Speaking In Tongues
Лавка Языков

Константин Дмитриенко

НЕО- и НЕ-ДРОТТКВЕТТЫ







* * *



Эти танцы -- особое тело
Из шатра ли ты смотришь, из каземата ли
Голову потерять -- без проблемы
Хоть Иоанну, хоть Олоферну.
Эти танцы -- особая тема
Страсть припрятана до финала
Как кинжал под плащом в движениях
Хоть Юдифи, хоть Соломеи.
Эти танцы - особенный привкус
Оккупант, или ты, Проповедник
Где теперь ваши головы?
Под ногою и на подносе.




* * *



Гнал через огней реки зверя
В ноги падал.
Гневается князь --
Окна души гноем заполнились
Полно те!
Не был рабом и не буду
И смерти страшиться что мне?


Нужен за голову выкуп --
Драпу за ночь исполню.
Не за кольцо огней моря
И плащ мне не к сроку -- не наг я
И не пугай меня вороном
Да не грози неволей.


Мясо нужно волкам Одина?
Что же ты, ясень Тюра,
Гнев обращаешь не в битву?
Псы твои гончие, ноги
Сбили от плахи к престолу,
А не в беседе копий.
Мне головы не жалко
Гнал сквозь огня пургу зверя
Драпу сложу не за драконово ложе,
А лишь потому, что умею.




* * *



не кусайся.
потом остаются следы.
мама спрашивает
отец хватается за ремень
усмехается брат в жиденькие усы
всему свое время
и место свое
что ж ты светишься так спрашивает подруга
однокурсники перешептываются я чувствую их со спины
не кусайся
видишь остались следы


не кусайся
и без того видят все
я как кошка довольна
а все это ты
я капризная да только ты не сердись
ну погладь меня ты знаешь как
я как зомби с тобой
ты как хунган
не кусайся
мне шею потом не открыть


не кусайся
а так делай все что
хочешь выплюнь меня
хочешь всю оближи
мне хотелось бы съесть тебя
или часть твою проглотить
я похожа на рыбку клюнувшую у дна
на приманку во тьме глубины не разглядев ее суть
не кусайся
я дура конечно но это я
высасываю до скорлупы


ты следы на мне
я твои следы
пятна багровые на белом
и твой голод
и утро скребет по стеклу
да бог с ними всеми
пошли они
сделай больно мне
укуси




* * *



У него все получится,
У него все будет как надо, мама,
Тонкие пальцы не подведут,
Он простой пианист
Не педераст, хоть это и в моде
Все будет правильно
Если в него не стрелять


У него нет семьи
То ли он ушел от жены то ли
Она сама
Он пианист --
Черное-белое, блядь!
Все как всегда
Завтра будет получше, чем было вчера
Если сегодня в него не стрелять


Не бюрократ, не романтик
Прагматик говенный
Черное-белое -- девять октав
Он почти алкоголик, oh, shit, mammy
Но только если в него не стрелять…


Все получится парень, играй свои вальсы и танго
Гоп со смыком играй или Мурку лепи
Все получится, лабух кабацкий, слышишь
В дыму, за стеной, без царя в голове
Oh, sweet, mammy, все будет OK
Все будет ништяк, если пристрелят за дело
Или совсем не за грош
Все отлично -- играй.


«Господа, предлагается номер смертельный.
Вот пианист. Он играет, как может.
Но в нашем кафе
Разрешено стрелять».




* * *



Вышью узор на рубахе
И повторю его снова и снова
Если уйдешь, то уже не вернешься, так что
Сиди дома
Свитер вязала то мужу, то сыну
Внуку, племянников всех приодела
То, что теперь никого нет дома
Другое дело
Чтобы не рвали соленые волны
Парус и ветер чтоб был не сильным
Восемь узлов на чулке завязала
Спрятала и забыла
Вот ведь какое дело -- мужчины
Все бы им в войны играть, а нам, бабам -- горе
Сколько обновок связала да сшила --
Все в море
Кто меня слушал? А как просила!
Не уходили б, была б одна я?
Вышли обновки мои им саваном
Старуха совсем. Седая
Нитку к нитке пристроит, бывало
Вот, говорит, уток, вот основа
Что тебе делать за морем соленым
Сиди дома




* * *



За шесть пригоршней сна гадюк
Я стал тем, кем и был, то есть, остался собой
Пью, потерянную, отцом всех битв
Квасира смерти росу
Режу мудрости знаки и не в одной
Из обеден ласточек Груза Иггдрасиля,
Предвещающих разлив рек вен и
Ланит дожди, не отличился, а все потому
Что не подвернулось пиршества ведьм щитов,
Зато из цвета дыма погребальных костров
Стал цветом в соль
Шести пригоршней сновидений змей.


Ясени лежбища змея
Ивы колец запястий
Ярлы дорожных монстров
Ткачихи утка жизни


После янтарных полетов над краем основы мира
Я стал тем, кем был раньше - кровью пою знаки
Пойло пещерной твари через полет орлиный
Прошедшее, собираю. Дурным называют люди
Меч языка -- не страшно.
Видур меня услышит, скальду лететь в Валгаллу
Не расстаюсь с железом
Крушащим основы шлемов.
Крылья драконов бега оленя морского
Накроют скамью, на которой каждую ночь умираем.
Слеп был метатель омелы, Бальдура смерть исполнивший
Доля дурных поэтов, все ж из котла Одрёрир.


Песню наездниц волчьих
Не передать словами
Скован раб речи, так же
Как руки Тюра глотатель




* * *



Пройти сквозь ветер, выйти на перрон
И в легкие набрав побольше
Тумана с пылью, загадать какой
Из этих поездов с тобой-другим вернется.
Подумать где ты будешь в эту ночь
И с кем ее разделит эта дама,
Что смотрит с пристани на тусклые огни
И льдину с чайкой на воде.
Так где?


Откашляться, как будто бы готов
Сказать ей что-то, а на самом деле
Сырую сигарету раскурить и думать,
О лингвистике, к примеру.
Шататься от дверей к дверям
И где-то между ними вспомнить, что, на самом деле
Хотел сказать и поспешить на пристань.
Да опоздать, а после -- слушать
Как затухает объявление о том,
Что поезд отбывает, что перрон
Опасен, что осталось всего минут
Не более пяти…


Опять курить сырые сигареты
Потом ловить берет между машин и знать,
Слова водителей об этом идиоте…
Какого черта!
К черту!
Уезжай. Лишь только проходя сквозь ветер
Запомни номер поезда.
Затем
Чтобы вернуться через пару дней
Как после вечности.
Затем, чтобы прийти на пристань
И не курить, не кашлять, а сказать:


«Привет,
Похоже,
что я здесь».
В ответ услышать:
«Да?
Я тоже». «А зачем?»




* * *



Что еще рассказать о совместной
жизни, если она превратилась в тесную
камеру, где два зека постоянно решают кому
у параши сидеть, а кому
достанутся нары возле
решетки на волю?
Что еще рассказать о совместной
жизни, если она -- ожиданье прихода
тюремщика, обещавшего принести
распоряжение о переводе в
одиночку или другую тюрьму,
где такие же окна с решетками и параша в углу?
Почему-то не кажется странным, что
уйти можно только
на примерку костюма из дерева, что
за эти не многие метры площади идет
с переменным успехом, не на жизнь -- на смерть
совместное существование, о котором
по крупному счету
рассказать уже нечего, кроме
того, что оно стало слишком
душным и тесным
между окном с решеткой и
вонючей парашей…




Касательная (точно так же, все о том же)



Это было слишком быстро, слишком скоро
Было? Слишком.
Мы как линии похожи и как линии различны.
Плавное твое движенье
Мой прямолинейный натиск
По касательной -- похоже на случайный взгляд прохожих
Слишком было или быстро
Точка соприкосновенья
Твое плавное движенье
Мой прямой полет. А кожа
Помнит, как ожог, как выстрел, помнит встречу.
«Осторожно,
Дальше -- больше, не толпитесь на перроне
И не прыгайте под поезд».
Дверь закрылась. Ты скользнула
По дуге, я -- дернул прямо.
Траектории различны, но, как линии похожи!
Узел на душе завязан.
Дальше что? Инь/Ян -- две рыбы.
Это было слишком быстро, слишком скоро
Было -- чтобы.




* * *



Человеки, любители громких
слов и тривиальных решений,
осуждают измены и верность
считают одним из достоинств.
Может быть это правильно и
позволяет, опираясь на прошлое
верить в устойчивость завтра,
где должно быть все правильно.
Говорят -- оставайся верен,
не кому-то, себе хотя бы
в центр ставя себя, себе же
не изменяй, говорится.


Я старался.
Но как достало продолжать любить себя славного, до блевоты однообразно.
Я отправился шагом неспешным и нашел на себя управу.
Я теперь с каждой новой встречной сам себе изменяю.
Ах, как грешно и, ах, как сладко…
Ну, к чему мне верность такая, о которой трещат человеки?
Вот, намедни прочел в газете: осуждают Онана католики.




«…и отделил свет от тьмы…»



Дожидаясь тепла в новолуние,
Спотыкаясь о камни
И корни,
Поднимаясь все выше, чтобы,
До того как в одну секунду кончить,
Под ногами, во тьме увидеть
Отраженные в бухте звезды,
Отраженные в небе окна…


И, когда уже выше -- некуда,
Когда плавно с небес к воде,
Догадаться, что все начинается с разделения этой тьмы.


«Господи, господи, господи! Где мы
были и что мы делали?»


И могли бы ответить деревья,
Но молчали
По-своему каждое…


Дети станут когда-нибудь взрослыми
Мы когда-нибудь им расскажем,
Как дождавшись тепла в новолуние
Спотыкаясь о камни и корни
Выше, выше
От звезд -- к окнам,
И к секунде общего выдоха.




* * *



Он от пасхи до пасхи как на зоне ЗеКа
Те же самые вышки и охранник. В глазах
По тоске, ожидая письма
От крещенья к крещенью --
Как на зоне ЗеКа


От свободы к свободе как Улисс от богов
Это кто там на родине лук сгибает? Готов
То ли плащ, то ли саван, с Медеей простись
Он от воли до воли, как на море Улисс


От любви до любви, он как волк на цепи.
На восток от луны и от солнца на юг:
Время - нитка в руках.
От любви до любви,
Между скромниц и шлюх,
Он и стражник, и пленник -- Кербер, Гарм и Сиррух


От забвенья к забвенью, как вечный еврей
Где-то здесь его путь. Жизнь цепочкой на грудь.
Между этой и той. Кто он, Мистер Никто?


Но хоронит себя в его мутных глазах
Свет любви, Тьма надежд и памяти Мгла
От себя до себя, Он -- Никто, Он -- Никак.




* * *



От среды, после понедельника, от весны не уйти
И не спрятаться. Не варяг на дороге в греки,
Не еврей в бесконечном скитании,
В дни, когда солнце -- блинчиком масляным,
Все -- по максимуму --
В воскресенье.


Нужно как-то разметить границы,
Распрямить текущие реки.
Анимирую (step by step) пошагово
Подворотнями, сквозь проходные.


Проходя подворотнями скользкими,
В узаконенном подтоплении,
Я расстанусь с тобой
Не надолго, до субботы,
Максимум
До воскресенья.


В тесном городе хватит воздуха,
Сыну, мне, жене, многим прочим
Всем обещано будет
Максимум
В воскресенье, в воскресенье.


Пусть все будет легко. Вот весеннее солнышко
Обозначило потепление. Расставаясь с женой, надолго ли?
После выпивки и дня рождения,
В проходных дворах, под сосульками
Вертикальная встреча назначена,
После склоки и тайны предательства,
Обещаю весь максимум
До воскресенья.


Возрождаться без боли можно ли?
Проходя по дворам стареющим,
Мы должны с тобой вновь расстаться,
Чтобы встретиться.
И я чувствую -- время приблизилось
Обещаю с другого берега,
Не тянись ко мне, мы расстанемся,
До субботы,
Максимум.




* * *



Спаси нас, господь, от ножа в переулке
От ментов и чеченов
От стужи, от вьюги
От стерв и от смерти, насколько возможно
Хотя бы на время, спаси нас, боже!
Понятное дело, что недосужно,
Уж слишком нас много
И всех не упомнишь,
А все же, спаси нас хотя бы на время
От пуль в перестрелке, от камешка в темя.
От связи случайной и закономерной,
От рака, от спида, от боли. На время
От страсти и жара в районе причинном
От поцелуев иуд и, возможно,
От отречений петра, от мороза по коже
Убереги нас, если ты можешь.


Спаси от любовниц и жен и от власти
От денег и дома и прочих напастей
От совести, слухов, от правды и веры
От гопников злобных и милиционеров.
Убереги от тоннеля Диану
God save the Queen от «Мерседеса»
От Чарли Мэнсона благословенные Штаты
Спаси. От евреев арабов, Израиль,
Храни от Ислама и так же
Камбоджу спаси от Пол Пота и кхмеров
От саранчи -- Сомали, ниспошли
Островам у Зеленого Мыса дожди.


Храни тебя, господи, бог, от просящих,
От ждущих твоей благодати, от спящих,
От трезвых, от пьяных, от бдящих.
От нас.
От меня, тебя Бог сохрани
Но больше всего храни тебя, господи, бог от любви.




* * *



Падал снег
От самого дня чекиста и до Пасхи --
Все снег и все падал


Грязи не было -- не успевала
Грязь пробиться на белое


Что же касается алого
Красного было совсем немного
Но, тем не менее -- было
В темноте удлиненной за счет короткого времени суток


Судьба слишком похожа на смятые перед стиркой простыни
В пятнах использованных возможностей
С чистыми площадями отказов


Снег же все падал и падал


Не срастутся на сердце моем переломы
Потому что на сердце не может быть переломов
Но откуда тогда эти шрамы?


Отморозок до самой весны от осени --
Потому как


Отмороженный и обоженный


На снегу от Чекиста до Пасхи жил, живу может статься, что выживу
Зная малое…


Это то, что касается алого.


Только было еще и синее…