Что бы ни сказали уже о Гинзбуре, окажется неправдой.
Что бы ни написали о нем, неизбежно будет повторением. Таково свойство
живых легенд, становящихся мертвыми мифами.
Серж Гинзбур, жизнь которого сейчас кажется нескончаемой чередой скандалов
и вызовов обществу, сдался своему неуемному сердцу десять лет назад. Жизненная
статистика очень проста -- осталось больше двухсот песен и примерно столько
же колоритных историй, которые хочется пересказывать друзьям.
В самом начале его поддержал Борис Виан, один из основателей школы
шансона Сен-Жермен-де-Пре. Виан разглядел в пианисте кабаре «Милорд д'Арсуй»
личность, полную очарования цинизма и черного юмора. Сочетание, близкое
самому Виану -- лиризм и мизогиния, нежные лилии, растущие из легких, «женщинам
не понять». Недаром Виан, представляя слушателям одну из первых -- теперь
уже коллекционных -- 25-сантиметровых монофонических пластинок пианиста,
решившего, что лучше него его песен все равно никто не споет, говорил о
необходимости «орать против -- против ложных песен и против лжи в песнях».
Искренность своего уникального голоса тоже может быть модной.
Для высоколобой публики Левого Берега в конце 50-х годов Гинзбур оказался
находкой -- Мишель Арно и Жан-Клод Паскаль, видимо, уже начинали утомлять
искушенный слух. А у Гинзбура, только начинавшего путь к полному воплощению
собственного эго, уже в самых ранних песнях сквозил веселый фатализм --
«к черту торпеды, полный вперед...»
Критиков и коллег привлекали его наблюдательность и восприимчивость
ко всему новому. Он быстро впитывал и адаптировал музыкальные идеи, превращая
их в талантливые свежие мелодии: собрание его песен -- почти энциклопедия
музыкальных стилей конца века. Он не опережал слушательскую моду на ту
или иную разновидность музыки -- он ее разрабатывал и делал собственно
модой. Делал музыку.
Его называли смелым экспериментатором просто за то, что он пел не на
выхолощенном академическим бдением стерильном французском, а говорил со
слушателями так, как они разговаривали между собой за столиками кафе на
Левом Берегу. До Гинзбура никому не приходило в голову петь песни, в которых
обыгрываются названия небоскребов Нью-Йорка или пузыри диалогов из комиксов,
хотя Америка оставалась прекрасной мечтой об иной культуре для тысяч французских
меломанов. Гинзбур написал для них яркую поп-артовую икону.
«Ужас обыденности» -- постоянная мишень его песен, от «сиреневого контролера»
из метро до «моего легионера». Этот ужас не давал ему покоя всю жизнь,
его он отторгал, пускаясь в хорошо отрекламированные излишества, его высмеивал
зло и скабрезно. Дело поэта -- всегда быть против того, что его окружает.
Гинзбур даже курил безостановочно «из ненависти к кислороду». А на другом
конце провода противостояние лирика и мира понимается только как скандал
и намеренный эпатаж. Сплошной «Реквием по пизде».
Этот порочный круг замыкался в его отношениях с женщинами, казалось
бы, становившимися реквизитом его практических шуток над обществом. Юная
Франс Галл обиделась за «анисовые леденцы», Брижит Бардо -- за то, что
Гинзбур записал на пленку ее оргазм. В жизни Гинзбура было много блистательных
женщин -- Джейн Биркин, Катрин Денёв... Можно было бы сказать, что эгоманьяк
Гинзбур просто использовал их. Но. В своих мемуарах «Инициалы Б.Б.» (1996)
Брижит Бардо тем не менее написала о своем былом возлюбленном: «То была
безумная любовь -- такая любовь бывает только во сне, любовь, которая останется
в памяти и у нас, и у них...» Публика постоянно оставалась третьим и далеко
не лишним партнером любовной игры Сержа Гинзбура. «Нравственность -- газ
по всем этажам,» как он написал в 1979 году в своей версии национального
гимна Франции.
Другой великий иконоборец другой страны, Уильям Берроуз в конце жизни
написал: «Людям и критикам нравится думать, что я в отчаянии, поскольку
им очень не нравится считать тех, чей образ жизни они не одобряют, счастливыми
людьми... Фрейд говорит, что единственные счастливые люди -- те, чьи детские
мечты осуществились. Опасность в том, чтобы пройти по жизни, ничего не
видя.»
Наверное, за 63 года жизни Серж Гинзбур все же стал счастливым человеком.