Speaking In Tongues
Лавка Языков

Роберт Данкен

Из книги «Черновая работа II»
(1987)

Перевела Юлия Дурнева

В ЮГЕ

Слезы здесь не начнутся. Горы — те, что я вижу —

туманные, восходящие — легкие, словно облако — не здесь;

громче в своем безмолвии, чем песня сороки.

Заря здесь не начиналась. Сердце, я утверждаю,

то, что тебя зовет, примет покорно твое понимание правды и лжи

— в конце концов, должно быть в наших геометриях —

многие жизни зовет место встречи повсюду.

Разве во тьме я такой, что не отважится солнечный луч?

Разве не будет лучей, коснувшихся ожидания освобожденья?

Нет руки, что достигла или может достигнуть, чтобы проверить,

оживляя в этом реальном земном элементе облики гор?

*

Я говорю, как начинается старость в теле моем,

легкая, словно гора висящая в воздухе, что

никто не сможет поднять из меня. В юности

вспоминаю сейчас тень отца пролегала вперед

от любого взгляда неусыпной опеки тревоги,

перемены, другие знакомства, что принуждают.

Я говорю, что тяжел сияющий свет.

Очевидно, я продвигаюсь на оборотную сторону картины.

Старик нерешителен на перекрестке юноши.

Старое тело, того и гляди, задрожит. Художник

почти что жесток в деталях, чтоб подчеркнуть

эту дрожь. О дрожащем голосе я говорю.

Я встряхиваю погремушку младенческой игры.

Перед мрачной кодой природной симфонии

что за сладкую быструю летопись скрипки доносят,

мощное, как никогда, крещендо у духовых,

проникает всюду дробь барабанная сердца. О да,

Любовь наконец оставит меня. Пусть оставит!

Больше я не хочу дожидаться темы освобожденья.

Все же... словно все звуки вернулись в меня...

тот одинокий звук, погремушка первых вещей,

робко звучит, жалобно и исчезает.

*

Утро течет по мне. Холод

умывается у тепла моего.

Я простираю руки в него.

Новый век почти что выгорел на моих руках.

Вся моя старая юность заполнять мою плоть протянулась.

Вверх. Вверх. Кожа поет!

Кожа обращается к дню где я стою.

*

Хотя ты была только случайностью в переменной жизни,

и я там был, есть Любимый всегда,

быстрый, ведущий, пытающийся ослабить застежки твоей блузы,

задумчивый, нежный, смягчающий пламя пламя боли,

здесь, в жизни, какую веду, я и есть,

есть Любимый всегда, одинокий перед сдерживающей рукой,

горение сердца — мне, чтобы вновь поглотить.

Ради Любимой

в этом мире Вечность учит. Я припадаю к земле,

чтобы выгрызть горькое сердце из сдерживающей руки.

*

Разум — проклятый Разум! Звезды в мысли Его

светят в безднах, «Ночных» пространствах,

проклятый одинокий бросает нас вглубь.

Кружение, кружение, кружение, в сути Любви,

Разум знает, моя собственная частная смерть.

Я осторожен, как хищник, что ждет улучить

момент, когда этот голод уступит во мне.

Прекрасен, навеки, твой охотящийся взгляд.

В переменную жизнь я вступаю снова ранней Весной.

Ничто не вернется. Я беспомощен снова.

Суть Любви, Разум знает,

в неуместном экстазе дразнит время.

Кружение, кружение. Я больше не могу произносить слово,

что могло бы сказать мне животное, за которым иду.

Это не «Смерть», не мое частное время умирания.

Столько разных жизней погибло во мне.

Этим утром я просыпаюсь в поисках Жизни, что знал,

словно кладбище в поисках солнца,

окруженный деревьями тиса, утопающий в пламени света —

и омовенье в небесной голубизне.

*

Но это маленькое кладбище в Сокуэл,

где мы с тобой когда-то гуляли,

это небесная голубизна не изменились сегодня,

но то, что действительно было, «наше», я позабыл.

Здесь, где долго сдерживаемые слезы действительно не начнутся,

Идет дождь. Почти холодно.

Машины, проносящиеся перед открытым окном,

гудят вдали в отблеске дороги.

Там нет полной вспышки света. Это идет через ливень.

*

И «Я» выхожу вперед — всмотреться в стекло, что забрызгано ливнем,

черный хрусталь, в котором я мир нахожу,

ищет «меня». Я прячусь в свой взгляд.

Когда мы сядем обедать, я уберу зеркало.

Уберу, наблюдая за скрытым движением в теле,

которое выдаст, я знаю, что спрятано там.

Я сдамся этому крадущемуся времени,

и мы будем беседовать об искусствах, информативных мечтах.

*

Так я люблю то, что «есть». Как странно мы это зовем:

«реальное», «действительное», «подлинное» — Что Это.

Я пришел к нему, будто «прочь» отдалился,

затопленный горем небытия, безответности,

хотя и не знал, и не смел обращаться

с вопросом к нему,

но я действительно видел. Оно так потрясло меня

Я не мог говорить перед ним.

ВО ВЛАДЕНИЯХ КРОВИ

Ангел Сифилис в кругу отмеченных знаком теряет своих хозяев чтобы роиться

поднимающийся корень бытия к вершине Бодлер, Ницше, Свифт

не успокоены в смерти разрушение закона Разума в мозгу.

«Ведь именно в духе природа безвременно скрыта». И повсюду

вторжение спирохет, что кормятся у возвышенной открытости, не чужие, бесцеремонные

Жизнь в не-здоровье лучится невидимости пожирают мою звезду

и время беспокойно ползет в центр над центром клетки жизней сговариваются внутри жизни

Ад сияет в самом слове Радость как боль в Божественной Воле сияет.

Ангел Рак ползет через знаки Зодиака чтобы достичь своего

назначенного часа и унижая гордость плоти расцветает —

Свифт, Бодлер, Ницше в сердце Вечного, откуда поэзия

отвечают гению и науке Бездны. Первый знак этой продвигающейся мощи

показывается в Страхе, что идет до мозга костей грызть его.

Провидица Лу Андреас-Саломе видит задолго до прихода часа —

[Но] «Скоро пробьет час, когда божественный Случай,

когда, Священно Целомудренная, твоя супруга еще девственна» — где черна зараженная кровь

хлынувшая изо рта Рильке, из его носа, из его кишечника

новости его здоровое тело выносит как истину септической розы

Где даже Раскаяние (о! последний постоялый двор!)

прекрасно тогда

что Смерть приводит увести тебя из мгновения этого блеска

что разрушает клетки твоего тела как миллион торжествующих ларв

приходит к жизни в плоде все распространяющиеся семена, строй вирусов

захватывающих плоть, как земля багровая сыпь

И легкие, разорванные тайной работой Ангела Туберкулеза

(нет, я не говорю о Зле или Слугах Смерти но те Ангелы

спутники жизней, бушующих внутри жизни, под этими крыльями мы страшимся

вирусы, бациллы приходят в нас процветать где тебе скажут

«Умирай, старый трус! Слишком поздно!» Умирай, старый трус,

слишком поздно. Я чувствую звон завтрашнего колокола

Но что кормилось у бессмертного Разума Паунда? для «Кантос», для «Цветов Зла»

так кормится у совести Разума

что за болезнь? что за уничтожение-всякого-Блага работало за спиной речи?

— есть ли сущность, откуда пришел я — эти яды я должен знать, скрытые намерения

где «этот виток Гериона» (Джериона) сказал мистер Карлейль, который сейчас стал

Томас Карлейль, не член конгресса, но

гений «Прославления Героя» его (нашего) конгресса

и если мне рана моя неизвестна, это значит — она не гноится? В этой беседе

«Адольф яростен от понимания» — эта мысль относится к Гитлеру?

Связь за связью я не могу не отказаться от связи в этой цепи из-за моей совести.

Разве можно забыть печи с горящим мясом, которые требует чистота?

И нет восторга красоты, в котором я не вспомню человеческих страданий.

Иисус в этом отрывке — как человек, идущий в больничный театр —

кричит; я пришел не исцелять, но срывать струпья на ранах, о которых вы хотели забыть

пусть трава не разрастается больше, покрывая труды человека в руинах земли.

Что за Ангел, что за дар Поэмы принес в мое тело

эту болезнь жизни? Именно в эту Славу темы жизни и вариаций

моего двойника бодлеровской страшной тоски?

ШВЫ

вечное желание

сцены растворяются

не в увядание света окно

сосредотачивает все в высшей решимости

становится этим Разумом

каждый цветок и листок

во мне осенний день и равноденствие

кориандр созрел вздымаясь алеет в зелени

Вид собирает твое излученье улыбку и созревающий аромат

в природный венец куда солнце и ветер обращают воззванья свои.

Когда наступит урожай Пшеницы?

Вечный он собран во Времени.

Снимай урожай

в чем сокровище жизни идущей против течения

при каждом толчке остановка когда рост заполняет выжигает

собирая чтоб разбросать созревшая решимость

падает слова кажется падают в измерение песни чтоб подняться

словно это движение воздуха основные семемы голоса несут

и каждое Я просыпается во мне — Разве тьма эта — утро? —

зов — работа — Сейчас Вслушиваюсь в них

Speaking In Tongues Лавка Языков

Роберт Данкен

Из книги «Черновая работа II» (1987)

В ЮГЕ

*

*

*

*

*

*

*

ВО ВЛАДЕНИЯХ КРОВИ

ШВЫ

Speaking In Tongues
Лавка Языков

Из книги «Черновая работа II»
(1987)