Speaking In Tongues
Лавка Языков

Константин Дмитриенко

ЭМИГРАНТ

1

Мне легко отказаться от этой любви, –

в позу бронзовых будд усядусь и буду

не дышать горьким воздухом и не

искать сожалений и оправданий:

отправление поезда в десять ноль-ноль,

отправление культа – по расписанию.

Мне легко отказаться от этой любви.

А тебе?

2

Шебуршание змея в осенней листве:

обнимаемся с дымом на той

стороне окна, и печально слезятся глаза

у плюшевого льва на зеленой саванне тахты:

время молча собраться и вынести хлам,

просмотреть блокноты и слайды,

тряпкой пройтись по пыльным местам,

пропылесосить ковры и методично

протереть на шкафу сувениры из потерянных стран,

в том числе и бронзового Будду.

3

Не качается небо между солнцем и мной,

а по мягким лестницам туч

не спускается ангел ли, серафим,

скучно –

кучи листвы – не фимиам и не ладан, ладно что дым:

между серой и мирром скользит

гибкий в своих позвонках,

искуситель и символ.

4

Сказитель опечален, сумрак – свеж:

стекает с обмороженной руки дыхание и тает серебро,

что знает о жаре принцесса of Benin

чьи изумруды видели лишь лед алмазов и не более того?,

отделанные жертвами слонов, безмолствуют

в уют парчовый, атласный уют, погружены и

мизерны мечты отшельников,

что там – внутри – живут и пятятся самих себя:

сквозняк приносит весть, но

в хроники ручья уже не поднимается рука

внести еще главу – лед крепче сургуча:

хоть флегма горяча, но

в обморок – легла поверх дождя рука.

5

Будем наблюдать

как каждые 24 часа

удлиняется и тает тень,

оплатим золотишком юных дней

мудрое серебро, осевшее на висках,

станем, как бритвы бояться любви –

так положено в возрасте тридцати,

вспомним о смерти в этой связи

от предательства и петли. И

6

не будем говорить о весне

совсем не будем говорить о весне

потому как, напротив, в окне,

сквозь двойное стекло

перекошенным ртом голосит

немое кино

создадим себе имидж,

дескать, мы с тобой иностранцы,

ничего не поймем

и кивнем снисходительно

если нас не поймут,

повернем два раза ключ,

и не будем бояться смерти,

совсем не будем бояться смерти. И

7

когда сквозь дыру в хляби,

в том пространстве, где место луне,

посыплется снег, ты

бросишь камешек в небо, и

на то, как растекаются круги

будешь смотреть, смотреть…

8

И, похоже, я прав в том, что грежу тобой как Африкой

грезит кёнигсбергский растаман,

в самую слякоть осени, но – ни шагу навстречу солнцу,

потому как – мечта прекрасней на углах этих серых

многотомных жилищ, там где

камни – как черви ужасных глубин

патриархально седы и осклизлы.

Понимаешь теперь, кто в центре смерти моей? Ты

9

же знаешь –

пусто в доме,

в нем голые стены,

нет парчовых рук, есть под люстру головы –

крюк.

10

Безделушки расставив, залезешь в стол,

под бумагами, так случайна,

близко к тампонам, тоже бела –

сигаретка из прошлого

«ах! капрон и лайкра!»

coffee, black, without any sweet –

закипит,..

кто теперь?

может статься позвонит

в дверь?

Потому что – простит., или же не простить?,

перед богом равны

боль в паху и ожог на груди,

и задержка крови,..

баста!..

Чашечку сполосни и

окурочек загаси.

На губах холодок.

11

Что-то шепчет рот дыры…

Ерунда!

Рта дыра –

Выход.

Вход –

Иная дыра.

12

До поры ужасают зеркала.

13

И принявши ванну мы ляжем спать,

зная, что если проснемся, время нам кивнет

(аки власть – свысока)

гордое неповторимостью.

14

Я – наверное – прав. Я люблю тебя так,

как любит Америку

несостоявшийся эмигрант, –

издалека, по телефону,

на частоте коротких гудков новой родины

прежних друзей,

а при встрече, когда предостаточно шепота –

независимо запихиваю руки себе в карманы –

пародирую дешевого детектива

из серии «Бестселлеры Голливуда»,

с обложки глянцевито прищуриваю глаз,

потому как сигаретка зажата в уголок рта, –

15

видишь сама,

что в центре моей любви

прежде всего – сам Я.

Speaking In Tongues Лавка Языков

Константин Дмитриенко

ЭМИГРАНТ

1

2

3

4

5

6

7

8

9

10

11

12

13

14

15

Speaking In Tongues
Лавка Языков