Speaking In Tongues
Лавка Языков

Дмитрий Скирюк

ДРАКОНОВЫ СНЫ

ГЕРТА

«Речь с помощью молчания — также речь, знание с помощью незнания — также знание.»

Ленцзы

Весь следующий час варяг пил, ел и рассказывал. Опытная в подобных делах хозяйка корчмы сумела найти компромисс между желаниями Яльмара и возможностями остальных гостей, и приказала выкатить к столу не бочку, но бочонок, что вполне устроило всех. Постепенно просыпались гномы, которые вчера улеглись спать прямо на полу; Эльдон и Браги сперва недоумённо косились на пришельца, но когда Орге, едва продрав глаза, с радостным воплем полез к Яльмару обниматься, успокоились и тоже подобрались к столу. А спустя ещё пару минут заявился и Вильям, заночевавший с силачом в соседней комнате.

— А где Арнольд? — полюбопытствовал Жуга.

— Да ну его, — бард отмахнулся. — Спит как убитый после вчерашнего.

— Так разбудил бы.

— Сам проснётся. Его будить — себе дороже...

Новостей у Яльмара была куча. Он пригнал в Цурбааген свой кнорр «по последней воде» и теперь, сбыв товар, строил планы на новое плавание.

— Обратно через проливы не пойду, — говорил варяг, облизывая жирные пальцы. — Неладно что-то в датском королевстве. Какие-то разборки дворцовые... Ну их на хрен. К тому же, из Норвегии идут войска — опять же, прямо через Данию — наш принц на Польшу походом двинулся. Мне туда сейчас соваться не с руки. А перевозить солдат и без меня найдётся, кому.

— Откуда ты всё это знаешь? — Золтан весь обратился в слух.

— Да не поверите, такая приключилась история! Шли мы недавно к Британским островам пограб... гм!.. поторговать. Так вот. Идём мы, значит, и вдруг нагоняем корабль. Ну, кораблик так себе, шнява голландская, три локтя поперёк... но под датским флагом! Разобрало меня: дай, думаю, взгляну, в чём тут дело. Ну, пока мы там с ними э-ээ... разговаривали, какой-то парень — прыг ко мне на палубу! Тут мы и отвалили. А он и говорит: я принц датского королевства. И срочно нужно ему обратно в Данию. Ну, говорю ему, может, там у себя в Дании ты и принц, а здесь на корабле командую я, а мне надо совсем в другую сторону. А он денег посулил, печатку показал... Смотрю — вроде, не врёт.

Теперь уже и Вильям заинтересовался и подсел поближе.

— Разговорились мы, — продолжал варяг. — Нормальный оказался парень, только малость не в себе. Ну, он мне и нарассказывал... Папаша у него недавно помер, думали, он сам загнулся; так вот, принцу, якобы, видение было после этого, как будто отравили короля. Папаша заявился и сказал, мол, влили мне в ухо белену, пока я дрых в саду. И влил не кто-нибудь, а брат родной, папашин. Женился на его вдове и сел на трон. Ну, принц в бутылку и полез...

— Не знаю, что там за видение ему явилось, — задумчиво пробормотал Жуга, — а только вряд ли это правда. Если в ухо соку белены влить, ничего хорошего, конечно, не выйдет, но и помереть от этого — навряд ли кто помрёт.

— Ну, может, я чего напутал, — снисходительно кивнул варяг, — может, принцу влили — то-то он и взбеленился... Сам ведь знаешь, каково бывает духам верить. Он и решил узнать, кто прав, кто виноват, да и вообще, как дело было. Только перемудрил малость и замочил там одного. Родственнички шум подняли, дядя его в Англию и отослал — испугался, наверное, что и его до кучи пришибут.

Здесь Яльмар прервал свою историю и потянулся наполнить свою кружку, чем и поспешил воспользоваться Вильям, нетерпеливо ёрзавший на месте на протяжении всего рассказа.

— Ну, так и плыл бы он себе в Англию! — с горячностью воскликнул бард. — Чего же он к тебе-то перепрыгнул?

— Так это суть моего, к чему я веду, — терпеливо разъяснил варяг. — Он там стащил письмо — с ним двое ехали, с письмом от короля, а в том письме датский король просит английского, чтоб его племянничка, по прибытии на острова — того. На виселицу, значит. Чтоб не шумел и государство не позорил. А принц письмо возьми, и подмени. А тут и я подвернулся.

— А дальше?

— А дальше — всё. Пришлось-таки крюка давать на Данию. Так что, больше я туда ни ногой, пока там смута не утихнет. Мало ли чего... Пускай сперва разберутся: кто, кого, зачем.

— Уже разобрались, — сказал угрюмо Золтан. — Неделю тому назад Торфин Храбрый вошёл в Данию, и в тот же день твой приятель принц зарезал короля и сам загнулся на дуэли. И королева умерла. Знатнейшие собрались на собрание... Там теперь новая династия.

— Вот как? — хмыкнул Яльмар. — Забавно... Хотя и жаль. Я ждал от принца большего — крепкий был парнишка. А кто теперь там?

— Торфин.

— Ишь ты, где пристроился... Он тоже со своим папашей не в ладах был, потому на Польшу и полез... Ну, хоть что-то прояснилось. А вы, я вижу, тут тоже не скучали без меня? Дракона вон, заимели...

Дракон с самого начала привёл варяга в совершеннейшее восхищение.

— Один и Фрея! — говорил он, подливая себе пива и косясь на лежащего у камина Рика. — Вот это морда, зашиби меня Мьёльнир! Надо будет заказать такую же мне на нос... Ну, в смысле, на нос корабля. Деревянную. Где ты его достал такого золотого, а, Жуга?

— Дракон мальчишки, — рассеянно ответил травник. — Слушай, Яльмар, а сюда-то тебя каким ветром занесло?

— Веришь ли, сам не пойму! — развёл руками тот. — Я ведь отчего и принцу датскому поверил, что мне и самому видение было. Ложусь я спать, и тут вдруг, представляешь, появляется такой вот тип с двумя зонтами. Я — хвать топор, а он хихикает и говорит мне так: ты, Яльмар, чем за топоры хвататься, зайди-ка лучше на обратном пути в Цурбааген, всё равно ведь мимо поплывёшь. А заодно и загадку разгадаешь. Какую, говорю, ещё загадку, крапивное семя? А вот какую, говорит: «В корчме у Лиса Лис из Лисса» — что такое? И пропал! У меня такого никогда в команде не было, чтобы кто-то так шутил. Думал, может, кто ещё ко мне запрыгнул, обыскали весь корабль сверху до низу — нету! Всю ночь потом заснуть не мог, думал.

— Ну и что надумал?

— Ничего. Пришлось плыть. Зато теперь не жалею. Ведь недаром сказано:

Крюк большой

к неверному другу,

хотя под боком живёт.

А к доброму другу

Дорога легка,

хотя до него далече.

— Олле? — Золтан вопросительно взглянул на травника. Тот кивнул. — Вот тебе и ладья. Всё сходится.

— Стойте, стойте, — Вильям непонимающе переводил взгляд с одного на другого. — Олле-то тут при чём? Он что, и к нему... тоже?..

Золтан уже хотел ему ответить, но в этот миг дверь распахнулась и в комнату буквально ворвалась Агата. Жуга впервые видел хозяйку корчмы в таком смятении.

— Золтан! — выпалила та с порога. — Там, в комнате, Линора...

— Что? — травник вскочил.

— Я сейчас проверить пошла, как она. Бульону ей принесла...

— Да что с ней, наконец?!

— Нет её!

Золтан переменился в лице, затем, поражённый внезапной догадкой, сорвался с места и выскочил в коридор. Через секунду хлопнула дверь комнаты, в которой спал Арнольд. Травник опрометью кинулся за ним, Яльмар с гномами — за травником. В итоге все застали Хагга стоящим посредине комнаты над грудой свёрнутых вещей, с которой он только что сдёрнул одеяло.

Арнольд исчез.

— Так вот отчего он так долго не вставал... — пробормотал Вильям.

Золтан разразился проклятиями.

— Нет, каково? — он отшвырнул одеяло и принялся нервно ходить из угла в угол. — Удрал! И девчонку с собой уволок. Ладно, — он сорвал с гвоздя свой плащ и обернулся на пороге. — Ждите здесь, я скоро вернусь. Быть может, мы их ещё найдём.

Яльмар нахмурился.

— Может мне кто-нибудь объяснить, что тут происходит? А, Жуга?

Травник потёр лоб с такой силой, что на коже осталось красное пятно. Взгляд, брошенный им на викинга, был усталым и каким-то беспомощным.

— Не сейчас, — сказал он. — Чуть попозже. Чёрт, как голова болит... Мне срочно нужно протрезветь.

Викинг хмыкнул.

— Будь мы в море, я бы посоветовал тебе сесть погрести.

— Я знаю способ не хуже.

* * *

— Резче, Тил, резче! Замах короче, ладонь... Я те’ понагибаю голову, я те’ понагибаю! На меня смотри! Ладонь свободней, пальцы крепче сжимай. Серединой палки отбивайся, концом... бей... вот... так.

— Ай!

— Что, не нравится? Уж если вертишься, так спину прикрывай. Так. Хорошо! Хоро... Гм!

Ладонь мальчишки вывернулась, посох звонко загремел по мёрзлой земле.

— У, ч-чёрт... не успел. Посох дальше не двигается...

— А он и не двинется. Тил, не должно быть остановок. Ты бьёшь, потом уходишь в сторону, делаешь отскок, а посох убираешь за плечо. Приходится вертеть его обратно, ты теряешь время. Смотри сюда: шаг правой, разворот и дальше на перехват, только не через плечо, а через голову... Следи за ногами! А дальше — или перехватом снизу, или сбоку, или с разворота, если нужно трахнуть посильней.

Тил шмыгнул носом. Потёр ушибленный локоть.

— А если левая?

— Что — левая?

— Нога. Если я с левой ноги начну?

— Всё так же, но в другую сторону, а то тебя занесёт. И двигайся спокойней, ты теряешь равновесие.

— Да это... Палка в сторону ведёт.

— Тил, не мели чепухи! Сто раз тебе говорил: бьёт не дубинка, а рука, посох лишь её продолжение. Держи за середину — два конца уравновесят друг дружку. Удар получится слабее, зато быстрее и короче.

В морозной тишине раннего утра слышался отрывистый стук палок — кружась, подскакивая и скользя в застывших лужах, травник и мальчишка разминались в узком промежутке заднего двора. По мнению Жуги, лучшего средства от похмелья не существовало, вдобавок, Телли не мешало вспомнить кое-что из пройденного. На заиндевелых верёвках, натянутых с забора до стены, парусами задубели простыни и наволочки. Тил подозревал, что травник нарочно выбрал для тренировки это место, ибо Агата пригрозила им всеми карами, если они запачкают бельё, а грязная палка, которую он умудрился уронить уже раз пять, то и дело норовила засветить поперёк висящего полотнища.

— Легко тебе говорить, — буркнул Тил, лизнул разбитые костяшки пальцев и перехватил палку поудобнее. — Сам так, вон, мечом рубишься...

— Умеешь посохом, сумеешь и мечом, — сказал Жуга. — А впрочем, в чём-то ты прав... Но меч — это всегда вызов, а враг не должен знать заранее, на что ты способен. У нас в горах говорят так: »Умеешь считать до десяти — остановись на восьми». Клинок для тебя пришлось бы делать на заказ, а подходящую палку ты найдёшь где угодно. К тому же, меч не игрушка...

— Им убивают, — сказал Золтан, подойдя так тихо, что оба вздрогнули от неожиданности. — Кончайте прыгать и идёмте со мной.

— Дай хоть обсохнуть. Ты нашёл Арнольда?

— Нет, но это подождёт. Сейчас есть дело поважнее.

— Тилу тоже надо идти?

— Ему — тем более.

Ходить по городу с драконом было бы слишком опрометчиво. Поразмыслив, Рика оставили в «Пляшущем Лисе» под присмотром Орге и его приятелей, и вскоре уже шагали вверх по узким улочкам, направляясь к окраине города. Телли нервничал, но Золтан заверил его, что всё будет в порядке. Яльмар идти не захотел, сославшись на неотложные дела.

— Напрасно ты затеял поселиться в Лиссе, — рассуждал вслух Золтан. — «Городской воздух делает свободным» — это только поговорка. Ты не еврей, чтобы тебе позволили жить в еврейской общине, не купец и не имеешь земельного надела... На что ты вообще надеялся?

— Я купил там дом, — напомнил ему Жуга. — А по закону жителем города считается тот, кто владеет там хотя бы восьмой частью городского дома.

Золтан покачал головой:

— Это всего лишь закон, он ничего не меняет. Нормального бюргера из тебя бы всё равно не вышло: в гильдию мастеров тебя не приняли, пошлину ты тоже не платил... Напрасно улыбаешься, Жуга, цех — большая сила. Они повязаны с патрициатом и монастырями, устанавливают цены, арендуют склады, дома. Нецеховой ремесленник не сможет выжить в городе, а чтобы постороннему вступить в цех, одних денег недостаточно — нужна ещё хорошая родословная. Даже если бы тебе это удалось, ты всё равно считался бы подёнщиком без права заводить собственный очаг, «вечным» подмастерьем... В общем, дурацкая была затея.

— Знаю, — отмахнулся травник. — Мне Рудольф об этом тоже говорил. Хм... — он с интересом огляделся. — Здесь я ещё не бывал. Куда мы идём?

— К одной гадалке. У неё здесь дом.

— К гадалке? — переспросил Вильям, который, прослышав о походе в город, таки увязался за ними следом. — Зачем нам к гадалке?

— Это только так зовётся, — рассеянно ответил Золтан. — На самом деле она занимается всем помаленьку — волшебством, гаданьем, собирает редкости, морские раковины, книги... Её зовут Герта, её здесь многие знают. У меня с ней давнее знакомство.

— Она нам сможет чем-нибудь помочь?

— Надеюсь, что сможет. Она очень много знает.

С этими словами Золтан остановился возле кирпичной ограды, проход в которой закрывала маленькая дверца, и разговор прервался сам собой. Золтан ухватил массивное железное кольцо, с усилием потянул его и дверца со скрипом отворилась. Травник с удивленьем поднял бровь:

— Она не запирает дверь?

— Нас ждут.

Дома на северной окраине Цурбаагена стояли не так плотно, как в центре или около порта. Улицы здесь были шире, иногда попадались деревья. Кабаки и постоялые дворы остались далеко внизу. Здешние жители предпочитали уединение — каждый дом был окружён забором или каменной стеной, кое-где были даже небольшие сады. У Герты тоже был не особняк, но маленький, вполне приличный двухэтажный дом с разбитым подле цветником с дорожками и небольшой беседкой из камней, похожей издали на грот. Взгляд травника с любопытством скользнул по беспорядочной мозаике цветных квадратных плиток под ногами и задержался на крашеной под бронзу скамейке. Рядом возвышалась мраморная тумба солнечных часов с торчащим кверху треугольником гномона. Увядший и присыпанный снежком, цветник выглядел однообразно и уныло, но летом, наверное, был довольно уютен. Телли больше всего заинтересовали часы, Вильям тоже был не прочь их рассмотреть поближе, но Золтан уже стучался в дверь, да и небо было слишком серое, чтоб время узнавать.

Послышались шаги, звякнула щеколда. Жуга в душе ожидал чего-то необычного — что дверь откроется сама или чего-то в этом роде, но открыла им хозяйка дома. Это была высокая — почти с Золтана ростом, темноволосая женщина лет тридцати, совершенно не походившая на привычных рыночных гадалок из цыган. Одета она была небрежно, можно даже сказать, неряшливо — какая-то накидка с широкими рукавами и тёплый платок поверх ночной рубашки. На шее в три петли свивалась нить речного жемчуга. Травник принял бы её за служанку, не заговори с ней Золтан.

— Здравствуй, Герта. Впустишь нас?

Мигая от дневного света, гадалка поёжилась от холода и поплотнее закуталась в шаль.

— А, это ты... — хрипло сказала она. Оглядела остальных. — Что ж вас так много-то?

— Я же сказал, что приду не один. Так нам войти, или как?

— Ну заходите, раз пришли... Ноги только вытирайте. И на лестнице не упадите — у меня темно.

Сказавши так, она повернулась и скрылась в доме. Остальные направились следом за ней.

— Неважное начало, — шепнул травнику на ухо Вильям. Жуга пожал плечами и ничего не ответил — он давно уже привык не судить о людях с ходу.

Ступеньки скрипели. Дом был тёмен и тих, в застоявшемся воздухе витал сладковатый запах жжёных благовоний. Вдоль лестницы, на стенах, отражая свет, блестела дюжина тарелок красной меди; на них была чеканка, но рисунки пропадали в мешанине символов и букв. Травнику уже доводилось видеть такое. То был звериный круг — небесный календарь, любимая игрушка колдунов и звездочётов. Он обернулся указать на них Вильяму, но вовремя сообразил, что тот их не увидит — уж слишком здесь было темно.

Тил вошёл последним и теперь неловко топтался на пороге, стряхивая с башмаков налипший снег. Потянулся закрыть дверь. Жуга услышал, как за его спиной зашуршала юбками и тихо вскрикнула Герта, как замедлил шаг, а затем остановился Золтан, а после замерли все остальные. Травник обернулся.

Гадалка стояла, ухватившись за перила, глядя вниз, куда-то за спину травника. На её бледном лице с широко раскрытыми глазами медленно проступала улыбка — появлялась и вновь пропадала, как недоверчивый зверёк. Рука бездумно теребила ожерелье, как будто ей вдруг стало трудно дышать.

— Светлый... — тихо выдохнула Герта.

Нить лопнула и белый дождь жемчужных зёрен, сухо щёлкая, запрыгал по ступенькам.

* * *

— Элен сила люммен омэнтиэльво, мэллон...

Слова срывались с губ гадалки торопливо, но при этом всё равно звучали плавно, даже когда она время от времени сбивалась. Это был язык певучий, лёгкий, с придыханием на гласных, смутно бередящий память своей похожестью на все другие языки. Золтан с интересом наблюдал за происходящим, не пытаясь вмешаться. Наконец Герта умолкла и Тил, всё это время неловко переминавшийся у основания лестницы, угрюмо покосился на Жугу:

— Я что — должен ей что-то ответить? — спросил он.

Тот пожал плечами. Гадалка растерянно переводила взгляд с Золтана на Телли и обратно.

— Не понимаю... — она нахмурилась. — Не может быть, чтоб я ошиблась... У меня плохое произношение, Золтан? Или же, он всё-таки не ситха? Кто он? Просто альб?

— Да нет, не альб, — ответил тот. — И произношенье у тебя, наверное, хорошее. Он просто тебя не понимает.

Герта удивлённо заморгала:

— Совсем-совсем не понимает?

— То есть — абсолютно. Тил потерял память. Вот потому-то я и просил тебя помочь.

— Ах, так... Ну, тогда — пройдёмте.

В комнате наверху был круглый стол, накрытый малиновой бархатной скатертью, четыре стула и камин, в котором теплился огонь. С окна свисали легкомысленного бежевого цвета занавески, отделанные по краям голландским кружевом и кисточками, у стены примостился погребец с застеклёнными дверцами. Больше здесь не было ничего, даже традиционного хрустального шара. Всё это совершенно не походило на обычное жилище гадателей, и Жуга слегка растерялся. Гадалка меж тем подошла к буфету, без лишних предисловий нацедила в бокал вина и, осушив его одним глотком, кивнула на стулья:

— Садитесь, — потёрла виски, подняла взгляд на мальчика. — Как твоё имя?

— Тил.

— О, нет, не Тил, а...

— Телли, — поправился тот. — Меня зовут Телли.

— Ты один?

— У него живёт дракон, — вмешался Золтан. — Крылатый, золотой, шести шагов в длину. Зовётся Рик.

— Крылатый?! — обернулась Герта. — Ты сказал: «крылатый»?

— Да.

— Шести шагов... — задумалась она. — Маленький, летать ещё не может... Странно. Он с вами? — Все четверо дружно помотали головами. — Жаль, жаль. Ну, хорошо, взгляну на него как-нибудь в другой раз.

Она опять остановилась возле шкафчика и вновь наполнила бокал. Золтан нахмурился.

— Не пей вина, Гертруда, — с неудовольствием сказал он. — Нам нужно точное предсказание. Если мы не вовремя, то...

— Замолкни, Хагг! — резко бросила та, не дав ему договорить. — Что ты понимаешь в предсказаниях?! Мне впервые в жизни повстречался настоящий эльф, а память вернуть и людям не всегда удаётся... Ладно, — она обернулась. — Телли? Садись сюда, поближе к огню.

— Мне не холодно, — запротестовал тот.

— Всё равно садись. Мне нужен свет.

Она зажгла и укрепила в поставце тонкую, облепленную крошками лучинку; заструился дым. Тил сжался в ожидании волны табачной вони, но вскоре принюхался и успокоился. Травник же, наоборот, недовольно нахмурил брови, но ничего не сказал. Гертруда между тем взяла с каминной полки медальон — каплю полированного серебра на цепочке и присела перед Телли на колени. Покачала медальоном у него перед лицом.

— Расслабься. Успокойся. Не закрывай глаза, следи, как движется вот это. И считай.

— Раз, два, три... — послушно начал Телли. Закончил дюжину и сбился: «Дальше не умею».

— Не страшно. Начинай с начала каждый раз.

— Хорошо... Раз, два...

— Теперь про себя.

Она возилась с ним минут пятнадцать, после чего встала и потёрла пальцами глаза. Встряхнула головой. Нахмурилась.

— Не получается. Мешает что-то. Ну-ка, выйдите. Да-да, все трое. Вон в ту комнату. Золтан! Покажи им... Ну, ты знаешь.

В соседней комнате был стол и полки, сплошь уставленные книгами, пергаментными свитками, поделками из серебра и янтаря, и разными морскими диковинами — кораллами, пустыми черепашьими панцирями, морскими звёздами, раковинами, мёртвыми рыбами и осьминогами в залитых воском банках голубоватого стекла. На подоконнике и полках, в глиняных горшках росли домашние цветы. Везде всё было чисто и по-женски аккуратно.

Вильям при виде такого изобилия книг враз позабыл, зачем они сюда пришли, и осмелел настолько, что решился спросить:

— А можно, я пока книги посмотрю?

Герта вопросительно скосила глаз на Золтана:

— Кто он такой, Хагг?

— Вильям. Он миннезингер.

— Ладно, пусть смотрит, только проследи, чтобы он ничего не разбил.

И Герта задёрнула занавески.

Стул здесь был только один, и по какому-то молчаливому согласию никто на него не сел. Золтан остановился у окна, Вильям же двинулся вдоль полок, едва касаясь пальцем книжных корешков. Из-за тяжёлой драпировки еле слышно доносились голоса.

— Интересно она тут живёт, — заметил Жуга, обращаясь к Золтану. — Давно ты с ней знаком?

— Порядочно, — рассеянно ответил тот.

— Она сможет вернуть Телли память?

Взгляд, брошенный Золтаном на травника, показался Жуге укоризненным.

— Она пытается, — мягко сказал он. — И лучше, если мы не будем ей мешать.

— Смотри-ка! — Вилли подхватил за корешок и вытащил какой-то толстый том. — Амирдовлат Амазиаци «Ненужное для неучей»... Жуга! Не хочешь почитать? Тебе должно быть интересно.

— А что это?

— Трактат по медицине.

— Да не умею я. Вот, разве, ты чего вслух прочтёшь...

— Гм! Так... — Вильям раскрыл книгу наугад и начал читать: — «Базилик мелколистный. Лучший вид тот, что похож на чабрец. Природа его горяча и суха во второй степени. А некоторые говорят, что суха и холодна. Она помогает при излишках влаги в мозгу. А с холодной водой обладают вяжущими и смягчающими свойствами. Он открывает закупорку в мозгу и выводит пар. Закрепляет кишечник. Укрепляет грудь и лёгкие и очищает лёгкие от густой слизи. Помогает при лисьей болезни, если смазать соком. А если дать съесть с холодной водой или понюхать, то нагонит сок. И говорят, что его вредное действие устраняет кувшинка. Масргуз говорит, что он помогает при ожоге огнём. Но вызывает головную боль и заставляет много спать».

— Гм, занятно... Только почему всё сразу-то? А ну-ка, зачитай ещё.

— «Жир слона. Если человек смажет им тело, то звери не приблизятся к нему.»

— Не знаю, проверять не доводилось.

— «Ох горе свербит, полезти мыться...» А, нет — это переписчик, на полях... А, вот ещё интересно: «Жир крокодила. Гегианос говорит, что если его салом смазать место его же укуса, тотчас же успокоит боль и исцелит.»

— Чьим салом? Гегианоса?

— Да нет, крокодила.

Травнику припомнилось чучело огромной ящерицы, виденное им когда-то в доме мага Бривеллиуса. Он хмыкнул и с сомнением покачал головой.

— Может, оно и так, а только вряд ли то поможет, если цапнет крокодил: сдаётся мне, там мазать будет уже нечего.

— «Лисий жир. Успокаивает ушную боль. Если растопить с маслом лилии и кусочек жира положить в ухо, то успокоит также и зубную боль. А если смазать им кусочек дерева или щепку и положить в каком-нибудь углу дома, то все блохи соберутся там. Испытано».

— Однако... — травник выглядел немного ошарашенным. — Знаешь, Вилли, ты там этого... того. Пожалуй, хватит. Как-нибудь в другой раз почитаем.

— В другой раз, так в другой раз, — согласился бард, захлопнул книгу и продолжил своё путешествие вдоль полок.

Из-за драпировки вдруг донёсся топот ног, негромкий смех и быстрая скороговорка. В разговор двоих вмешался кто-то третий. Жуга встревоженно приблизился к двери и, потихоньку сдвинув занавеску, замер, где стоял. Замахал рукою:

— Золтан, посмотри.

Хагг приблизился бесшумным мягким шагом, заглянул в приоткрывшуюся щель и с удивлённым лицом повернулся к травнику.

— Ты уверен, что это он?

— Он самый.

— Если бы сам не видел, ни за что бы не поверил! Откуда он взялся?

От книжных полок донёсся радостный возглас Вильяма:

— Эй, посмотрите-ка, что я нашёл!

Жуга и Золтан в ответ разом зашикали на него, и вновь приникли к дырке в занавеске.

* * *

— Телли... Телли, ты меня слышишь?

— Да, я слышу.

— Год назад... Ты вспоминаешь, что случилось год назад? Ты можешь рассказать, как ты сюда попал?

— Вода... Её там очень много. Дверь... В прошлый раз была непроходима, я думал...

— Что ты думал? Телли, что ты думал?

— Не должно... было... быть... Второй бросок через грань... Аи... аи рив’ен таил, таэсс ам’ен эллома... Эсс’аэдрин ам’ен...

— Ох, Господи, опять... Кьен... кьен... Чёрт, как это по-ихнему? Кьен аэдрив ам’ен? Тьен Рик?

— Эсс’а, тьен Рик.

— Рик — энно деа мэллон эс?

— Таисс’а неа мэллон... Рик — хиа лор ам’ен эллома. Ювин.

Герта откинулась на спинку стула перевести дух. Они говорили уже десять минут, то и дело переходя на эльфийский. Порою она просто не понимала, о чём идёт речь, но основное ей было ясно. В горле у Гертруды пересохло. Она потянулась за бокалом и испуганно вздрогнула, обнаружив, что в комнате кроме них двоих есть кто-то ещё.

Это был невысокий гибкий паренёк, затянутый от шеи и до пят в цветастое трико, рядом с ним лежали два сложенных зонтика — чёрный и пёстрый. Он сидел прямо на столе, качал ногой и с интересом наблюдал за происходящим, а когда обнаружил, что его заметили, захихикал и спрыгнул на пол.

— Ты откуда здесь взялся? — Герта еле нашла в себе силы, чтоб задать вопрос. — Кто ты такой?

— Я Олле, — с готовностью раскланялся тот. — Я прихожу, когда спят. Но сейчас ты не спишь, и я пришёл не к тебе. Эй, Тил! Ты слышишь меня?

— Слышу, — отозвался тот, не открывая глаз.

— Я Олле, ты помнишь меня? Настала твоя очередь. Я пришёл, чтоб сказать, что отныне ты больше не будешь забывать свои сны. Эй, ты меня понял?

— Да. Я понял.

— Ну, вот и отлично. А теперь — вспоминай.

И он хлопнул в ладоши.

А затем пропал.

* * *

— Он всё ещё не проснулся, Герта?

— Не знаю. Я не думаю, что он проснётся сразу — было очень непросто погрузить его в транс. Задал ты мне задачку, Золтан... Но я тебе благодарна. Нечасто узнаёшь за раз столько нового.

— У него глаза закрыты. Тил! Тил, очнись! Ты меня слышишь?

— Помолчи, Жуга.

— Этот парень с зонтиками... Олле... Такое впечатление, что он тут взялся ниоткуда: я не видела, как он вошёл. Вы его знаете?

— Я потом тебе расскажу. Тебе что-нибудь удалось узнать?

— Очень немного. Его память как дуршлаг — он многого не помнит, но дыры постепенно затягиваются фантомными воспоминаниями. Он думает, что потерял память после войны и тогда же нашёл яйцо дракона. На самом деле он младший навигатор из клана зелёных эльфов. Очень интересная амнезия… Без заикания и без потери речи. Глубинные пласты побиты здорово, поверхностные почти не затронуты. Так бывает очень редко.

— А почему он всё забыл?

— Была какая-то сильная травма при переходе сюда. Я не совсем поняла, о чём он говорил — много незнакомых слов...

— Герта, брось прибедняться! Если кто и знает в этом городе язык Светлых, так это ты, иначе я обратился бы к кому-нибудь другому. Давай, рассказывай.

— Ладно. Если вкратце, то суть такова: они с Риком отрабатывали обряд перехода, но Врата почему-то оказались активными. Этого не должно было быть: их запечатали очень давно. Произошёл пробой. Телли не был к этому готов, они натолкнулись на что-то — я не поняла, на что — и теперь не могут найти обратный путь: Телли повредился в памяти, а Рик ещё слишком молод — всего четыре линьки...

— Ясно... — нахмурился Жуга. — Одного я только не пойму: зачем ему был нужен Рик?

— Драконы — великие мастера путей, — Гертруда перевела свой взор на травника. — Тил говорит, что переход возможен только в некоторых зонах, их называют Вратами. Чаще всего они находятся в воде и в воздухе; наземные Врата использовать опасно — неоднородная среда. Только Высокие эльфы могут своей волей открывать Врата и проводить сквозь них корабли, остальные так не умеют. А драконы открывают их где угодно и когда захотят. Зелёные эльфы в дружбе с драконами и путешествуют на них...

— И что?

— В общем-то, всё. Да, чуть не забыла: дракон заляжет в спячку, если станет холодно. Он уже сейчас то и дело убегает и подыскивает себе подходящее убежище. Телли говорит, что Рик недавно полинял. Первое время после линьки шкура мягкая и дракон растёт очень быстро. Если он не опробует крылья до зимнего сна, то складки ссохнутся и затвердеют. Тогда он никогда не сможет летать.

— Никогда? — переспросил Жуга.

— Во всяком случае — до следующей линьки.

— Это сколько ждать примерно?

— Трудно сказать. Я думаю, лет сто или двести.

— Сколько?! — невольно вырвалось у Вильяма.

— Я не спрашивала, но, насколько мне известно, промежутки между линьками у дракона раз от разу возрастают. От вылупления до первой линьки проходят дни, от первой до второй — недели, от второй до третьей — месяцы, потом уже в ход идут годы, а после — сотни лет. Молодой дракончик вылупляется фиолетовым, потом цвета сменяются обратной радугой: синий — голубой — зелёный... Ну, и так далее. Вам понятно?

— Не совсем, — признался травник. — Все эти слова...

— Сейчас он жёлтый. В этом возрасте драконы учатся летать. Потом он подыщет себе подругу и снова сменит цвет.

— Я слыхал, что старые драконы чёрные как ночь, — вмешался Золтан.

Герта покачала головой.

— Чёрного дракона никто и никогда не видел, — сказала она. — Но спорить с тобой я не стану. Кто знает, сколько лет живут такие существа?

— О, — послышался чей-то насмешливый голос от стола, — драконы живут долго... Вам и не снилось, как долго они могут жить!

Все обернулись и с изумлением уставились на Олле, который снова восседал на краешке стола, вертя в руках раскрытый зонт.

— А, это снова ты, — нахмурился Жуга. — Что на этот раз?

— Хотел уйти, но вы так интересно говорили... А Тил всё ещё спит.

— Что ты с ним сделал?

— Я? Да, в общем, ничего. Я просто позабыл сказать вам об одной вещи: он не проснётся, если не позвать его по имени.

— Но мы же звали...

— Ой, — Гертруда наморщила лоб и снова потёрла виски. — Верно. Я тоже забыла сказать: его зовут не Телли, просто это имя «всплыло» в первый раз и закрепилось в новой памяти. Тельри — так называется большой род Светлого народа.

— А его какое имя?

— Он не говорит. Не хочет говорить.

— Вообще, — вмешался Олле, — я бы мог вам помочь...

— Ты знаешь его имя? Откуда?

— Из снов, — просто ответил Олле. — Из его же собственных снов.

— Олле, кончай загадывать загадки! — рявкнул Жуга, багровея лицом. — Нам не до этого сейчас. Что весело во сне, то скучно наяву.

— А, верно, верно! — Олле закивал, прищурил глаз и погрозил травнику пальцем. — Но я-то вам всем снюсь. А может, и вы все кому-нибудь снитесь. Ладно, Лис, я позову его. А тебе, чтоб не скучал, загадаю ещё. Слушай:

Часы покажут нос и глаз

в холодном ноябре.

Лекарство при тебе сейчас,

как муха в янтаре.

Попутчика себе найдёшь,

где скисло молоко.

Чужой корабль поведёшь

на запад далеко.

Когда засветится в воде

осенний солнца луч,

Конец игры настанет, где

кипит Драконов Ключ.

— А теперь — прощайте. Оп!

Он захлопнул свой зонтик и прежде чем Жуга успел сказать хоть слово, пропал без всякого следа.

— О какой игре он говорил? — нахмурилась Гертруда.

— Я после расскажу, — угрюмо сказал травник и спросил, не оборачиваясь: — Кто-нибудь запомнил всю эту галиматью?

— Я записал, — несмело сказал Вильям. — Вот...

Он протянул ему раскрытый том, который машинально прихватил с собой из соседней комнаты. На титульном листе свинцовой палочкой карандаша, подобранной Вильямом со стола, коряво были выведены строки.

— Идиот! — Герта выхватила книгу у него из рук. — Кретин! Нашёл, где рисовать свои каракули... Золтан, ну кого ты ко мне привёл?

— Прости, Гертруда, — нахмурился Хагг, — но эти «каракули» для нас сейчас важней какой-то книги. Если хочешь, я заплачу за чистку.

— А, ладно, — гадалка устало махнула рукой. — Свинец всё равно не стирается. Кстати, зачем ты её взял?

— Я только хотел попросить почитать... Это Артур Брук. Я думал... Я...

И в это мгновение Тил открыл глаза. Все сразу умолкли.

— Телли! — травник склонился к нему. — Как ты?

— Рик... — хрипло сказал тот. Сглотнул слюну и посмотрел на травника. — Где Рик?

— Наверное, в корчме. Ты что-нибудь помнишь?

— Не знаю... — Телли медленно встал. — Нет... Не помню. Но у меня такое чувство, что мне срочно нужно найти Рика. Это очень важно. Не знаю, почему.

— Я знаю, — сказал Жуга. — Пойдём. Я объясню по дороге.

* * *

— Всё, хватит! Я сейчас с ума сойду...

Жуга вскочил из-за стола и нервно зашагал по комнате. Попавшаяся ему под ноги табуретка с грохотом улетела в угол.

Золтан осторожно поставил на стол свою кружку. Нахмурился:

— Эй, возьми себя в руки! Я не хочу второй раз тратиться на ремонт.

— Чушь какая, — травник остановился и сжал кулаки. — Чтоб он провалился, этот Олле, со своими шутками!

— Скажи спасибо, что он сказал хотя бы это.

— А что толку, Золтан, что толку? «Часы покажут нос и глаз...» — как это понимать? Как часы могут это показать? Ну, нос ещё туда-сюда: быть может, это значит, что часы меня обманут, но глаз... Странно. Необычно. Зачем?

— Не придавай этому такого значения. Такие предсказания всегда звучат туманно и становятся понятны, лишь когда сбываются.

— Тогда какой мне прок от них?

— Да никакого, если будешь бегать и орать!

Жуга покосился на Золтана, опустил глаза. Прошёлся пятернёй по волосам.

— Извини. Я просто устал. Ты прав — нет смысла так беситься, я подумаю об этом позже... Ты узнал, где Арнольд?

— Ещё нет. Из города он вряд ли выходил — уж слишком он заметен. Он где-то очень хорошо залёг, должно быть, у своих друзей, иначе мои люди давно бы его сыскали.

— Н-да... Вилли, может, ты чего надумал?

Вильям, сидевший на другом конце стола, покачал головой:

— Не знаю... «Чужой корабль» — это может быть корабль Яльмара, если только ты уговоришь его куда-то плыть. «Попутчик», «Молоко»... Не знаю.

— Драконов ключ... — Золтан сцепил пальцы. — Может, это тот источник возле Лиссбурга?

Сидевший у камина Телли поднял голову:

— Это значит — мы должны вернуться?

— Чушь, — нахмурился Жуга. — Он не кипит, это просто спокойный родник. Тут что-то другое.

— А лекарство? Может, это что-то из твоих запасов?

— Да я сто лекарств с собой таскаю! — взорвался травник.

— Жуга-а, — Золтан предостерегающе поднял палец. — Мы же договорились.

— А? Да, да, извини, — он снова сел за стол. — Как Рик, Телли?

Тил отвёл свой взгляд. В глазах его блестели слёзы.

— Он засыпает, Жуга. Он засыпает.

Как бы подтверждая его слова, дракончик широко зевнул и завозился, поудобнее устраивая голову как кошка — на передних лапах. Лежал он в странной позе — задние ноги были вытянуты параллельно длинному хвосту. Сложенные крылья покоились на спине.

— Видишь...

Жуга промолчал.

Они очень спешили, возвращаясь от гадалки, но спешка оказалась ни к чему — дракошка мирно спал под временным присмотром Орге и Агаты, и вовсе не собирался исчезать. Тил толком ничего не помнил из того, что говорил Гертруде. Собственные его слова оказались для него полнейшим откровением. Он молчал почти всю дорогу, и лишь когда увидел Рика на прежнем месте, вздохнул с облегчением.

Дварагов тоже впечатлила история Телли.

— Так значит, лаиквэнни, — хмыкнул Орге, скребя в затылке. — Вот видишь, Эльдон, зря ты бушевал — с зелёными вы никогда не воевали.

— Это уж точно, — согласился тот. — А вшё равно не по шебе.

Браги задумчиво глотнул из кружки.

— Значит, говоришь, что если Рик не полетит до холодов, — сказал он, — то он вообще не сможет полететь?

— А может, так оно и лучше? — встрял в разговор Эльдон. — Летучий дракон — одно шплошное бешпокойштво.

— Думай, чего говоришь! — рявкнул Орге. — Без него мальчишке не вернуться!

— Што верно, то верно... А может, ему прошто надо шкомандовать: «Лети»? А, Тил?

Телли помотал головой:

— Он не обучен такой команде, он ещё маленький... Да я её и не помню.

— Плохо дело, — Золтан побарабанил пальцами по столу. — Может, всё-таки, вы трое вспомните, как научить летать дракона?

— Иждеваешьща?

— И в мыслях не было... Н-да... — он повернулся к травнику. — Придётся, всё-таки, тебе опять сходить к Гертруде. Вам есть, о чём поговорить. И прихвати доску, может, она чего посоветует.

— А ты что, не пойдёшь?

— У меня дела, — он встал. — Возьми с собой, вон, Вильяма. Заодно и книгу отдадите. Ты ведь уже прочитал её?

— Да, — бард кивнул. — А стихи Олле я уже переписал...

— Чёрт с ними! — Жуга треснул кулаком по столу. — Я их и так уже навек запомнил.

— Жуга-а...

— Ладно, ладно. Всё. Молчу.

— И правильно. Идите-ка лучше разомнитесь, пока не стемнело.

Сказавши так, он встал и вышел. Тил и травник, переглянувшись, без слов взяли дубинки и последовали за ним на двор, оставив за спиной камин и душную корчму. Дул сильный ветер, луна вышла из-за туч. Небо над городом медленно темнело. Воздух был чист и прозрачен.

— Холодно, — поёжился мальчишка.

— Сейчас согреемся. Давай. Ты первый.

Два посоха скрестились раз, другой. Тил принял удар, повернулся вкруг себя, ударил сам, и посох травника, крутясь, взлетел в темнеющее небо. Упал и застучал, катясь по стынущей земле. Тил замер. Отступил назад.

Воцарилась тишина. Некоторое время они стояли неподвижно, затем травник медленно поднял голову.

— Как ты это сделал?!

* * *

— Ноябрь кончается, — Вильям плотней закутался в свой плащ. — До декабря остались считанные дни. Если что с часами и случится, то уже скоро... Ты слышишь? А, Жуга?

— Да.

Сыпал снег. Сырой промозглый ветер продувал насквозь. На улицах города было тихо и безлюдно. Вильям и травник шли через канал. Камни старого моста обледенели и скользили под ногами. Жуга остановился и поправил капюшон. Вильям остановился тоже, облокотился на замшелый камень парапета, плюнул вниз и задумчиво проследил, как плевок снесло под мост — шёл прилив. Рябило. Вода в холодных пятнах масла качала на волнах объедки, мусор и пустую винную бутылку. Силуэты домов, отражаясь в воде, сливались там в неровную зубчатую стену. На барже, пришвартованной у каменного берега канала, дымила труба, горьковатый угольный дымок стелился над водой. Вильям в очередной раз подивился хитрости местных жителей: многие здесь так и жили на воде — в Цурбаагене было четыре больших канала и с десяток маленьких, а с обитателей барж налог на землю не взимался.

Со стороны порта, несомая приливом, выгребала лодка.

Травник молчал. Ему всё ещё было немного не по себе от пустоты под рубахой — свой меч он теперь оставлял в корчме. «По городу с мечом не ходят — это раз, — сказал ему Золтан. — Ты не рыцарь и не дворянин — это два. И потом, Герта не любит, когда к ней ходят с оружием. Так что не стоит лишний раз гусей дразнить.»

Жуга предпочёл не спорить.

К мосту подбежала девушка. Помедлила, завидев двух прохожих, и поспешила перейти, держась другого парапета. Летящим шагом скрылась в снежной пелене. Вильям посмотрел ей вслед и вздохнул. Повертел в руках свёрток с книгой. Взгляд его серых глаз был непривычно задумчив и рассеян.

— Как думаешь, она нас ждёт?

— Кто ждёт? Гертруда?

— Да.

— Не знаю. А чего?

— Да неудобно как-то. Грязные, немытые... Смотреть противно.

Травник усмехнулся про себя, представив их двоих со стороны: Вильям в своём полукафтанье с покушеньями на моду и какой-то хмурый рыжий тип, до глаз закутавшийся в плащ. И руки торчат из куцых рукавов едва ли не по локоть. Ни дать, ни взять — заказчик и убийца обговаривают цену.

Вильяма, похоже, одолевали те же мысли.

— Приодеться толком даже не смогли, — ворчал он сквозь холод и ветер, — а ещё в гости к даме собрались... Ты, вот, к примеру, что на себя нацепил? — он дёрнул травника за полу рыжего плаща.

— Отстань.

— Ну что это такое по-твоему? А?

— Шуба. Лисья.

— Всё бы тебе хихикать...

— Не бойся, в обморок не упадёт. Сама вообще в халате гостей привечает.

— Побрился бы хоть!

— Завтра.

— Дремучий ты человек, Жуга, — вздохнул Вильям. — Ни такту в тебе, ни обхождения. Женщина — существо тонкое, деликатное, к ней особый подход нужен. Образованную женщину по нынешним временам нечасто встретишь, — он призадумался. — Обычно женщины глупы и безрассудны, но иногда способны на поступки благородства удивительного, вот как Гертруда с этой книгой. А такого книжного собранья, как у неё, я давненько не видал...

— Чего-то мне про книги верится с трудом, — хмыкнул травник. — Ты не влюбился часом, а?

— Да ну тебя! — отмахнулся бард. — У всех вас одно на уме. Ладно бы ты чего смыслил в любви, так нет, а туда же...

— Любовь — очень сильная штука, — задумчиво сказал Жуга, глядя вдаль. — Она поглощает тебя всего без остатка, заставляет делать всякие глупости, отравляет, как яд... Я ненавижу это чувство.

— Дурак ты.

— А я знаю. Ладно. Я замёрз, пойдём.

Они прошли вдоль берега квартала два, свернули несколько раз, и после недолгих поисков остановились у знакомой калитки.

На сей раз им открыли сразу. Сегодня Герта, не в пример себе вчерашней, выглядела лучше — красное с зелёным платье, волосы уложены в подобие причёски, на губах кармин. Разорванную нитку жемчуга сменила тонкая цепочка с медальоном.

— А, это вы...

— День добрый, — поздоровался Жуга. Вильям стащил с головы берет и не без галантности раскланялся. Гадалка кивнула в ответ.

— Сегодня нас только двое. Тил... Видишь ли, Гертруда...

— Я знаю. Золтан мне сказал, что Телли не придёт. Входите.

На лестнице Вильям обернулся.

— Видал? — он кивнул Герте вслед. — Это, по-твоему, тоже халат? Эх, ты...

— Всё равно, — пожал плечами травник. — Серое ей не идёт.

В приёмной комнате опять было натоплено, но в меру. Прислуги Герта не держала никакой и всю работу, даже самую тяжёлую, по дому делала сама. Стол был завален книгами, пергаментными свитками и стружками от перьев, похожими на срезанные ногти. На краешке стола, к удивлению травника, примостился хрустальный шар. Был он совсем маленький — с кулак, при том ещё какого-то зеленоватого оттенка, непохожий на другие.

— Я думал, ты не пользуешься шаром.

— Я убрала его вчера. Золтан предупредил, что у тебя с ними проблемы.

— Ну, не то, чтобы у меня, скорее — у них со мной... Хрупкие они какие-то, — он поднял взгляд. — А что ж сегодня-то?

— Да так, проверить надо кое-что. Садитесь.

Она подвинула себе стул, перебрала бумаги на столе и вытащила один листок.

— Я посмотрела свои записи и книги, — начала она. — Это касется вашего друга с зонтиками.

— Олле? — вскинулся Вильям. — Что с ним?

— Это трудно объяснить. Что-то выбросило его из нашей реальности, но удар был недостаточно силён, чтобы он ушёл навсегда. Он слишком привязан к этому миру и постоянно возвращается. Но плоскость колебаний так растянута во времени, а инерция так велика, что Олле пробивает ткань нашего мира и снова уходит. И так раз за разом.

Жуга и бард переглянулись.

— Я ничего не понял, — сказал травник.

— Я тоже, — поддакнул ему Вильям. — Попроще можно?

— Можно. Представьте иголку и холст. Холст — это как бы мир, а иголка — ваш Олле. Игла проходит через ткань, выходит с другой стороны, потом обратно... Теперь понятно?

— Вполне, — кивнул Жуга. — А нитка за иголкой тянется?

— Я не думаю, что он что-то «сшивает»; он, скорее, не игла, а шило — только дырки делает. Сны людей для него как маяк. А может, эти сны и есть уже готовые дыры...

— Его можно вернуть?

— Не знаю. Слишком мало данных. Возможно, эти колебания затухают. А вообще, судя по вашим рассказам, он там вполне освоился. Похожий случай был лет сто, сто пятьдесят тому назад — парнишку звали Рип ван Винкль. Он ушёл в лес и там пропал. А после кто-то, очень похожий на него, стал являться детям перед сном. С мешком влезал через трубу по верёвке и сыпал им в глаза песок, чтобы заснули. Потом он объявился, спустя почти сто лет, ничуть не постарев, и всё прекратилось. Хотя песочного человечка поминают до сих пор.

— Странно, — проговорил задумчиво Вильям. — Мне Олле как-то раз рассказывал стишок про человека с верёвкой и мешком, который исчез в лесу. А у меня на родине поют колыбельную про крошку Вилли Винки: «Крошка Вилли Винки ходит и глядит, кто не снял ботинки, кто ещё не спит...»

— Наверное, это тоже был он, — Гертруда заглянула в пергамент. — Ещё упоминается какой-то человек, который капал в глаза спящих сладким молоком, но это было так давно, что даже нет ссылки на время. Вообще такие случаи редки. Во-первых, нужен очень мощный первоначальный импульс, чтоб покинуть этот мир мгновенно и живым, а во-вторых, сны — притягательная штука, но не каждый человек способен в них существовать. Для этого нужен особый склад ума, такое, знаете ли, чувство равновесия...

— Он канатоходец.

— А, тогда понятно. Жаль я не знаю, что с ним случилось.

— Может быть, это поможет? — Вильям полез в кошель и достал наконечник стрелы. — Я... гм... Олле исчез после того, как в него попала стрела. У неё был точно такой же наконечник.

Гертруда осторожно подхватила наконечник. Попробовала пальцем остриё. Нахмурилась.

— Откуда это у вас?

— Мне дал Рудольф из Лиссбурга. Принёс штук десять.

— У него их целый бочонок, — подтвердил Жуга. — Я не знаю, что это, но если он не врёт, их сделал маг по имени Эйнар.

— Эйнар? — переспросила та. — Эйнар Орчиз? Который высвистывал ветер?

— Наверное. Не знаю. Рудольф говорил, что этот Эйнар хотел стать дельфином и однажды исчез.

— Интересно. Очень интересно. Мне можно это взять на пару дней?

— Разумеется, — кивнул Вильям.

— Я вот ещё чего хотел, — Жуга достал мешок и выложил на стол дощечку. — Что ты скажешь вот об этом?

— АэнАрда! — воскликнула Герта. — Я думала, их уже не осталось.

— По-моему, я это уже где-то слышал, — пробурчал Жуга. — Это всё?

— Золтан говорил, что у тебя есть какой-то сюрприз, но такого я не ожидала. Превосходный экземпляр! — глаза Гертруды светились восхищением. — К тому же, в фазе активации... Уже конец игры?

Травник вздрогнул.

— С чего ты взяла?

— Всего пять фигур осталось.

— Их и было пять. С самого начала.

— Не понимаю, — нахмурилась та. — Должно быть восемнадцать. Сколько сделано ходов?

— Я не считал. Десяток или два.

— И всё с пятью фигурами? Невероятно! — Герта вскочила и направилась к камину. Оглянулась запоздало. — Ты позволишь мне взглянуть на фигуры противника?

У травника отвисла челюсть.

— Это можно сделать?!

— Да, конечно... — Гертруда осеклась на полуслове и нахмурилась. — Постойте, постойте... Так вы не знали? Как же вы тогда играете?

Жуга вздохнул.

— Никак.

* * *

— Ну и ну... Как вам это удалось?

Курился дым. Ароматическая палочка светилась красным огоньком. Над доской на тонкой и высокой проволочной треноге покоился хрустальный шар. Свет шести свечей, установленных в углах доски, отражался в глубине хрусталя. Зеленоватым, чуть мерцающим сиянием струился вниз. Повсюду за пределами стола царила темнота — Гертруда занавесила окно, огонь в камине догорел. Дым от курительной свечи стелился над столом, и в его тяжёлых стынущих клубах проступали очертания невидимых фигур. Жуга и Вильям боялись шевельнуться и дышали в сторону, чтобы не разрушить призрачную картину.

— Одиннадцать фигур, — сказала Герта, — и на удивление хорошая позиция!

— У кого? — невольно вырвалось у травника.

— У вас. Взгляни сам: пешка на проходе и прикрыта ладьёй, воин белых запер чёрного и угрожает атаковать левый фланг, лис взял на вилку воина и дневного охотника, а дракону ничего не угрожает.

— Ты действительно так думаешь? — Жуга с сомнением потёр небритый подбородок. — Одиннадцать к пяти — не тот расклад, с которым можно выиграть.

— У чёрных численный перевес, но позиционное преимущество на вашей стороне. Пусть ходит пешка или лис, потом — размен ферзей...

— Размен... чего?

— Ферзей.

— Ты говоришь про воинов?

— Какая разница? У вас же пешка на проходе.

— Ну и что?

— Да ничего! — фыркнула та. — Пешка на последней линии становится кем хочет. Как можно этого не знать?

— А кто играет, в смысле, двигает фигуры?

— В АэнАрде все играют.

— Нет, но кто начал игру?

— Как, кто? — Герта с недоумением взглянула на Жугу. — Дракон, конечно!

— Наш?! — Вильям выпучил глаза. — Или...

Он не договорил и воцарилась тишина. Взоры всех троих остановились на другом крае доски, где в клубах седого дыма вырисовывалась фигура чёрного дракона.

— Не может быть, — пробормотал Жуга. Обхватил голову руками. — Яд и пламя, не может быть...

— Пожалуй, хватит, — Герта притушила свечи и помахала в воздухе ладонью, разгоняя дым. — Душно. Вы запомнили, где что стоит? Тогда откройте кто-нибудь окно.

Вильям кивнул, шагнул к окну, рывком раздвинул шторы. Поморгал, привыкая к свету, и вдруг насторожился.

— Жуга, — позвал он, — Герта! Там кто-то лезет через стену.

— Где? — вскочил Жуга. — Ах, леший... Должно быть, это те, что шли за нами.

— Шли за нами? — Вильям поднял бровь. — Где? Когда? Я никого не видел.

— Я видел. Герта! Ты ждёшь кого-нибудь?

— В гости через стену не лазают, — та прищурилась. — Хотя постойте. Сдаётся, одного я знаю. Герман-Селёдка. Мерзавец, каких мало. Интересно, что ему здесь нужно?

Травник машинально сунул руку под рубаху и выругался.

— Чёрт... Я не взял меча. Герта, у тебя есть что-нибудь... — Взгляд его упал на хрустальный шар. Он протянул руку:

— Можно?

Герта не успела ответить. Внизу загрохотали сапоги, а через миг три человека уже ворвались в комнату.

— Ага! — довольным голосом объявил, входя, четвёртый, по-видимому, тот самый Герман, о котором говорила гадалка. — Он в самом деле тут. Эй, ты, рыжий! Слышь, чё. Собирайся. С нами, значит, пойдёшь. И чтоб без глупостей!

В руках у него был арбалет. Заряженный и взведённый.

Травник подбросил в ладони хрустальный шар и поднял взгляд.

— С чего ты взял, что я с вами пойду? — холодно осведомился он.

— Сказал, пойдёшь, значит, пойдёшь. С тобой говорить хотят.

Подельники Селёдки заухмылялись.

— Ты слишком много себе позволяешь, Герман, — сухо сказала Гертруда. — Или забыл, что с тобой случилось в прошлый раз?

Казалось, тот заколебался и даже немного побледнел, но уходить, похоже, не был намерен.

— Ты, Герта, молчи лучше, — сказал он. — Мне с тобой враждовать неохота. Ты не знаешь, кто это такой.

— А мне плевать, кто он такой. Он у меня в гостях.

Герман вытянул руку.

— Энтот парень года полтора назад навёл здесь такого шороху, что у наших до сих пор руки чешутся. Потом собрал себе кодлу и промышлял на дорогах...

— Это был не я, — сказал Жуга. — Тот парень украл моё имя. Я убил его.

— Во-во, — кивнул Селёдка, — от подельников избавился! А после в Лиссе вырезал в корчме двенадцать человек.

— Сколько, сколько?! — брови травника полезли вверх. — Уже двенадцать?

Приятель Германа, коротконогий парень в кожаной куртке, стоявший у окна, сердито сплюнул. Лицо у него было круглое с редкой бородёнкой неприятного тёмно-рыжего оттенка. Он вынул нож — широкий турецкий крис с истёртой рукоятью и махнул им в сторону двери.

— Скажи спасибо, что ты здесь, — сказал он. — Кабы не гертрудин дом был, прямо тут порезали бы... А ну, кончай болтать. Пошли!

— А этого? — указал другой на Вильяма.

— А про него ничё не говорили.

— Лови! — вскричал Жуга и ничком рухнул на пол.

Шар взвился в воздух. Гертруда мигом скрылась за столом, рванула Вильяма за руку. Тот упал. Герман вытянул руку, поймал хрусталь и недоумённо на него воззрился. Поверхность шарика играла радужными бликами, искрилась, вихрилась яркими снежинками. Селёдка полюбовался шариком и сунул его себе в карман.

— А ничё игрушка. — Поднял взгляд на травника. — И чё? Сыграем в мячик?

— В ящик он сыграет, — снова сплюнул тот, что стоял у окна.

Двое остальных загоготали. Герман остался серьёзен.

Жуга поднялся, несколько обескураженный. Помедлил и шагнул к двери.

— Постой, — Гертруда ухватила его за руку.

— Не надо, — бросил тот, высвобождая руку. — Лучше, если это будет... не здесь.

Трое расступились, пропуская травника вперёд, и двинулись за ним. Селёдка обернулся на пороге. Повёл арбалетом.

— А вы сидите тихо. Слышь, Гертруда, чё я говорю? Не лезь, куда не просят. Пояли? Пока.

Едва закрылась дверь, Вильям и Герта бросились к окну.

— Ах, сучий выкормыш! — Гертруда топнула ногой. Схватилась за оконную защёлку, ударила кулаком. — Ах ты селёдка вонючая! Чтоб тебе жопу разодрало... Вильям! Помоги открыть окно!

Вильям, не ожидавший от неё подобных выражений, покраснел, но бросился на помощь. Вдвоём они расковыряли шпингалет и распахнули створки. Травник и остальные как раз в этот момент проходили мимо беседки.

— Жуга! — истошно выкрикнула Герта. — Хрусталь! Не надо разбивать! Там...

Двое идущих обернулись на крик, и травник рванулся вперёд.

Первым повалился тот, что шёл слева. Второй взмахнул коротким тесаком. Жуга мгновенно уклонился, нож пробил толстый верблюжий плащ и там застрял. Жуга перехватил под руку нападавшего, вывернул, ударил локтем, закружил и короткой подсечкой бросил его на землю. Хрустнула кость, упавший вскрикнул коротко и страшно и обмяк. Меж тем, тот, что упал первым, что-то выхватил из сапога и бросился в атаку. Блеснула сталь. Жуга ударил, крутанулся вправо, влево, путаясь в своём плаще. Второй, размахивая крисом, прыгнул к травнику со спины. Ударил. Промахнулся. Ударил снова и попал. Плащ травника окрасился кровавым, он упал, и все трое смешались в свалке.

— В стороны, сукины дети, в стороны! — вопил Селёдка, брызжа слюной и прыгая вокруг дерущихся. Арбалет в его руках дёргался, выцеливая травника.

— Щас я его, падлу!..

Жуга рывком поднялся на колено, вывернул чью-то руку с зажатым в ней ножом, и коротко, два раза пнул лежащего в лицо. Перекатился на спину, лицом к другому нападавшему, согнул проворно ноги и опять ударил — теперь уже в грудь. Подброшенный ударом, бородач упал спиной на тумбу солнечных часов и замер там, проколотый как бабочка булавкой. Мгновение он удивлённо пялился на штырь, торчащий из груди, попытался что-то сказать, но тут горлом хлынула кровь и он умолк. Крис выпал из его руки и воткнулся в снег.

Жуга перевёл взгляд на Германа. Вытер губы рукавом и сплюнул.

Стрела смотрела ему в лицо.

— Ну, рыжий, — оскалился Селёдка, — повезло тебе. Но теперь мой черёд ходить.

— Нет, — глухо сказал Жуга. — Мой.

Вильям так и не понял, что произошло. Раздалось глухое «Бум!», живот у Германа вдруг лопнул красным месивом, кровавые ошмётки разлетелись во все стороны на несколько шагов, а то, что от него осталось, дико воя, рухнуло на снег. Когда Гертруда с Вильямом выбежали во двор, Селёдка был мертвее мёртвого. Жуга сидел возле мраморной тумбы часов, поддерживая одной рукой другую. По виску и по плащу его стекала кровь.

— Куда тебя ранили? — Герта опустилась перед ним на колено.

— Жить буду, — травник поморщился. Повернул голову. — Как там эти?

— Один, вроде, жив, остальные дохлые, — Вильям приподнял одного, другого, шагнул к часам и замер, словно вкопанный.

— Жуга... — выдохнул он. — Посмотри!

Травник обернулся.

Снегопад уже давно прекратился. Солнце вышло из-за туч, и длинная кривая тень от гномона наискосок пересекла лицо распятого убийцы.

Сердце травника замерло.

Часы показывали нос и глаз.

* * *

Ран было три, из них лишь та, что на руке, внушала опасения. Крис, несмотря на малую величину, в умелых руках рубил не хуже сабли. Вся остальная кровь принадлежала Герману или кому-то из двоих других.

— Ты страшный боец, Жуга, — задумчиво сказал Вильям, помогая Гертруде перевязывать раны. — Я никогда не видел, чтобы кто-нибудь так дрался.

Травник поднял голову.

— А ты хотел бы, чтоб я дал себя убить?

Вильям ничего не ответил. Гертруда наматывала бинт плотно и тщательно. Кровь постепенно останавливалась.

— Как ты догадался, что делать с шаром? — спросила она. — Постой, не говори, я сама скажу. Сперва ты захотел его взорвать, но ничего не вышло, так? Потом, на улице, ты сообразил, что в прошлые разы шары взрывались, только если ты пытался выдать малый импульс...

— Герта... Ох! — Жуга уселся поудобнее и с укоризной покосился на гадалку из-под головной повязки. — Оставь свои учёные словечки, я их всё равно не понимаю. Я и в первый раз хотел, чтоб грохнуло, а он вдруг взял и заиграл. Ну в смысле — засветился. Мне и подумалось: а ну, как это и есть проверка на магический талант? Ну, вот я его и тронул чуток... Ох, яд и пламя, третий шар в этом городе!

— Я так и думала, — Герта удовлетворённо кивнула. — Ты плохо различаешь цвета?

— Откуда ты знаешь? — встрепенулся тот.

— Иначе ты не обозвал бы моё платье серым. Похоже, что и в магии с тобой творится то же самое. Ошибка в восприятии. Ударное заклятие в твоём исполнении — не больше, чем забава, и наоборот. Ты раньше за собой подобного не замечал?

Жуга покраснел.

— Всякое бывало, — неловко буркнул он. Пошевелил рукой, поморщился. — Чёрт... Это надо же, как угораздило. Не повезло.

— Наоборот, повезло — легко отделался.

— Тоже верно...

— Что с трупами делать будем? — хмуро спросил Вильям. — Три человека, как-никак.

— Я скажу Золтану, за ними придут. И с этим тоже разберутся, — Герта кивнула в угол, где всё ещё лежал без чувств второй оставшийся в живых участник драки. — Ведь нарывались уже, а всё не в прок.

— Нарывались? — поднял голову Вильям. — А... И что ты сделала с Германом в прошлый раз?

— Когда? А, это... Эхолайла. Я сделала так, что он стал повторять все звуки, которые слышал. Простейшее заклятие, не стоит разговора. Потом он умолк, и год молчал, как рыба. За это его, кстати говоря, селёдкой и прозвали. — Она повернулась к травнику. — Как ты себя чувствуешь?

— Хреново, — тот поморщился. — Но это ерунда. Мне бы только до трав своих добраться. А магией сам себе всё равно не поможешь, ослабеешь только.

— Нет, так нельзя, — нахмурилась Гертруда. Встала и расправила платье. — Сядь поудобней, я сейчас тобой займусь. Вильям! Разматывай бинты. Только осторожно. Я сейчас.

Она ушла и вскоре вернулась, неся какие-то горшочки и флакон прозрачного стекла. Промыла травнику раны на ноге и голове, смазала ладони конопляным маслом и сосредоточилась. Пальцами прошлась вдоль краёв раны, одним движеньем их сомкнула и накрыла ладонью.

— Больно?

— Нет.

— Хорошо, — кивнула она и зашептала.

Жуга почувствовал, как теплеет кожа под её пальцами. Появилось давление, затем возникло ощущение пришедшей Силы. Тонкое, почти неуловимое. Шли минуты. Жуга всё больше недоумевал, как с помощью такой ничтожной малости можно что-то сотворить. Он слушал эти сбивчивые лёгкие слова целительных заклятий, и к своему стыду не мог понять их действия. Меж тем, боль из виска ушла, а вскоре Герта отняла ладони, оставив затянувшуюся рану, и занялась другой. Когда она закончила возиться с ногой и стёрла высохшую кровь, травник был вынужден признать, что никогда не встречал такой мастерской работы.

Гертруда выглядела уставшей. Дыханье её участилось, лоб усеивали бисеринки пота. Когда она добралась до раны на руке, то ограничилась лишь тем, что приостановила кровь и сомкнула края.

— Всё. Хватит. Слишком глубоко, — она встряхнула руками. — Сразу заживить не получится. Могу ещё немного успокоить боль, но и только.

— Не надо, — травник покачал головой.

— Тогда придёшь ещё раз. Завтра или послезавтра.

— А так и так прийти придётся, — он неуклюже подобрал свой плащ. — Ты ещё про наконечник нам не рассказала. Вилли, помоги перевязать.

— Что ж, ладно. Доску свою можете забрать. А кстати... Хм...

Гадалка вдруг умолкла. Наклонилась над дощечкой. Подняла взгляд на травника. Тот всё понял без слов. В горле у него мгновенно пересохло.

— Лис? — одними губами спросил он. — Это лис?

Гертруда и Вильям переглянулись.

— Он угрожал двоим... Что здесь стояло?

— Охотник, — сказала Герта. — Это был охотник.

* * *

— Чёрт побери, Жуга, с тобой одни проблемы! Стоит оставить тебя одного и вот — пожал’те вам — три трупа среди бела дня. Как будто у меня без этого хлопот не хватало! Как тебя угораздило так влипнуть?

Был поздний час. Все посетители давно ушли, корчма закрылась, и только травник с Золтаном сидели в пустом зале. Жуга и Вильям пришли уже давно, а вот Золтан заявился лишь под вечер и всё ещё не мог успокоиться. Гертруда, как и обещала, известила его о происшествии в своём доме, и весь остаток дня Хагг пытался замять это дело. Естественно, настроение его от этого не улучшилось.

— Перестань кипятиться, Золтан, — поморщился Жуга. — Во-первых, я был не один, там были Вилли и Гертруда. А во-вторых, не я же начал драку!

— Всё равно. Только сумасшедший с голыми руками кинется на четверых головорезов.

Травник лишь пожал плечами:

— А что мне оставалось делать? Разбираться с ними полюбовно? Сам же настоял, чтоб я оставил меч. И потом, — он усмехнулся, — может, ты мне не поверишь, но я знал, что я останусь жив.

— Не мели чепухи! — сердито оборвал его Хагг. — Как можно знать такие вещи?

— Нет, правда. Помнишь что мне напророчил Олле? А ведь ничего ещё не сбылось. Правда вот, часы... но это было после.

Золтан поднял бровь:

— Олле? И ты кинулся в драку только из-за бредней этого придурка?

— Всё равно выбора не было. Драться в доме у Герты я не захотел — о ней в стишках Олле ничего не говорилось. Я был уверен, что останусь жив, а их вот с Вильямом запросто могли убить. Отошёл подальше, ну и... вот.

— А если бы тебя изувечили? Отрубили руку? Выкололи глаз? Твоему дурацкому «пророчеству» это нисколько бы не помешало сбыться.

— Да, приятного мало, — согласился травник. — Так ведь не отрубили же!

— Да пойми же ты, — Золтан перестал ходить и оседлал табурет, — такие дела не решаются на месте. У воров свои законы. Я наверняка сумел бы вытащить тебя оттуда, а у этого Селёдки куча дружков, и все теперь мечтают разодрать тебя на части. Этого ты хочешь? Этого, да?

— Ну, извини, — Жуга развёл руками, — в другой раз предупреждай как-нибудь пораньше. А то я ведь человек дремучий, городскому обхождению не обучен. Я ж не знал, что ножиком у вас здесь только так махают, для важности, а так-то мухи не обидят...

— Тьфу, язви тебя холера! — Золтан сплюнул и охватил голову руками. — Я ему слово, он мне — десять!

Жуга приподнял кувшин. Вопросительно взглянул на Золтана:

— Пить будешь?

— Чёрт с тобой, наливай...

Воспользовавшись затишьем, Агата поспешила принести ужин — омлет и суп со шкварками, в котором плавали белые квадратики леббенча. Разговор прервался, и оба принялись за еду. Было слышно, как шумит ветер за окном.

— Странно она живёт, эта Гертруда, — задумчиво проговорил Жуга, поглаживая раненую руку. — Ни прислуги, ни кота. Обычно всякие ведуньи любят кошек. Сколько ей лет?

— Немного, — уклончиво ответил тот. — Нет и тридцати. Сильно порезали?

— Гертруда зарастила. Я никогда не видел, чтоб так ловко управлялись с магией. Ты знаешь, я почти не верил, что такое бывает. Она же сил почти не тратит вовсе, а заклинание работает. И хорошо работает! Лучше, чем у меня.

— Известно, — Золтан усмехнулся. — У неё всегда так. Это ты, дурак, кувалдой лупишь комаров — сила есть, ума не надо, а у неё всё тонко, по-научному.

— Она училась у кого-нибудь?

— Сам спросишь, — буркнул тот. — Захочет, так расскажет. Смотри только не пожалей потом.

— И имя, — травник вдруг нахмурился. — Да, ты знаешь, имя... Это не оно. Ему хочется, чтоб её звали Гертой, а на самом деле...

— Кому? — Золтан перестал жевать.

— Ну-у... — тот неопределённо повертел завязанной рукой. Поймал взгляд Золтана, смутился и пожал плечами. — Имени, наверное... А в самом деле, странно. Вот чувствую, а объяснить не могу!

— Ну и не мели чепухи! — сердито оборвал его Хагг. — Лучше скажи, где Тил?

— На крыше.

— Опять с драконом?!!

— Нет, один. На звёзды смотрит. Просил не мешать.

— Да-а... — Золтан побарабанил пальцами по столу и вздохнул. — Дивный народ эти эльфы...

* * *

Примерно около полудня Телли понял, что разбудить дракона не удастся. Неугомонный Орге предлагал на выбор кучу разных способов. Они раскрывали окно, надеясь, что разбудят Рика холодом, потом наоборот — подбрасывали дров в камин, надеясь сделать то же самое при помощи тепла, поливали его водой, шумели так, что сотрясалась вся корчма, дёргали за крылья и за хвост и даже пытались напоить его пивом, предварительно разжав драконьи челюсти каминными щипцами. Всё было тщетно — чаще всего дракончик лениво приоткрывал один глаз, укладывался поуютнее и снова засыпал. Дошло до того, что Орге предложил опять устроить нападение на Тила, чтоб дракон пришёл на помощь, и уже подговорил Эльдона и Браги спрятаться в коридоре за углом. Всё дело им испортила Агата: завидев двух дварагов, притаившихся в засаде с топорами наголо, она смекнула, что, похоже, затевается очередное разрушение, и долго гоняла их по коридору, вооружившись мокрым полотенцем.

К полудню все четверо окончательно выбились из сил и оставили эти попытки, тем более, что Рик скорее дремал, чем спал по-настоящему. А часом позже возвратились от гадалки Вильям и Жуга, и всем стало не до дракона. Пока угрюмый травник занимался своей раной на руке, а Вильям в очередной раз пересказывал, что там произошло, Тил почувствовал, что больше так не может, и ушёл проветриться на крышу. Его исчезновение заметили не сразу, и когда Жуга нашёл его там, уже темнело.

— А, вот ты где.

На заметённой снегом крыше было холодно и тихо. Тил сидел на самом её гребне, обхватив колени и прислонившись к тёплой трубе камина. Бросил взгляд на травника и снова отвернулся.

— Не замёрз? — Жуга подошёл и опустился рядом. Проследил за взглядом паренька. Смотрел Тил в сторону гавани, туда, где на холодном рейде темнели силуэты трёх последних зимних кораблей.

— Как твоя рука? — спросил тот вместо ответа.

— Рука — нормально. Заживёт. Ты что там увидал?

— Да так... — Тил поплотнее запахнул овчину кожуха и помолчал. — Грустно отчего-то.

— А что весёлого на крыше? — усмехнулся травник.

— Я не об этом. Лето кончилось, да и вообще... Не знаю, что мне дальше делать. Устал я от всего этого. Домой хочу.

— Куда домой?

— Куда-нибудь. Где можно жить спокойно. Ходить по улицам без опаски... И чтобы Рик летать умел, — Тил с грустью посмотрел на травника. — Ты знаешь, Жуга, наверное, он уже никогда не полетит... Мне так кажется.

Жуга помедлил.

— Я там не стал говорить при остальных, — сказал он, — но тебе про это надо знать. Это про доску.

— Отстань ты со своей доской!

— Нет, ты послушай. Гертруда показала мне... нам с Вильямом чёрные фигуры. Те другие, которые против нас. Там тоже есть дракон. Это они играют — он и Рик.

— Что ты плетёшь! Да Рик вообще к доске не прикасался. Он же спит.

— Наверно, в этом всё и дело, — проговорил задумчиво Жуга. — Мы трогаем фигурки, но сдвинуть их не можем. А Рик... Кто знает, что он делает в своих драконьих снах! Мы для него только фигурки на доске, но от нас зависит, выиграет Рик или проиграет.

— А я? — Тил поднял взгляд. — Я тоже для него только фигурка?

— Да он и сам — фигурка на доске. Забыл?

Тил помолчал. Холодный ветер развевал его белые волосы.

— А что будет, если он проиграет? Или выиграет?

— Это знают только двое: Рик и тот, другой. — Жуга встал. — Пойдём-ка вниз. Чайку попьём, согреемся. Агата пряники печёт. Медовые. Страх, какие сладкие. Пошли.

— Ты иди, а я не буду. — Телли отвернулся. — Ну их на хрен. У этих гномов только и разговоров, где какие камни встречаются, да как лучше сталь гравировать, а как напьются, так сразу — хвать за топоры и ну спорить, чей лучше. Стол разрубили, скамью разрубили... Скоро корчму пополам разрубят. Они что, все там под землёй такие двинутые?

— Не все, — пряча улыбку, отозвался тот. — Другие ещё хуже.

— А здесь свежо, просторно, дышится легко. И звёзды светят...

Травник поднял голову. Звёзд сегодня и в самом деле было много. Темнеющее небо словно бы обсыпали светящейся пылью. Луна, вчера ещё ущербная, сегодня скрылась окончательно. Во взгляде Тила была непривычная задумчивость, казалось, он уже забыл про травника. Жуга почувствовал в груди немое беспокойство — эхо той странной влекущей тоски, что отражалась в зрачках Телли холодной россыпью звёзд; он потоптался неловко, словно был здесь лишним, и стал спускаться.

Внизу-то его и поджидал вернувшийся Золтан.

— Чёрт побери, Жуга, с тобой одни проблемы! — без предисловий начал он. — Стоит оставить тебя одного...

Жуга вздохнул и потянулся за кувшином.

* * *

Всю ночь Жуга не мог заснуть, да и на следующий день его одолевало беспокойство. Он вспоминал вчерашние события и всё яснее чувствовал, что что-то упустил, какую-то догадку или наблюдение, которому сначала не придал значения, а теперь забыл. Наконец он решил, что корень всех бед — считалка Олле. После того, как сбылось предсказание насчёт часов, дурацкие стишки вертелись в голове и не давали покоя. «Молоко, — раздумывал Жуга, бродя по двору. — Что значит: «где скисло молоко»? Мало ли, где оно может скиснуть... У любой кухарки. Да хотя бы и здесь. Опять же и лекарство...»

Все иносказания Жуга отбросил сразу — после часов стало понятно, что канатоходец говорит о чём-то конкретном. Где-то действительно сейчас скисало самое что ни на есть обычное молоко, а у Жуги и вправду было при себе какое-то лекарство, способное кого-то исцелить. Кого? И от чего? Жуга не знал, и если с кораблём и прочим можно было обождать, то эти две вещи ждать не могли: история с часами убедила травника, что лучше бы подготовиться к ним заранее.

К обеду вдруг пожаловал Яльмар, как всегда весёлый, шумный и голодный. Затащил за стол Жугу и Вильяма, швырнул парнишке из прислуги пару талеров и потребовал всего самого лучшего и побольше, после чего увидел перевязанную руку травника и помрачнел:

— Это чего?

— Так, — отмахнулся тот, — вчера кое с кем поцапались в городе.

Варяг заинтересованно подался вперёд.

— А ну-ка, рассказывай.

— Вон, пусть Вильям расскажет. У него складней получится.

Вильям с готовностью взялся за дело. После пяти вчерашних пересказов история постепенно обросла новыми подробностями, и в изложении барда стал проглядывать высокий штиль. Он делал страшные глаза, то повышал, то понижал до заговорщицкого шёпота голос, выдерживал многозначительные паузы, махал руками и даже пару раз порывался вскочить на скамейку. Яльмар цокал языком, прихохатывал и восторженно хлопал себя по ляжкам, между делом уминая горячее мясо.

— Здорово, зашиби меня Мьёльнир! Жаль, меня с вами не было. А кстати, что ты там про эльфов?..

Жуга по мере сил поведал Яльмару о Телли и о том, что с ним произошло. История дракона и мальчишки-эльфа впечатлила викинга гораздо меньше, но всё равно заставила задуматься.

— Зелёные человечки, говоришь? — хмыкнул он, — Как же, помню. Я как-то с другом на спор пить затеял. До середины бочки добрались, так они отовсюду как полезут! Сначала он мне: «Яльмар, видишь?» Я ему: «Нет», а пару ковшиков добавил — тоже увидал...

— Да я не про этих, — поморщился травник и вновь пустился в объяснения.

— А, понятно, — наконец кивнул тот. — Что ж ты сразу не сказал? Это надо обмозговать. Эй, парень, — он поманил пробегавшего мимо слугу и сунул ему в руку монету. — Принеси-ка нам ещё кувшинчик этого. И мяса на решётке, и мозгов, там, с горошком. Ну, и чего-нибудь ещё.

— Э, Яльмар, — усмехнулся травник. — Да ты, никак, разбогател?

— Тс-с! — Викинг скорчил серьёзную мину, поднял со скамейки свой мешок и водрузил его на стол. Дёрнул завязки. Жуга заглянул внутрь...

И отшатнулся при виде пяти острых витых стержней из кости.

— Единорожьи рога, — ухмыльнулся Яльмар. — Э, да что это с тобой? Позеленел весь. На-ка вот, глотни.

Непослушными пальцами Жуга нащупал кружку. Сжал её и поднял взгляд. Видимо, в глазах у него отразилось что-то такое, что заставило Яльмара тревожно заёрзать.

— Э, э, ты чего? — он завязал мешок. — Да перестань ты дёргаться: не настоящие рога-то. Морских единорогов. Мы их на севере две дюжины поймали, мясо съели, а рога я приберёг. Как чувствовал, что пригодятся. Вот, сбываю понемногу, чтобы спрос не подорвать. От яда правда, не помогают, но пока никто не жаловался.

— Ещё бы! — усмехнулся Вильям. — Те, кому не повезло, молчат.

Травник медленно приходил в себя. Глотнул из кружки. Руки всё ещё дрожали.

— Дурак ты, Яльмар, — выдохнул он. — Предупреждать надо!

— А чего?

Подошёл и подсел к столу Золтан.

— Здорово, Яльмар. Тебя, говорят, поздравить можно. Об чём шумим?

— Да вот, Вильям мне про вчерашнее рассказывал.

— Нашли, чем хвастать. Сами чудом уцелели, да и мне опять заботы.

— Брось, Золтан, — отмахнулся тот. — Подумаешь, прирезали каких-то трёх паршивцев. Один! Да с ними только так и можно. А если делать дело, без этого не обойтись: молока не сквасишь — сыра не получишь.

Жуга поперхнулся пивом.

— Что?! — вскричал он. — Что ты сказал?

Воцарилась тишина. Травник оглядел встревоженные лица друзей и встал.

— Вот что, Золтан, — проговорил он медленно. — Ты можешь разузнать, где в городе готовят сыр?

— Какой сыр?

— Самый лучший.

* * *

— Ну вот, похоже, всё в порядке, — Герта потрясла руками, как будто стряхивала с них невидимую воду, отступила и полюбовалась своей работой. — Думаю, повязка больше не нужна.

Жуга вывернул руку и скосил глаза на шрам. Разрез под красной корочкой стянулся окончательно. Боль ушла.

— На удивление хорошо заживает, — задумчиво продолжала Герта, вычищая кровь из-под ногтей. Пальцы у неё были длинные и сильные, с короткими и гладкими ногтями, ладонь была скорее, квадратная, нежели удлиннённая. — Не поднимай тяжёлого и не дерись, а то разойдётся.

— Я знаю, — травник опустил рукав рубашки.

— Вообще-то, было бы неплохо посмотреть всю твою ауру. Золтан мне говорил, что ты иногда занимаешься магией. Когда подобное...

— Не сейчас, — уклончиво ответил тот, не желая признаваться, что не понял, о чём идёт речь. — Раздеваться неохота. Расскажи мне лучше о стреле.

К удивлению травника, Гертруда громко рассмеялась.

— Раздеваться совершенно не обязательно, — сказала она наконец. — Но если ты не хочешь, я не буду. А вот стрела, что вы мне принесли, действительно оказалась предметом удивительным. Подожди здесь, я сейчас вернусь.

Гадалка вышла и Жуга остался в одиночестве.

Сегодня он вообще пришёл сюда один. Гертруда спустилась открыть ему с руками, выпачканными в земле, и в холщовом фартуке поверх поношенного платья, на сей раз — действительно серого. От неожиданности Жуга даже забыл поздороваться. Гадалка поймала его недоумённый взгляд и улыбнулась.

— Проходи, — она отступила, пропуская травника вперёд. — Я цветы пересаживаю. Подождёшь в гостиной или пойдёшь со мной?

— А далеко идти?

— Нет, что ты! — рассмеялась та. — В оранжерею. Вон туда.

За кабинетом оказалась ещё одна комната — длинное помещение с камином и широким створчатым окном на потолке, через которое внутрь проникал дневной свет. Комнату заполняло бесчисленное множество горшков и ящичков с цветами, травами и даже маленькими кустиками роз. Отдельно стояли кадки с разными лекарственными растениями. Жуга с порога разглядел шалфей, ромашку, розмарин и базилик, оранжевые лепестки календулы и ещё добрую дюжину трав, совершенно ему неизвестных. Воздух здесь был тёплый и влажный, напитанный цветочным ароматом, который раньше травник принимал за запах курительных палочек.

— Да у тебя тут целый огород, — с оттенком уважения сказал Жуга. — Вот уж не думал, что всё это можно разводить под крышей, да ещё зимой!

— Мне по лесам слоняться некогда, — Гертруда выкопала целый куст вместе с корешками и землёй, и мотнула головой. — Если ты передашь мне во-он тот горшок, дело пойдёт быстрее. А потом займёмся твоей рукой.

Выкапывать растения Жуге было не впервой, но вот садить ещё не приходилось. Он с любопытством наблюдал, как гадалка насыпала на дно горшка золы, расправив корни, аккуратно разместила там куст, добавила земли и примяла сверху пальцами.

— Пожалуй, всё, — она заглянула в опустевшую кадку. — Вовремя мы: ещё б неделю, две, и кадку бы разворотило. Взгляни, как стенки раскрошились.

— А поливать разве не надо?

— Растения сразу после пересадки не поливают — слишком много ранок на корнях, могут загнить. Пойдём.

Она ополоснула руки, без слов вручила травнику кувшин с водой и удалилась. Вернулась она, уже переодевшись в небесно-голубое, отороченное белым мехом платье, и сразу принялась за дело.

Теперь, рассматривая свою руку, Жуга уже не удивлялся, но всё равно не мог понять, как это было проделано.

Наконец послышались шаги, Герта вошла и положила наконечник перед травником на стол.

— Вот. Возьми, — она расправила юбки и опустилась на стул. — Отдашь Вильяму. И знаешь, что, — она потеребила подбородок, — скажи ему, чтоб подыскал для своих стрел что-нибудь другое.

Жуга настороженно покосился на треугольный кусочек металла. На тёмном бархате сталь отливала синевой, но выглядела совершенно обыденно. Он взял наконечник в руки и вновь не ощутил ничего особенного. Перевёл взгляд на гадалку.

— Я ничего не чувствую. Никакого волшебства. Он отравлен?

— Нет, яда нет. А вот волшебство как раз есть. Заклятие латентно, то есть, сейчас оно в спящем состоянии. Его нетрудно обнаружить, если постараться. Попробуй, например, нагреть его на свече.

Жуга подчинился. С минуту он держал кусочек стали над чадящим фитильком, затем достал и осторожно потрогал пальцами.

— Холодный.

— Так часто бывает с предметами, заряженными магией. Смотри ещё.

Она подвинула к себе коробку, вынула оттуда щепотку пудры и рассыпала её по столу. Вокруг наконечника образовалось белое неровное кольцо, но на само железо не попало ни пылинки.

— И подобных тестов много, — Герта отряхнула руки. — Наверное, ты и сам когда-нибудь ими пользовался.

— Мне как-то не приходило в голову, — признался Жуга. — Ну, хорошо, это мне понятно. А в чём суть самого заклятия?

— Трудно сказать, — Гертруда пожала плечами. — Чары очень сложные, многоступенчатые и, как я уже сказала, спящие. Я не смогла в них разобраться. Невозможно понять, какая нитка свилась в середине клубка, не размотав его. А активировать такое заклятие может только очень мощный выплеск энергии.

Слова Гертруды всё больше настораживали травника. За напускным спокойствием гадалки проглядывало нечто большее — волнение, тревога или даже страх. Он не мог понять, лишь чувствовал, что снова что-то упускает. Почему-то перед глазами всё время маячили руки гадалки, выкопанный куст... Жугу не покидала мысль, что он когда-то уже испытывал подобное, и при очень странных обстоятельствах. Ему вдруг стало душно. Травник распустил завязки ворота.

— В твоём рассказе, — продолжала Герта, — есть одна зацепка: история Эйнара. В большинстве случаев магия затевается во исполнение какого-то желания. Волшебник тратит на это очень много сил, всякий раз подобные действия связаны со смертельным риском. Чародеи издавна бьются над поиском источника магической подпитки, но чаще расходуют собственную силу.

— Хватит ходить вокруг да около, Герта, — хрипло сказал Жуга. — Откуда берут такую силу? Что может её дать?

— Жизнь. Ты мог бы догадаться сам: оружие всегда забирает жизнь. Я кое-что слыхала про Эйнара. Маг такого уровня вполне мог создать артефакт, способный выполнить единственное, самое заветное желание, забирая взамен всю энергию жизни. Ему было всё равно, что будет потом. Ты говорил, что у него была заветная мечта — стать дельфином? Я думаю, что он им стал.

Травник был потрясён. Он не мог не признать, что Эйнар нашёл поразительное и страшное в своей простоте решение проблемы. Желания уравнивались в цене, ты вставал перед выбором: либо жить, смирившись с тем, что твоя мечта никогда не сбудется, либо получить то, что хотел, но потерять себя. Но дело было даже не в этом. Человек мог мечтать стать правителем мира, а на деле — всего лишь хотеть, чтоб загнулся поганец сосед. Если Олле в глубине души хотел дурачиться и веселиться безнаказанно, остаться навсегда ребёнком, скользить всю жизнь по грани между сном и явью, он получил такую возможность.

— Яд и пламя... — пробормотал Жуга. — Их же там полбочонка... Куда ему столько?

Гертруда пожала плечами.

— Возможно, Эйнар сделал несколько пробных партий таких наконечников. Думаю, на дне лежат первые, ещё неудачные экземпляры. Но меня в этой истории взволновало другое.

— Что?

— Подумай сам. Ведь это наконечник для стрелы, а стрела — дистантное оружие. Убивает на расстоянии. Эйнар не мог стрелять в себя.

— Так значит...

— Да. Его убили.

Оба умолкли и уставились на лежащий на столе наконечник стрелы.

— Вот потому я и советую вам спрятать его подальше. Никто не вправе решать чужую судьбу. И никто не знает своих желаний.

Прошло немало времени, прежде чем травник вновь решился нарушить молчание. Он сунул наконечник в кошель, завязал его и положил в карман.

— Послушай, — он провёл рукой по волосам. — Эта самая аура... Как ты собиралась её смотреть? Что для этого надо?

— Да ничего не надо, просто посиди спокойно. Смотри сюда.

Она выставила на стол небольшое квадратное зеркальце, и на травника с той стороны стекла уставилось его же отражение. Жуга помедлил и отвёл глаза. Вновь затеплились свечи, гадалка занавесила окно и что-то зашептала. Травнику подумалось, что Гертруде без помощи свечей редко удавалось колдовство. Жуга нахмурился — что-то здесь было не так. Огонь...

Он перевёл свой взгляд на зеркало и еле сдержал крик. В первый миг ему показалось, что волосы у него на голове вдруг встали дыбом. Но тут же стало ясно, что волосы здесь не при чём — мерцал сам воздух над его головой. Свечение было матовым, неярким и неоднородным, в нём были полосы разных цветов, какие-то отростки, всё это двигалось, лениво извивалось, колыхалось, словно водная трава. Одни из них были длинными, другие — чуть короче, концы иных и вовсе уходили в темноту. В зеркале Жуга казался себе каким-то непонятным чудищем.

— Что... это?

— Засорённая аура, — вздохнула Герта. — Хвосты, обрывки заклинаний. Проще говоря, следы занятий магией. Всё, как я предполагала.

— Но как... откуда... Почему?

— Неосторожность. Неопытность. Магия щедра на неожиданности. Ты похож на паука, к которому пристают кусочки каждой его новой паутины. Плетёшь сеть за сетью, а следы заклятий тянутся за тобой, и ты теряешь силу. Будь у тебя её чуть поменьше, ты бы уже давно умер. Тебя в последнее время не одолевает усталость? Чувство безнадёжности? Тоска? Упадок сил?

Жуга оторопело кивнул, и в этот миг увидел в руке у Гертруды нож с широким, потемневшим от времени лезвием. Гадалка перехватила его тревожный взгляд и успокаивающе положила ладонь ему на плечо.

— Не бойся, — мягко сказала она, — это пентакль, он из серебра. Он ничего не отрезает, только рвёт магические связи. Ты позволишь?

Нож запорхал в её руках. Жуга угрюмо наблюдал, как «прядь» за «прядью» опадают и растворяются в темноте трепещущие линии волшебного огня. Он не чувствовал в себе никаких изменений, тем не менее само зрелище захватывало дух и заставляло сердце учащать свой бег. Всё это напоминало нелепую игру, но что-то говорило травнику, что это не игра. Герта не лгала. Шуршал шёлк платья. Движения гадалки были лёгкими, уверенными, чуть напряжёнными. Он всмотрелся в отражение её лица в зеркале перед собой — неброские, слегка крупноватые черты, сосредоточенный взгляд серых глаз, и руки, уверенной хваткой держащие нож... Руки, без усилий удержавшие горшок с землёй, который весил фунтов десять...

Он вдруг понял, что казалось ему странным в имени гадалки.

Принадлежность рода.

— Герта, — медленно проговорил он, с каждым словом холодея внутри от своей догадки. — Ответь мне на один вопрос.

— Спрашивай.

— Ты... мужчина?

Рука с зажатым в ней серебряным ножом замерла над его затылком и медленно опустилась. В зеркале отразилось бледное и грустное лицо.

— Да.

Дальше

Speaking In Tongues Лавка Языков

Дмитрий Скирюк

ДРАКОНОВЫ СНЫ

ГЕРТА

Speaking In Tongues
Лавка Языков