");

B -- сторонники общественной собственности;

D -- сторонники частной собственности;

E -"полекомпромисса":"государственники"-"интернационалисты", признающие различные формы собственности.

15.08.2002

Speaking In Tongues Лавка Языков

Евгений Даенин

ЛИТЕРАТУРНЫЙ ПРОЦЕСС И ОБЩЕСТВО (Открытое письмо на Запад)

Speaking In Tongues
Лавка Языков

ЛИТЕРАТУРНЫЙ ПРОЦЕСС И ОБЩЕСТВО
(Открытое письмо на Запад)