Впервые опубликовано в литературном приложении к «Независимой
газете» «Ex Libris»
Хотя природа, как говорят, стремится к разнообразию, а философы призывают
нас «не умножать подобий без необходимости», иногда бывает приятно погрузиться
в какую-нибудь одинаковую, не пестрящую различиями среду. Я, конечно же,
имею в виду не серую баланду повседневности, не радующую глаз даже редкими
комочками каких-либо событий. Это я о книгах. Так уж получилось, что последнее
время под руку попадались в основном небольшие рассказы. Я отвлекся на
пухлый бестселлер ироничного Мартина Эмиса «Лондонские поля» (Martin
Amis. London Fields. Penguin, 1990), однако был немедленно возвращен
на поля более лаконичной прозы книжкой замечательного немца Стефана
Андреса (Избранные новеллы. Гнозис/Дом интеллектуальной книги,
1998). Так вот, это «погружение» в стилистически разнородный, но все же
очень схожий генетически литературный пласт оказалось совершенно не утомительным
и более того, познавательным — лицом к лицу это самое лицо вполне оказывается
возможно увидать.
Короткие прозаические тексты — не стану делить их на новеллу, рассказ,
очерк и прочая, не столь это сейчас важно, да и университетские лекции
по литературоведению остались далеко позади — орудие чрезвычайно эффективное
и вместе с тем донельзя коварное. Не утомляя читателя трехзначными цифрами
страниц и длинными описаниями, такой «простой» рассказ грозит своему автору
дешевой калькой персонажей и недостаточной психологической глубиной (авангардисты,
молчать!). Так, признательная фраза Довлатова, украшающая обложку «Голубого
отеля» Стивена Крейна (Текст, 1998), несмотря на некоторую броскость,
многое проясняет и в прозе Крейна, и самого Довлатова. Нередко приходилось
слышать: Довлатов, это же случаи из жизни, какой тут литературный труд?
Не стану долго доказывать, что его «случаи» — как раз пример прозы тщательно
выписанной, маниакально очищенной от шелухи изящной словесности и так виртуозно
воссоздающей живую речь, что настоящему разговорному языку должно бы быть
завидно. А вышел Довлатов из «Голубого отеля» именно этим — яркостью характеров
при полном отсутствии занудного психологизма, глубокими размышлениями без
режущей глаз назойливой метафизики. «Темно-рыжую собаку» Крейна следовало
бы включать в учебники по стилистике — как, впрочем, и довлатовский «Чемодан».
Такую же внешне простую прозу предлагает своим
читателям и Уильям Тревор, две новеллы которого опубликованы в сетевой
«Лавке языков». The Wall Street Journal
называл Тревора лучшим автором коротких рассказов в англоговорящем мире,
а его восьмитомное «Собрание рассказов» (1992) The New York Times включила
в список десяти лучших книг года. По тону новеллы ирландца Тревора во многом
напоминают Сэлинджера, и прежде всего — замечательно точными деталями,
той самой «мелочью», из которой и складывается обаяние коротких текстов,
благодаря которой они и «работают». Не знаю, насколько по двум рассказам
можно судить обо всем творчестве Тревора, но здесь мы имеем дело с замечательным
образчиком «поэзии маленького городка» — одинаково лиричной и жестокой,
нежной, но не сюсюкающей, пронимающей с полуслова без изысканных оборотов.
Ко всякого рода пророчествам и предсказаниям сложно относиться иначе,
как со скепсисом и незлобивой иронией. Иное дело — неожиданное провидение
автора, который, совершенно не собираясь заглядывать в будущее, предрекает
его с пугающей точностью. Так, Фурье писал о сооружении Панамского и Суэцкого
каналов более чем за сотню лет до их открытия. Настоящим кладом для любителей
такого рода предвидений могут стать рассказы Аполлинера, включенные
в недавний сборник «Эстетическая хирургия». Помимо предвосхищения
нынешних пластических операций в одноименной новелле, Аполлинер делает
два совершенно удивительных «открытия» в тексте «Лжемессия Амфион». Прежде
всего, сама история лжемессии становится у него возможной при помощи хитроумного
прибора, способного размножать изображение д’Ормезана и посылать его на
огромные расстояния. Что это — первое описание телевизора? Ироничное подмигивание
организаторам современных видеоконференций? Дальше — больше. Одной из самых
первых афер, провернутых хитроумным бароном, стало изготовление «фильмы»,
в которой ее герои реально убивают людей. Узнаёте? Это «снафф-муви», или
«мокрое видео», феномен нынешнего порнографического сознания, объект неутихающей
полемики и, в свою очередь, осмысления в художественных фильмах. Лучшие
умы бьются над разгадкой вопроса: как можно убивать невинного человека
лишь ради удовольствия другого, что за чудовища заказывают и смотрят хладнокровные
истязания. Алехандро Аменабар — режиссер фильма «Диссертация», одной из
лент, выстроенных на феномене «снафф-муви» — ответ на этот вопрос почти
нащупывает: вся больница, в которую попадает чудом спасшийся от маньяка
герой, не отрываясь смотрит транслируемые по телевидению отрывки из снятых
садистом пленок. Однако Аполлинер сформулировал этот ответ за несколько
десятков лет до рождения прозорливого испанца. На своей фильме барон д’Ормезан
заработал немалые деньги, а значит, желающих ее купить нашлось предостаточно.
Причина появления этих фильмов — мы сами. Мы так любим подсматривать за
чужой жизнью, нам так не хватает острых ощущений, что мы готовы смотреть
эти пленки, и если не платить за убийство, то пользоваться им «на халяву»,
в передачах типа «Дорожный патруль». А садисты — это так, отголосок коллективного
подсознания. Год написания «Лжемессии» — 1910-й. Вот такая получается злободневная
классика.