Speaking In Tongues
Лавка Языков

Нонна Чернякова

История одной дриады

Удивительно, что из некоторых ничем не замечательных людей после смерти получаются талантливые, и даже гениальные привидения. Одна девушка жила недолго и не интересно. Болела раком горла, и, измучив своих родных и немногочисленных друзей невозможностью вылечиться, умерла. С этого и началась ее настоящая жизнь.

Фантомные боли прошлых событий иногда влекли ее домой и на работу, но каждый раз оказавшись там, Привидение сразу же уносилось из помещений, задымленных тоской, завистью и пагубными пристрастиями.

Однажды поздней осенью, когда город был уже слегка посыпан снегом, как огромный торт -- сахарной пудрой, Привидение зависло в замусоренном сквере бетонного жилого квартала. В этом сквере, как и везде в городе, деревья копировали людей -- упивающихся своей аккуратностью домохозяек, солидных дядей, локтями отталкивающих соперников, и нелепых подростков, чьи шевелюры были прочесаны струнами проводов. А одно дерево-выскочка, хитрая деревенская бабенка, интуитивно сплело ветви в гипнотическую формулу, чем и приманило к себе наше Привидение. Даже деревьям не просто обрести веселую уверенность в себе. У них миллионы ладоней, в их языке миллионы жестов -- зовущих, запрещающих, указывающих путь, делающих экстрасенсорные пассы над головами людей, но в редких стволах пробуждается настоящая сила.

Живые женщины вскоре почувствовали в дереве нечто необычное и чуть изменили свой утренний путь по дорожке, некогда асфальтированной, а теперь покрытой в основном камнями и высохшими собачьими экскрементами. Ритуал шествия под это дерево приносил удачу, женщинам казалось, что они стали правильно поступать, потому что все события удивительным образом цеплялись друг за друга, как зубчики шестеренок нового механизма. Нужные люди внезапно оказывались с ними в одном троллейбусе или звонили под неубедительными предлогами, предлагая свою помощь.

За женщинами всегда тянулось их прошлое, как тесто за пальцами. Новоиспеченная древесная нимфа взялась отрезать эти липкие куски, она конструировало вычурные формы из воздуха и надевало их на головы понравившихся ей дам. Иногда она легонько била женщину в переносицу, если сдвинутые брови уже образовывали глубокую морщину. Брови расслаблялись, и дама обнаруживала в себе (иногда и с неудовольствием) равнодушие к своим проблемам. Она говорила себе: «Гораздо слаще жить с ровной душой, чем постоянно взлетать и падать в прорубь», и уходила с перламутровой тиарой из воздуха «от Дриады».

Одна пожилая торговка корейскими салатами, придя домой со следами творчества нимфы на голове, полюбила стирать под оперную музыку, особенно под голос Марии Каллас. А потом ей стали нравиться передачи про серьезных музыкантов из консерватории. Когда они смотрели на свои ноты, склонив головы через скрипки, она начинала плакать.

Молодая учительница сказала своей матери: «Кто-то придумывает странные названия для кораблей -- танкер «Лопатино», дизель-электроход «Марина Ич». Мне кажется это таким романтичным!» И ушла в море на плавбазе «Капитан Брызгалин» обрабатывать рыбу.

А одна студентка, проходя по скверу, увидела, как в кустах мечется черный волкодав. Он мычал от ужаса, потеряв хозяина. «Как странно, -- подумала девушка, -- такая большая собака, и так напугана. Ведь она может убить, кого захочет, а боится своей собственной свободы». Девушка остановилась под деревом, и Дриада начала быстро тасовать в ее голове образы. Щелкнул один кадр, где она, играя в голливудском фильме Клеопатру, треплет по холке ленивого льва. Может, случился сбой, но вскоре студентка вышла замуж за американца и устроилась работать кассиршей в супермаркете в Голливуде.

Тридцатилетняя разочарованная секретарша, остановившись под деревом, чтобы вытряхнуть камешек из ботинка, вдруг увидела омерзительное зрелище -- раздавленную поездом Анну Каренину, и с тех пор всегда переходила железную дорогу по виадуку.

Когда под деревом пробегал ребенок, вокруг него закручивался вихрь из бумажек, листьев и сухих цветов -- карусель на невидимых ниточках. Дети прыгали и смеялись.

Когда на дорожке никого не было, Дриада забиралась в дупло сидела там, как лисенок в норе. Хотя и без того никто ее не видел, у нее появлялось уютное ощущение защиты. Иногда она притворялась, что чем-то занята. Ведь все что-то знают: кошка гуляет сама по себе, птица летает. А древесная нимфа могла только танцевать вокруг ствола, потому что на вопрос, зачем она нужна природе, у нее не было никакого ответа. По ночам она играла со своим голосом -- она помнила его -- из прошлого доходили фразы. Голос бродил за дриадой, а когда она уставала прятаться и впускала его в себя, то произносила что-то типа «Извините, я сегодня занята. Очень сожалею, но у меня дела». И тут же в соседних домах кто-нибудь в разговоре по телефону их повторял.

Однажды наша нимфа оставила свое дерево и проскользнула в подъезд ближайшего многоэтажного дома. По дымоходу она медленно поплыла наверх. Одна семейная пара, обедая на кухне, вдруг уставилась на маленькую решетку дымохода -- им показалось, что оттуда доносится женский голос неземной красоты. Через две секунды они опять хлебали борщ из тарелок, но ощущение осталось, и они потом часто смотрели друг другу в глаза. А в другой квартире у хозяйки-художницы оказалась целая команда защитников -- ангел-хранитель, пара домовых и еще кто-то маленький, ускользающий, вечно скачущий по книжным полкам. Они всей кучей мешали ей встречаться с возлюбленным и воевали с такой же командой в соседнем квартале. Почуяв присутствие нимфы, они окружили свою подзащитную и напряглись. Дриада повисела над ними, и художница, задремавшая на диване, увидела во сне себя бегущей по верхушкам деревьев.

Двумя этажами выше, инспекторша по налогам и сборам в этот день несколько раз выходила на балкон, чтобы подышать морозным воздухом. Стояла, улыбалась, глазела на людей. Нимфа прикоснулась к ее щеке, и вот результат: сразу же снизу пришел сосед -- ему захотелось спуститься с ее балкона на свой под предлогом того, что он потерял ключ. Первый раз за 25 лет ее жизни в этом доме к ней обратились с такой просьбой. Она испугалась, и взглядом, как мечом дамасской стали, чуть не снесла ему ухо. Он тут же нашел ключ в кармане и долго извинялся. Если бы Дриада было мультипликационной, она бы виновато улыбнулась, похлопала глазками и сказала бы: «Ах, какой конфуз».

На самом верхнем этаже маленькая девочка сидела, рассматривая картинку в детской книжке. Там все было перепутано: в клетке для птиц -- золотая рыбка, телевизор не включен в розетку, а работает. У игрушечного медведя вместо одной лапы -- копыто. Наша героиня устроилась на потолке над книгой, и картинка показалась девочке такой ужасной, что она завопила, очень некрасиво искривляя рот.

После этого Дриада вернулась на свое дерево и просидела там до весны. А весной она, поддавшись всеобщему возбуждению, пыталась почувствовать, как пробивается листок из почки. Иногда атомы внутри нее выстраивались в вопрос: «в моем теперешнем мире так много чудес, но к ним так же быстро привыкают, как люди привыкают к чудесам своего мира. Поэтому все тоскуют. Мы -- по человеческому, они -- по неземному. А если взять и совокупную силу тоски тех и других направить ее на что-нибудь другое? На что?» И когда предчувствие ясности уже концентрировалось на подступах к ответу, какая-нибудь птица садилась на ветку и, растормошив Дриаду взмахами крыльев, улетала дальше. «Вот гадина», -- сказал бы кто угодно, только не древесная нимфа. Вместо этого она направляла птицу туда, где было много жирных насекомых.

Весной на солнышко повылезали кучками «грибы» -- алкоголики с трехлитровыми банками пива или бутылками водки. Им нравилось сидеть под деревом и думать, что им вот уже почти все ясно. Дриада подплясывала, дерево шумело над «грибами», и они рассуждали о структуре мироздания, как профессора философии. Но им не важно было значение их невнятных речей, важен был сам процесс.

В какой-то день чего-то уже достаточно накопилось и сгустилось возле этого дерева. И ветреным вечером в сквер примчались ГОСТИ, бог знает, откуда -- у некоторых свой нюх и свои вкусы. Они расселись на проводах, как ноты вертящегося на языке мотива, и затаились в ожидании.

По скверу ходил алкоголик, собирал ветки, и складывал их под нашим деревом. Каждый раз Дриада окутывала его воздушным мерцающим боа и «гриб», вдохновленный, шел за новой порцией газет и окурков. ГОСТИ позаботились о том, чтобы никому не захотелось идти через сквер в этот вечер. Когда алкаш поднес зажженную бумагу к тоненьким веточкам, эти неземные зеваки переместились поближе и повисли на елке новогодними гирляндами.

Глядя на костер, человек пил водку, вспоминая, каким хорошим он был футболистом, но для собравшихся это не имело никакого значения. Они знали, что сейчас произойдет, и поэтому проскользнули вокруг дерева ритуальным хороводом туманных ликов. Сам ритуал не был сложным: они раздули огонь и придвинули ветки костра поближе к ноге алкоголика. А потом сложили из своих атомов важнейшую для человеческой природы фразу «ЖАЛКО ДУРАКОВ».

Кто бы мог подумать, что именно от этой фразы внутри Дриады закрутился вихрь двух событий, происходивших одновременно в прошлом и будущем. Некая величина, подставленная в громоздкое уравнение, сделала решение легким и уничтожило проблему, и вот предчувствие ясности, наконец, превратилось в саму ясность.

-- Жалко дураков, -- сказала женщина, бывшая когда-то ее матерью, кому-то в глубине комнаты, и вытолкнула маленькую девочку за балконную дверь. Старый двухэтажный дом выставил свой балкон в сад, как стеснительный нищий, ожидающий подаяния с неба. Сети теней от веток деревьев наложились на сети трещин на каменном полу, и девочка ступила в них, как в паутину. Начинался дождь, ей выбросили дырявый зонтик, и она осталась наедине с мрачными деревьями, сторожившими тишину.

Первая капля дождя упала ей на лоб, указав мишень другим каплям, и холодные маленькие бомбы посыпались на нее со всех сторон. Она раскрыла зонтик и села, спиной вжимаясь в стену. Одно дерево, как старая ведьма, протянуло ветку к ее голове, с нее капала вода на зонтик и через дыру стекала девочке за шиворот. Было холодно и страшно, ей хотелось закричать и ворваться в теплую комнату, несмотря на гнев матери. Но что-то привязало ее к этой ветке, и капли с нее долбили, долбили, сжимали ее до размера песчинки на каменном полу...

«Гриб» заснул, прислонившись к дереву, шлепая синей губой, и не видел, как по дымящейся ветке огонь пополз к его замусоленным спортивным штанам. Уже корчились островки молодой травы вокруг него. Очнувшись, он уже не смог закричать. Если бы закричал, ничего бы не получилось, не сработало бы стечение обстоятельств, всеми так тщательно подготовленное. В момент смерти боль, так и не вырвавшаяся с криком, протолкнула его через пылающее дерево, к тому месту, где Дриада уже сжималась в точку-молнию, вбирая в крохотный объем пружинящего пространства ясность понимания всего, что происходит в этой большой пустоте.

Вспыхнули ветви, и немыслимая боль человеческой плоти трансформировалась в чистую силу. Она подхватила точку-молнию, и, повинуясь механизму завершения большого ничтожно малым, или наоборот, малого -- большим, соединила этих двоих в единую суть. Новое образование сверкнуло, как звезда, и унеслось в другую часть мироздания, где его давно уже поджидали.

«Везет дуракам», одновременно сказали несколько человек в соседних домах, некоторые с завистью и презрением, а некоторые с надеждой. А многие просто залезли в постели и занялись любовью.

Speaking In Tongues Лавка Языков

Нонна Чернякова

История одной дриады

Speaking In Tongues
Лавка Языков