Speaking In Tongues
Лавка Языков

Стефани Осборн
Победитель литературного конкурса журнала «Seventeen», 2001

Мамины ложки

Перевел М. Немцов

После ужина мама прячет ложки.

Линди и Генри сидят за столом, закрыв глаза, а она грохочет всеми дверцами и ящиками, чтобы они не поняли, где она держит приборы. Тайник приходится менять каждую неделю. Иногда Линди случайно находит вилку, но если не показывать ее брату, то все в порядке. Не в порядке только, если она притаскивает домой алюминиевую банку с газировкой из школьного автомата, и тогда мамино лицо покрывается красными пятнами. Генри с банками расправляется быстро -- говорит, алюминий мягкий, и его легче глотать. Когда он начинает объяснять сестре свою тактику, та слушает, забывшись и раскрыв рот.

-- Не поощряй его, Линди, -- говорит мама. Но уши ведь не заткнешь -- а глаза уж точно не зажмуришь. В тот вечер, когда мама пошла на свидание с мистером Моррисом, Генри перевернул весь дом и нашел коробочку скрепок. Линди вернулась из кино и вызвала скорую помощь. Плечом прижимала к уху трубку, а сама вытирала майкой кровь, хлеставшую изо рта Генри.

-- Мой брат, ему восемь лет, -- говорила Линди. -- Он всегда ест железо и теперь нашел скрепки. Приезжайте быстрее, пожалуйста.

Она представляла себе, что у брата разорван живот, исцарапано все горло, но на самом-то деле этого не видно: ведь от железа у Генри только внутренности рвутся. Поэтому он остался лежать на кухне -- в сознании и с окровавленным ртом. Мама приехала одновременно со скорой. Мистер Моррис стоял возле своей машины, когда санитары выносили Генри на носилках.

-- Кто дал ему скрепки? -- истошно орала мама, но Линди не ответила. Она вертела в руках стальной ключик от машины -- какие острые у него, оказывается, зазубрины… Мистер Моррис запихнул маму в скорую рядом с Генри. Взвыли сирены. В ту ночь Генри пришлось зашивать язык.

-- Девять швов, -- сказал хирург. -- А если он еще раз так сделает, придется ампутировать.

Сегодня у мамы свидание с мистером Логаном. Генри поэтому сходит с ума и скачет по всему дому в своей майке с «Металликой». Маму пугает.

-- Не ходи, а? -- ноет он. -- А я знаю, где большие ножи лежат.

Линди вдруг кажется, что он говорит правду, но она замечает генрин прищур: он явно врет. У них больших ножей, наверное, вообще нет. Мама устало вздыхает. Еще б не устать -- до врача, который лечит Генри, час езды. Этот врач вообще всю мамину зарплату съедает. Линди, наверное, сама могла бы возить к нему брата, чтобы маме было легче, но в понедельник и пятницу у нее тренировки в бассейне.

-- Генри, хватит, -- говорит Линди. Братец скрипит зубами и садится на пол посреди кухни. Линди ерошит ему волосы на макушке -- рыжие, как у папы. Генри нравится, когда его гладят: он даже в парикмахерской кайфует в кресле, когда ему голову намыливают. Только зрачки расширяются, стоит ножницам где-то щелкнуть. В парикмахерской мама иногда завязывает ему глаза -- думает, если он железа не увидит, то не проголодается. А Генри сестре как-то проболтался: металл он чувствует по запаху -- тот пахнет холодом. Будто и впрямь металл может пахнуть холодом.

-- Я не шучу. Я знаю, где ножи. Не ходи, мама, а?

Мама намазывает арахисовым маслом и джемом два куска хлеба. Ножик у нее пластмассовый. Потом протягивает бутерброд Генри.

-- Прости меня, милый, но мне мистер Логан очень нравится. Он меня уже второй раз приглашает.

Линди тоже берет ломоть хлеба с толстым слоем масла и джема, начинает жевать, не глядя на маму, глотает медленно, чтобы в горле не застряло.

-- Мистер Логан жирный, -- говорит Генри. Он и не притронулся к бутерброду. Смотрит на маму, и глаза у него яркие-яркие. Линди становится не по себе -- может, брат действительно знает, где мама прячет большие ножи…

-- Никакой он не жирный. -- В мамином голосе звенит сталь. Линди смотрит на нее: мама очень устала, и глаза у нее -- как два грязных аквариума, мутных и серых. Когда же она успела так состариться, думает Линди и в уме перескакивает с одного на другое, пока не вспоминает, как Генри начал есть железо. Это нетрудно. Впервые он уговорил коробку кнопок два года назад, когда от них ушел папа. В то время это можно было как-то объяснить, а потом мама нашла у него под подушкой склад чайных ложек. Она ничего не поняла, а шестилетний малыш смотрел на нее совершенно непроницаемым взглядом, поэтому она тихонько зашла ночью к нему в комнату. Генри спал, засунув в рот ложку. Он так яростно сосал ее во сне, что она согнулась. Вот, наверное, мама и состарилась сразу -- когда увидела, как ее сын спит с чайной ложкой во рту. А может, после второго приезда в травмпункт, когда Генри проткнул себе вилкой гортань.

-- Линди, ты же за ним сегодня присмотришь? -- спрашивает мама, и Линди, глядя на Генри, кивает. Сегодня брату лучше не сидеть дома в одиночестве. Генри улыбается ей и кусает бутерброд.

-- Ладно, мне уже пора, -- говорит мама. -- Мистер Логан через полчаса ждет меня у кинотеатра.

-- Не надо, не надо, не надо! -- вопит Генри и вдруг лезет к себе в носок и выхватывает оттуда винтик. Обычный маленький винтик -- он металлически блестит под кухонной люстрой. Секунду Генри торжествующе показывает его, а потом быстро сует в рот и глотает. Линди не сводит глаз с горла брата: интересно, как он там у него царапает все розовое и мягкое внутри. Ее завораживают раны, которых не видно.

Никто не говорит ни слова. Они не успели помешать Генри. Этот винтик для них -- как еще одна миля в безбрежном океане: ее нужно проплыть до твердой земли, сберегая силы, чтобы выжить. Они боятся острых предметов.

-- Где ты взял этот винтик? -- спрашивает мама. Взглядом она обшаривает комнату. Может, весь их дом скоро развалится, потому что ее сын грызет болты, на которых он держится.

-- Нашел, -- лукаво отвечает Генри.

Повисает молчание. Линди уже привыкла к нему -- молчание у них дома почти никогда не заметно. Молчания у них дома много. Линди иногда думает, что если б Генри даже съел все железо в доме, под деревянными обломками молчание все равно осталось бы.

-- Мне пора, -- говорит мама. Четко и коротко. -- Мистер Логан ждет.

Она встает из-за стола, идет к двери, и стальные набойки на ее каблуках клацают по линолеуму. Генри не поднимается с пола. Линди вся напрягается: о чем он сейчас думает, какой следующий ход планирует? Всё это -- одна причудливая шахматная партия между мамой и братом. А шах и мат -- гонка в травмпункт со включенной сиреной.

-- Я съем нож, -- говорит Генри. -- Честное слово, съем.

-- Генри, -- негромко отвечает мама, -- еще одно слово, и я тебя отправлю.

В кухне становится еще тише, и сейчас это настоящая тишина, а не просто молчание. Прозвучало что-то новое: врач, конечно, предлагал такой вариант, но до сих никто из них не считал его реальным выходом. Линди удивленно поднимает брови и смотрит маме в спину; мамины плечи никнут, будто на них очень тяжелая ноша. Будто ее вечерняя блузка -- из чугуна. Замолчи, Генри, прошу тебя, -- беззвучно молится Линди, потому что мамины плечи не шутят.

Генри фыркает и переворачивается вниз лицом. Мама надевает пальто. Открывает дверь в гараж. Ты ведь никогда этого не сделаешь, думает Линди, ты никогда никуда его не отправишь, несмотря на глаза-аквариумы и поникшие плечи. Мама выходит, ни слова больше не говоря, и брат с сестрой слышат, как заводится двигатель, как гудят, поднимаясь, железные ворота, выпуская ее, освобождая, давая сбежать к мистеру Логану.

Генри встает с пола.

-- А не съесть ли мне ножик? -- спрашивает он у Линди. Та просто еще раз проводит рукой по его волосам. У нее нет для него ответа. Что он думает о маминой угрозе? По глазам ничего не поймешь. Она продолжает гладить его по голове и думает о шраме, который пересекает ему весь живот. Блестящий розовый рубец на коже. Полгода назад Генри сделали операцию -- вытащили из внутренностей все железо. Хирург сказал, что внутри язвы никогда полностью уже не зарастут. Он пытался объяснить маме, как это вредно для здоровья мальчика, а та просто смотрела, как ее сын спит после наркоза. Рыжие волосы -- такие яркие на больничной подушке.

-- Я спать пошел, -- говорит Генри. Линди кивает и убирает руку с его головы. Он выбегает из кухни. Линди не может не думать о маминых словах -- правда ли она не шутила, правда ли может отправить Генри в специальную клинику? Наверное, нужно, чтобы такое и папа разрешил? Мама ведь не может одна принимать такие решения. А папу для этого сначала нужно найти.

Минуты тянутся. Линди встает -- у нее затекла нога. Прихрамывая, идет в гостиную. Никого. Она на цыпочках заходит в комнату Генри. В темноте раздается тихое хныканье: брат скорчился на кровати, с головой накрывшись одеялом. Он плачет некрасиво -- красные пятна по всему лицу, мокрому, скользкому.

-- Генри, Генри, ну не плачь же, -- говорит Линди, но он не слушает. Она сидит на его кровати и механически гладит его по голове. Он что-то бормочет в ответ: его отправят, а он ножик съест, а мистер Логан все равно жирный. Только бы плакать перестал, думает Линди.

На этой неделе мама прячет ложки в глубине своего чулана с одеждой, и Линди крадет одну из коробки, потом забирается к Генри под одеяло и ложкой разжимает ему зубы. Через секунду всхлипы стихают, слышится чмоканье. Линди смотрит на брата -- его губы впились в ложку, -- и вспоминает, что он тогда сказал, придя в себя после наркоза. Мама плакала мама, а его слова повисли в тишине маленькими холодными перышками -- словно какая-то птица развеяла пух над больничной кроватью.

-- Как ты себя чувствуешь? -- спросила мама. А Генри ответил:

-- Внутри... больно...

Линди смотрит, как засыпает ее младший брат: ложку он сосет так, будто хочет ее проглотить. Линди встает, идет по коридору в ванную, где островок света такой яркий, что больно глазам. Она плещет холодной водой в лицо, нащупывает полотенце, и взгляд останавливается на зеркале.

Она смотрит, не отрываясь. И отражение смотрит, не отрываясь, на нее. Линди рассматривает себя, пристально, искательно. Подбородок, нос, глаза... на глазах она замирает, едва не утыкаясь носом в холодное стекло. Может, если смотреть очень долго, найдется хоть какая-то подсказка, может, станет хоть немного легче? Хоть какая-то подсказка. Изнутри.

Но глаза не отвечают ей ничего, и через две минуты Линди гасит свет. Она знает, где мама хранит старую бритву с присохшими рыжими волосками.

Speaking In Tongues Лавка Языков

Стефани Осборн Победитель литературного конкурса журнала «Seventeen», 2001

Мамины ложки

Speaking In Tongues
Лавка Языков

Стефани Осборн
Победитель литературного конкурса журнала «Seventeen», 2001