Speaking In Tongues
Лавка Языков

Константин Дмитриенко

Метафизическая река Во-Аель

Тук-тук--тук-тук--тук-тук--тук-тук

из сердцебиения

минута

в доме моем не говорят о веревке

и о море не говорят в моем доме,

говорить начинают о дереве, но

уже на пороге

вспомнив из чего было принято

делать кресты в Риме,

рот прикрывают ладонью,

о стали, свинце и латуни

молчат по той же причине,

что и о цикуте випере или об akva tophana,

о чем говорить в моем доме?,

о голоде, жажде, болезнях,

о саранче, ураганах?,

об ужасе, или о совести,

о бритвах модели «Zollingen»

или о ванных «джакузи» и электрических тостерах?,

в доме моем молчание полнее, чем чаша терпения --

молчат о любви, о знании, о страсти.

немеют, едва лишь успеют произнести

«Слово»

у истоков

Ветер,

Под ветром -- песок

На песке -- серые камни.

Болезненный свет над камнями --

Луна.

За миг до заклания

Безопасный ягненок, как будто бы знает что-то,

Что неизвестно Богу,

Выдает улыбочку волка.

«Делай, что должно»!

В самом начале должно быть

Хотя бы какое-то

Слово

Затем, чтобы стать

Знаком,

И возвратиться

Звуком и отразится светом

Из глуби, из топи. И

Неживое разбудит

«И будь, что будет»!

Сердце не ведает света

Пока не вскроют грудину.

От тьмы спастись можно, скрывшись

В большую тьму кромешную.

Свет невесом и не знает,

Что яблоки падают с веток

На черную землю,

В глубоких пещерах укрывшись

Рисуют на стенах знаки.

И их никто не увидит.

Луна золотит сиянием

Пустые вершины

И долы

Обманное золото

Слово

Эхом не возвращается

Некому бросить семя

В землю и в лоно --

Пусто.

Прежде чем вспомнить:

«Credo»

Шепчем: «Qua absurdum»

бесполые люди

Наши руки не знают, что делать с мечом

Наши руки не могут управиться с бороной

Между небом, землей и водой

Угас огонь

Наше сердце не знает когда и как стучать,

И поэтому затихает, а мы

Разве мы удивлены?

Нет,

Мы уже не боимся того, что умрем,

Мы привыкли к такому,

Два раза в неделю,

То упадет «Конкорд», то утонет «Титаник», то взорвется дом

Мы уходим в небо или под воду

В надежде на то, что назад не придем

Не боимся того, что умрем,

И не страшно, что как-то воскреснем,

Нам до дрожи ужасен тот факт, что живем.

И, вот наша

песня

Поедая траву,

Мы не знаем как мясо добыть,

Мы не знаем, что делать с собой

Мы умеем одно только -- ныть,

Да и это делаем не хорошо…

Океан ядовит,

Не рожает земля,

Воздух не носит птиц

Чрева жен наших не держат в себе семена

Мы давно пустоцветы

Вокруг нас гнилая тьма

Миру приходит трындец здесь, у нас на глазах

Выбора нет, точней, выбор есть

Мгла, вокруг нас или мгла в наших сердцах

Нам бы очень хотелось взорвать этот гребанный мир

Но скорей

Мы повесим себя

На последних деревьях только затем

Чтобы уже никогда

Не воскреснуть

Чтобы закончиться

Да эта мгла:

От нее только в себя,

Как в нору в собственную тьму.

*** * ***

Мы похороним тайну,	Мы предадим прах к праху	Мы погребем истину
В солончаках горьких	Во льдах холодных	В пустыне стеклянной
Где не взойдет слово	Где к ней не прикоснутся	Где тайна останется тайной
Сокроем	Упрячем	Схороним

конец игры — начало тьмы?

В озере -- меч без воина.

Ангелы приходят на землю и что же?

Ни жен человечьих, ни человеков.

Кого тут ловить?

Пустыня.

В озере -- меч и некому

Поднять --

Ни мужчин, ни женщин.

Крест без священника

Слово лежит без скальда

Как дохлая скользкая рыба

В смрадной грязи отлива.

Никто не ныряет за перлами

Никто не грешит

Не искушают в пустыне

Демоны в облике дев и юношей

Праведников и отшельников.

И не приходят к грешникам

Ангелы-вразумители.

Нет здесь ни тех, ни этих.

Никто не поднимет меч,

Никто не дунет в трубу,

Никто не сломает печати.

Семь добродетелей,

Столько же

Смертных грехов

Давно уже здесь не живут.

черная роза

Тьма сгущается,

Каждый из нас --

Сердце тьмы.

Время пыли и крыс

Игр от скуки

Скучной игры

Если это кому интересно, можно рассказывать долго как

Все началось,

Но похоже на то, что больше всего занимает места

В разговорах людей то, как кончится.

Прав, не прав, мир закончится

Дай-то бог

И не важно как.

Может статься, никто не заметит,

Может быть, оно уже каждый день

Говорят, ко всему

Говорят, есть дурные привычки,

И одна из них -- смерть,

И другая -- типа как жизнь такая…

Ничего не пугает,

Ни бзденье, ни взрыв,

Смерть, как смерть,

Жизнь, как жизнь.

паломничество волхвов

От тьмы мы ушли,

От тьмы --

В еще большую тьму

В большую тьму.

В самую глубину.

В лисью нору,

В курган,

К нашим мертвым вождям

К женам их, к их рабам, к их коням и собакам

К их кораблям

К белым костям,

Внутрь,

В белесую тьму костей,

Как черви -- все глубже в тлен.

К сердцу, к самому сердцу

И глубже еще --

Где теплей -- в самое сердце.

Боги придут --

А здесь никого.

Не с кем им говорить.

Некому показать

Лик свой,

Никто не спешит

Узреть божества спину.

Народы ушли во тьму --

В обетованную тьму

Туда где нет лишнего места

Ни для любви,

Ни для идолов,

Ни для клятв,

Ни для страсти,

Все занято тьмой.

Спасительной тьмой

Тук-тук--тук-тук--тук-тук--тук-тук

туда

на первом пролете,

перед вторым поворотом я почувствовал впереди серую спину, вроде бы спину Т.С. Элиота, поседевшего, ставшего католиком, говорящего с камнем, раскаивающегося в своем бегемоте, между тьмой одной и еще одной тьмой,

от третьего поворота,

назад оглянувшись, обнаружил, что следом за мной тащится кто-то, очень на меня похожий, думал, что слышу: Гораций, веди… показалось. ошибся. дальше. во тьму. туда, где верх и низ значение иметь перестают.

на

третьем пролете -- песок и луна величиной с пятачок, под ней дохлый Синий Бык (не цветной, просто его так зовут) и мертвый Волк, чувства врут -- лизнул руку, думал, вспотела, а соль -- потеряла вкус.

реки: Лейфира, Стикс или Энгдекит:

пятый поворот может и обмануть, вывески над бродом нет, ступени начинают пульсировать тук-тук--тук-тук--тук-тук, никто не встретил, ни Двуцветная Хель, ни сэвэн, ни Харон, перед глазами -- темный на темном, знак смысл, которого

сбился со счета на шестом

пролете, количество, не смотря на свое число, осталось в прежнем качестве -- скука, все одно и то же, даже тогда когда стоишь над обрывом, такой романтичный, совсем Скиталец Мельмот, повернувшись в облачный пейзаж лицом, спиной к видеокамере,

или фотокору дешевой газеты.

восьмой -- последний поворот: старый век, как и положено старому веку -- того, новый начался с первой третьей мировой, так привычно и глухо, как в танке, обезглавленным рыбкам в консерве или в общей могиле бойцам

дальше

пустошь и тьма -- сердце сжимающееся без света, спасительная мгла, обещание того, что закончатся все дела, будет суд, и потом уже -- все навсегда, бес конца или ангел начала -- центр везде, то есть -- там где встречаются Долг, Становление и Судьба -- черная роза, персонально тебе -- одна

*** * ***

Золото	Сила и Слава	Солнце	ОM Mаny
Серебро	Искупление	Луна	Хари-Хари
Медь	Распродажа	Венера	Зер гут Sex, Clear Money

базарчик

Купец, финикийский моряк

продает царице Египта

духи, что вез на «Титанике»

один парфюмер (не Зюскинда),

купец, финикийский моряк

убеждает: «Послушайте, Клео,

от вас так несет змеею, что даже я посмею

настаивать на ароматах, они перебьют этот запах»,

согласно кивает, рядом

стоящий французишка вор-студентик:

«В снега завернули тело, а все ж потихоньку тлеем»

от уха до уха на шее, «улыбочку!» шрам багровеет.

Герой из страны германской, плащом прикрывает рану

под левой лопаткой -- когда-то туда прилепился листик.

На самой окраине рынка детишки Сонгми и бабы

Хатыни и Нибелунги в одной общей куче пепла

свой пепел найти пытаются.

Раввин из Варшавского гетто

Готов расплатиться золотом

«В гестапо спецы такие --

прежде чем сжечь, выдирают

все драгоценные зубы».

Ду Фу -- поэт и провидец,

на палочках дао да-цзы

любому, кто пожелает

предсказывает: «Смотри,

вот красный король восходит,

а вот золотой дракон,

а это воинство страха

и рядом бамбук и лен,

иголка в руке портного,

булавка в кукольном сердце,

для нас всех одно и то же --

все в прошлом, опять все в прошлом

без будущих происшествий».

*** * ***

И услышу ли я голос птицы иной

Кроме той, что летит из ночи

В темные комнаты дома

И разбивается в зеркале?

И услышу ли я иную

Песню,

Кроме стонов баньши под крышей?

И увижу ли я у реки в тумане

На берегу

Другую,

Не прачку с бинтами?

Увижу ли

Собаку, пускай и белую,

Но не с красными ушами?

И почувствую прикосновение

Теплое,

А не эту стужу?

Вырвется ли наружу

Выдох, живой клубок пара,

А вовсе не запах мертвых

Газов со дна могилы?

результат экспертизы

Ржавчина на наших лицах

Такая же, как на стальных

Древних и мятых шлемах.

Тусклые наши глаза,

Как зеркала потерявшие

Право смотреть в мир.

Фальшь в наших словах,

Как лишайник

На краеугольных камнях

Кровь наша стала пылью

Жизнь наша стала подделкой

Смерть наша -- наши будни

Привычно, на черепках

Чертить ничего не значащие

Знаки

И слово, и смысл, и дело,

Идея, и знанье, и вера,

Любовь и слепая ярость

Праведность и греховность

Сплошные подделки

Тук-тук--тук-тук--тук-тук--тук-тук

в сердце шумы

Это кто там, сбиваясь с латыни на греческий шепчет?

Ветер песчинками между камней или так камни шепчутся?

Это кто там еще не живой не мертвый

перелопачивает пыль в поисках слов не холощеных?

Это кто тьму сердца исследует пядь за пядью на ощупь?

Ворон Хуги, и вы, вороны Махи,

Что тоскливо так зеваете?

Волки Вили и Ве и ты, Дракон Георгия,

Скучно вам без врагов?

«не до гордости нам, не до гонора

если б кто-нибудь мог прекратить эту скуку,

смертью, жизнью, войной или сумерками,

если б кто-нибудь,

есть тут кто-нибудь»?

Это кто там? Не ветер в песках зыбучих?

А ты кто? Не хозяин ли сердца, случаем?

Это кто там? Садовник, лелеющий черную розу?

А ты кто? Тьмы хозяин или транзитный путник?

Mea culpa, memento more -- да помню я -- помню

Veritas acternitae -- делай, что должно -- но как здесь пусто

Credo, даже тогда, когда qua absurdum -- будет, что будет

Тук-тук--тук-тук--тук-тук--тук-тук

а я помню другое но память фальшива насквозь

вод и холод пришел и вымерзла злость

после жаркого лета не страшен огонь ничуть

прогорела и стала пеплом стерильным любовь

в сердце тьма и дай сил не увидеть рассвет

птицы в доме и красная ягода в медленном сне

эти реки повсюду но в них не входи

первая вечная ночь ночь вторая и третья и все ж впереди

точка света

«беги негр беги»

глубже в сердце и спрячься от тьмы

#

Роза черный цветок

Пепел, песок

Фальшивой Луны

Поддельное серебро,

Серые камни, знаки на фоне мглы --

Смысл их темен и сами темны

С мертвецами торгуются мертвецы

Одно и тоже, как не крути

Повторяют руны, кости, тростинки дао да-цзы

Дальше некуда

Бесконечность сжимается сама в себя

Черный цветок -- роза,

Сердце

И тьма, тьма, тьма

Скоро седьмая труба…

Впрочем, нам, мертвым, «скоро» -- это на все времена.

Черная роза в песок

Плывет из бессильных рук

Пульсирует тьма вокруг

Тук-тук--тук-тук--тук-тук--тук-тук

Speaking In Tongues Лавка Языков

Константин Дмитриенко

Метафизическая река Во-Аель

минута

у истоков

бесполые люди

песня

* * *

конец игры — начало тьмы?

черная роза

паломничество волхвов

туда

* * *

базарчик

* * *

результат экспертизы

в сердце шумы

#

Speaking In Tongues
Лавка Языков

*** * ***

*** * ***

*** * ***