Speaking In Tongues
Лавка Языков
Джозеф Донахью
Из книги «Разломанный мир»
(1995)
Перевела Галина Ермошина
ВСПЫХИВАЮЩИЕ КАРТЫ
тени
Вода бьет камень. Натиск жажды. Одно другому: остров, река.
Откос, путаница, капля, всхлипывание, засасывание, удушье. Просьба
касается каждого. Связывает каждого. Раскручивает каждого. Наводняет
разговор, поджигает тишину. Разлом, Боль, Излечение, Рана, неразли-
чимая тень донной белизны.
бетон
Все — напряженная работа, трудовая панацея. Металл готов, ре-
шетка на месте, провода переплетены. Жар, вода, раздробленное ядро
земли. Плавный натиск, жидкий камень. Который вскоре будет вверху:
необработанный прилив гравия. Пока огненные ложа прохладны и формы
поднимаются: дом, гараж, аэропорт, тюрьма.
бар
Бутылки, пластик. Зеркало в баре, галактическая панорама. Жид-
кий огонь готов, планетарное стекло, свет из ниоткуда. Ликующее
сверкание, ледяной холм. Вторая земля. Тела цветут, текут. Холодный
видеопульс. Пора каждого глотка начинается. Кора мозга, позвоноч-
ник, карта, из этой глубины метеорная дуга.
пустой офис
Что задерживает уничтожение, ледяную волну, воздух, пену снега.
Ни башня из черного стекла, дальняя река. Ни офис смертного челове-
ка, руководителя. Ни последние его результаты, настенная фотогра-
фия, лодка во Флориде, ни портрет его самого, здесь. Ни продавец
своих ненавистей и общностей. Ни новая девушка, задержавшаяся до
темноты. Ни сумерки. Ни возлюбленный, идущий к ней. Ни буря.
улица
Каждый снится другому. Какая-то ночь. Какое-то мгновение ночи.
В лабиринте другого каждый выкликает. Последним кричит эхо. Эхо на-
зывается дневной свет. Коридоры. Мрак углубляется. На мгновение
один слышит шаги бродящего другого. На мгновение мужчина и женщина
промелькнули друг перед другом сквозь освещенный солнцем сад.
домашний интерьер
Женщина, спокойная теперь, ее рука сжимает ее предплечье. Блес-
тящая раковина, кровавая дорожка. Вне этой отдаленной комнаты свет
угасает. Тахта, окно, перед комнатой тихий опаловый горизонт, цве-
точный магазин внизу. Вечерняя алость и оранжевость. Пышные слои.
Водокачка, ночь поднимается. Колечко, наручник, браслет. Сухость
крови. Химический свет. Пыльная голубизна, река вдали, пылающее
солнце за ней, золотая, истекающая красным точка. Винный след в ис-
каженном свете. Ржавый разрез. Ничто на огне, не грабит.
постер
Вулканический разлом. Краснозернистый белый песок. Свет на воде
в тишине. Коза, привязанная к велосипеду. Трущобные хижины в зеле-
ной гуще. Каменная решетка в лагуне бухты. Кристаллы. Густая грязь,
где заблудилось животное. Океан оберегает. Фигуры растянулись, или
сплелись, или в задумчивости. Каждое покрытое черепицей надгробие,
упавшая шелуха. Красная крышка солнца, разделенная пополам горой.
бомбовая паника
Какой горячий ветер. Какое торжествующее добро. Пустая офисная
башня. Вспышка тревожных бригад. Эвакуационная мельница. Свободная
от скуки, дотошная тщетность, ты тоже пассивно перемещаешься, поте-
рянный для полдня. Монументальное очертание, черное стекло, банк,
инвестор. Пустынная путаница, проясненная огнем. Бездымное, все
еще. Бессмертное, все еще. Сезонное половодье с засухой. Сквозной
бег забывчивости: падающий острый выступ или бесконечное ничто.
постель больного
Ты где-то в другом месте, медленно составляющий эти тени, про-
думывая до конца черное сползание шерстяного одеяла, отдаленный
гребень простыни на твоих ногах, тело, все меньше и меньше твое, на
расстоянии, спокойно уничтожающее себя. Вентиляционная шахта, прох-
ладная струя, эхо. Вверху сияющий зной, последнее дуновение цвета.
Тень лифтов и скамеек тиха. Чьи сонные дни идут нерассказанные.
вентиляционная шахта
Яркость над разнообразием, но не сезон реально достигает. Ржа-
вая лестница. Пустота камня. Акустическая могила голоса или разби-
тая бутылка. Звезда, планета, кирпич, страница: какой высокий огонь
вырождается здесь. Парус грязного цвета. Пепельно окрашенный поток.
Тени натянуты, это выглядит источником земляных городов, бывших
прежде. Наши тела — тени внутри башни-тени.
конец недельной работы
Не колонна, или обряд, или тайное пламя. Только невидимый пар
растет. Склон и впадина. Молчание и жара. Почерневшее натяжение ви-
ноградной лозы. Листья наконец признали свой пепел. Только капля в
пустыне, последний плач. И мысль конечных вещей приходит как пода-
рок, как влажность в ночном воздухе.
пролом
Взрыв ветра. Извержение сквозь комнаты. Разорение произошло.
Восторг вещества. Смазанный замок, успокоенный свет, пустые залы.
Все сотрясено, опрокинуто, разорвано, разбито и запачкано. Некото-
рые предметы захвачены. Все еще разбросано.
цитата
Земля просто разломана. Бульдозер поднимает надгробие. Небреж-
ность или неудача более ранней эпохи. Индивидуальности без тел. Ев-
рейский шрифт, элегантные памятники. Не могилы. Поиски какой-то за-
писи о могиле. Но буквы насторожены. Имена живут.
театр
Состояние волнуется. Ветка струится, покрывается листьями в де-
вичьих руках. Антигона говорит из загробной жизни. Тростник некасав-
шийся, недрогнувший, связанный в грубый холст, его сила — одно с
его ненавистью просьбы. Актриса — твоя подруга, Ты наблюдаешь, не
подозревая, как ты ее любишь. Как она разбрасывает сор над телом
этого мира. Как она торжествует в своей смерти. Гнев преображает
ее. Ее слова цветут и плывут по течению.
знаменитости
Час наступит. Ты будешь свободен. Безголосие. Бестелесность.
Первая вспышка последнего света. Внутри неизвестного, непонимающий.
До тех пор эти продавцы, присутствующие, убийцы, законодатели,
рок-звезды, доктора, актеры, астрологи, генералы, боги, модели, что
ты знаешь о них, что ты знаешь о себе самом, будешь неясно просту-
пать сквозь беспредельное, но меньшее внутреннее. Их свобода осуж-
дает тебя. Ты медлишь, пронося свои руки сквозь них. Нематериальные
фигуры возвышенной жизни.
скандал
Причина собирает силу. Темные факты накапливаются. Приветствия
дрожат и умирают. Когда-то близкий друг, теперь — отрезанный и по-
терянный. И наконец, когда удар подходит, газеты сообщают — комис-
сионер, бывший владелец такси и счетчиков на автостоянке, ведет нож
для мяса через свое сердце.
новости
Только спрятавшееся может жить. Только тайна бесконечна. Слово
и образ, картинка и пейзаж, единичный звук и пиксель появляются
только однажды. И рассказанное, прошептанное, написанное, вообра-
женное, обнаруженное тоже потеряно, телесно и менее, чем телесно,
окончательны только лица, лица в аду, лица, замороженные во льду
спускающейся тропинки.
родильная клиника
Женщины здесь обнаруживают болезни, обсуждают распродажи, вра-
чей, результаты обследований, шутки, диету, знамение, ужасы, гово-
рят о таблетках, испорченных вещах, вирусных нашествиях, веселье,
лекарствах, землетрясениях, любви. Некоторые держатся замкнуто. Не-
которые рискуют. Индивидуальное биение сердца. Мысль сжимается в
теле. Тусклый глаз, золотой огонь. И список, переплетенное в кожу
удивление, обычная черная книга рождения.
магазин подарков
Золотая булавка призывает яму. Темнота, простор. Кратер в дожд-
ливом лесу. Случайный поток, наводнение, охватывающее стены. Рабо-
чая ссылка. Решетка ниток. Размеченные площадки далеких вкладчиков.
И чернорабочие, сотни, разбивающие, тащащие, день за днем, поколе-
ние за поколением, поднимающие веревочные лестницы, тянущие мешки
грязи.
бездомность
Поперек платформы, в стороне, вплотную к поезду. Примиренные,
выровненные конечности, как сбитая жертва аэропортовской бойни. Тя-
желые облака цвета жирного гаражного пола. Все, кто проходит — не
лучше, чем редакторы передовиц, один из тех, кто заказал беспризор-
ников, согнанных в загон, вычищенных, приведенных в порядок, выбри-
тых, одетых и позирующих для журнала. Утренняя суета. Равнодушный
ангел выводит заключение: они там, где они есть, так что ты можешь
быть там, где ты есть. Холодный шепот: они оставлены там, где они
есть, и ты оставлен там, где ты есть. Уриновый ветер. Еда отбрасы-
вается в тени. Конюшня, зоопарк, оскверненный храм. И ботинки, яр-
кие резиновые подошвы, выступающие из-под шерстяного одеяла — сан-
далии на ногах Гермеса, который путешествовал по галактикам, чтобы
принести вам послание, но был остановлен.
использованные книги
Слова умерли и затвердели около прошлого, около рождения света в
этом мире, старые страницы, сложенные звездные карты, чистые и та-
инственные, на тротуаре, на клочке шерстяного одеяла, спрятанные
слова возле солнца, где ад, где в начале, как сказал создатель, Бог
разместил ад, пламя наших благовещений, наводняющее прохладную глу-
бину этих улиц, высокий горящий дворец, каждый изгиб светлой тени
души в мучении.
урожай фруктов
Урожайные пятна, ваша красота захватывает. Прохладная просека в
ярком свете. богатство рассветного мира. Темное рабство постепенно
исчезает. Что это может быть. Не драгоценности, не камни. Эти пред-
меты вы подобрали, положили, запутали, не удовлетворили. Несколько
шагов от твоей двери, ключ от дома в руке. Творение у твоих ног. Ты
выглядишь неуверенно.
ЭПОХА ОРАКУЛОВ
С почтением — Натаниэлу Весту
1. 12 телефонных линий, 12 телеграфных лент, 12 гороскопов. Сто
тысяч звонков в день, компания называлась «Звездный Диск». В сердце
каждого одна минута предсказывает: пятисекундная просьба. Голос
внутри голоса, взывающий к зовущему: Напиши мне. Расскажи мне, как
звезды касались твоей жизни.
2. Человек регистрирует письма. Признательные — желтая корзина.
Только лишь благодарные — зеленая корзина. Письма с ненавистью и
угрозами — черная корзина. Безоконность комнаты-склада. Ослепитель-
ная флуоресценция. Огромный почтовый ящик изучения спроса рассорти-
рован, промаркирован и отослан в дальнейшее хранение. Неофициальные
письма направляются невидимым силам: рекламированию, устному отве-
ту, распознаванию имени и действиям духа. Сообщения текут из каждо-
го штата. Неисчисляемость плачей приходит к отдыху. Внутри каждой
корзины специальный ящик. Иностранные марки приносят свидетелей из-
далека.
3. Постер на стене, компания, распространяющая лекарства, жилец
оставил его, когда срок аренды закончился. На нем неземной восход,
дальняя планета, пурпур, сгущающийся в черноту. То, что еще могло
бы быть землей: теперь холодный камень, катящийся в безмолвие. По-
зади него — извержение красного. Огненный цветок из Данте, высшее
послание в пустой мир. Роза часа, цветущий наркотик. Благовещение,
перечень химикалий. Изложение спасения, описание, как химикалии
смешиваются и успокаивают нервы и замораживают волны боли.
4. Была еще одна последняя корзина цвета воды. Болезнь, отчая-
ние и смерть подгоняли этих отправителей, подстегивали их, доводя
их до самой чистой потребности. Нищие у ворот невидимого, они цити-
ровали священное писание, рассказывали тайну дорог и видений, тер-
зающих их сон. Они умоляли астролога вступиться. Некоторые из про-
сителей чувствовали преследование, некоторые чувствовали самоубийс-
твенный отход от мира. Или присылали медицинские карты, или снимки
умершего. Одна фотография выделялась. Погребальные детские ясли,
крошечный белый гроб. Фигуры в печали выстроились вокруг него.
5. Послание непрерывной песни зовущих голосов. Долгие часы,
утяжеляющие слова, заполняющие корзины. Другой мир медленно обнару-
живается для тебя. Скрытый порядок выходит на свет. Оракульский чу-
лан, демографический алтарь. Да кто же мог рассказать правду из та-
кого места. Как корзины походили на молитвенную стену, как полоски
бумаги были одной громадной просьбой. Как каждая жалоба, недоволь-
ство, испытание или совпадение выглядело так, будто прошли недели и
месяцы, страница в книге современных мучеников, книга, что никогда
не будет опубликована. Только Натаниэл Вест. Поздний час. Убывающее
офисное население. Кофейный автомат выключен, уход секретаря. Хоро-
шо изолированный, ты можешь почувствовать это, посланник чего —
загробная жизнь, обжигающая тень Натаниэла Веста, стоящая за тобой
во мраке.
6. Когда Космическая Станция прошла вверху по своей конечной
орбите, тревога коснулась всех, кто жил здесь, работал или проходил
через город. Звонок изверг выстрел. Телефонные линии испортились.
Меньше, чем апокалипсический час, лишь гнев для предзнаменований.
Никто не мог бы сказать, где ударит огненный метал. Намеки в бумаге
были страшны. Самый незаинтересованный путешественник или житель не
мог бы избежать страха: глубоко в небесах, мчащиеся к нему или к
ней маленькие куски уничтожения. В такое время трудно не признать
то, о чем мыслители долго спорили. Это оказалось очевидным: эпоха
оракулов не закончилась.
7. Лето 1980. Вечерние новости: астрология. Погребальный звон
растущий в Атланте. Переплетенный берег реки, тело или части тела.
Для отвлечения от явного безумия полиция допускает медиума, чтобы
помочь с поиском. Вот отчеты ментальных озарений: лицо убийцы про-
ясняется. Фотографии медиума удерживают частицы материи, или трога-
тельные игрушки убитого ребенка.
8. После работы. Далекий звонок. Юго-Запад, возможно. Никого
больше нет. Спокойный, учтивый телефонный собеседник нуждается в
астрологе. Месяц назад, говорит он, его дочь исчезла, возвращаясь
домой из школы. Полиция отказалась. Маленькая девочка на грязной
дороге. Нет улик.