Speaking In Tongues
Лавка Языков

Александр Плоткин

Дети Сергея-Шимона
Портрет на историческом фоне



У моего друга Сергея жена -- сефардка. Я, говорит, твоего сына отравлю. Сын этот родился в России, когда Сергей уже уехал в Израиль. Он его до тринадцати лет не видел. Сам он за это время стал уже не Сергей, а Шимон. И вот этот Сергей-Шимон поехал в Киев посланцем Сохнута. Там он купил на базаре мяса, помидор, фруктов и водки, нанял десять лодок и устроил для местных евреев заплыв через Днепр под израильским флагом с шашлыками. Все засняли на пленку и в качестве отчета за поездку предъявили потом Сохнуту. Закончив с этим делом, Сергей-Шимон полетел в Петербург, отыскал свою прежнюю подругу и познакомился с сыном. Подруга, оказывается, все это время вела себя достойно и рассказывала мальчику, что его папа -- герой-сионист, поехал строить свое государство и бежал от репрессий КГБ, но когда-нибудь он обязательно приедет. И вот этот папа приехал.
Никаких особых проблем с КГБ и выездом из России у Сергея-Шимона не было, если не считать, что, уже имея на руках билет и визу, он попал в милицию с полным портфелем самиздата. Милиции показалось подозрительным, что Сергей-Шимон с приятелем куда-то везут музыкальную установку. Их остановили и забрали в отделение. Портфель с самиздатом Сергей-Шимон почему-то всегда носил с собой и всю дорогу в милицейской машине думал, как бы его незаметно выбросить в окошко. Подходящего момента не было, и он так и вошел к начальнику отделения, держа в руке тяжелый портфель, набитый "Архипелагом Гулаг", журналом "Континент", ротапринтными выпусками "Евреи в СССР", сборником Жаботинского и любимым Бердяевым, тут же на месте тянувшими на статью о хранении и распространении антисоветской литературы в особо крупных размерах. Вместо того чтобы поинтересоваться содержимым портфеля, начальник проверил по телефону, не украли ли они музыкальную установку, и разрешил им идти. Отойдя от отделения на квартал, Сергей-Шимон чуть не вывалил весь самиздат в канаву.
Вечером Сергей-Шимон рассказал эту историю своей любимой сестре Вере, которой он всегда все рассказывал, особенно если что-то случалось. Вера охнула и долго не могла ничего сказать.
-- А зачем ты это все с собой таскаешь? -- наконец спросила она.
-- Чтобы помнить, что я такой, -- сказал Сергей. -- Ну, как накладывают тфилин. Там же тоже что-то написано.
Музыкальную установку Сергей-Шимон с приятелем везли на танцы, чтобы подзаработать. Их мать была учительницей. Они жили втроем без отца, и денег всегда не хватало. У Сергея-Шимона тогда была целая компания друзей, с которыми он предпринимал всевозможные попытки подзаработать. Все эти попытки давали очень мало дохода, казались подозрительными властям и обязательно приводили к опасным ситуациям. Почему-то Сергею-Шимону с друзьями каждый раз удавалось из них выкрутиться. После этого он быстро приходил в себя, рассказывал новую историю сестре, смеялся и начинал следующую попытку. С этими же друзьями Сергей-Шимон развлекался, ездил к девушкам в общежития или возил их на какие-нибудь дачи. В этой области Вера тоже всегда была в курсе дела и сопереживала всем его приключениям.
Теперь о том, как Сергей-Шимон женился.
В Израиле он сначала решил сделать политическую карьеру и вступил в оппозиционную партию. Карьера не пошла, и Сергей-Шимон стал издавать русскую газету. Газета разорилась, но Сергей-Шимон успел к этому времени приобрести знание израильской действительности и нашел себе работу в государственной конторе. В эту же контору прислали проходить службу солдатку по имени Лия. Она что-то вводила в компьютер. В шесть лет Лию привезли в Израиль из Ирана. В Израиле она закончила школу и разговаривала только на иврите и фарси. Сергей-Шимон показался ей большим ашкеназийским начальником, и на третий день службы он затащил ее в свой амидар в Рамоте. После двух недель связи Лия по-прежнему смотрела на Сергея Шимона полными восхищения глазами и боялась сказать ему слово. На третьей неделе она пригласила Сергея-Шимона к себе. Рассчитывая, что ее родителей не будет дома, а также интересуясь бытом сефардских евреев, о которых он до этого столько читал, Сергей-Шимон согласился. К его удивлению дома оказалось полно гостей. Его усадили рядом с Лией, и ее мама принялась накладывать ему в тарелку диковинные сефардские угощения. Сергей-Шимон ел, рассудительно беседовал на религиозные темы, разглядывал ковры и пятерых Лииных сестер, а потом все-таки спросил, по какому случаю собрались гости.
-- Как же, -- сказала Лиина мама, -- ведь это твоя помолвка с моей дочерью. Хоть ты и ашкенази, а мы -- сфарадим, но все мы -- братья-евреи.
-- Угу, -- сказал Сергей-Шимон. -- Вот как. -- И повернулся, чтобы посмотреть на эту дочь.
-- А свадьба у вас по нашему обычаю через месяц после помолвки, -- продолжала Лиина мама, а Лия смотрела полными восхищения глазами.
Воспользовавшись какой-то паузой, Сергей-Шимон пробрался к телефону и позвонил сестре.
-- Ты знаешь, откуда я с тобой говорю? -- спросил он.
-- Ну? -- спросила сестра.
-- Со своей помолвки, -- рассмеялся Сергей-Шимон и рассказал ей ситуацию.
-- Сейчас же уходи оттуда! -- крикнула Вера. -- Извинись и уходи!
-- Ну как же я сейчас уйду, -- сказал Сергей-Шимон. -- Тут уже все равно все кончается. Досижу как-нибудь до конца.
Выйдя с помолвки, Сергей-Шимон облегченно вздохнул и поехал к себе в Рамот, считая, что больше он в этот дом никогда не вернется. Но ночью, обдумывая ситуацию, он обнаружил, что вопрос для него не так прост. Целую неделю он решал его то в одну, то в другую сторону. Вера звонила и умоляла его не делать глупостей.
-- Ну почему ты тогда уж не женился на той толстой американке? -- Спросила она. -- Или на активистке, с которой ты вместе был в русской партии?
-- Я заранее знаю все, что ты скажешь! -- крикнул Сергей-Шимон.
После этого Вера перестала звонить.
Не найдя ответа в своем сердце, Сергей-Шимон обратился к популярному в Иерусалиме раву.
-- Женись, -- посоветовал рав. -- Если бы ты был на нее в обиде за обман, ты не пришел бы ко мне за советом. Сефардские религиозные обычаи для тебя ничего не значат, но ты стараешься придать им смысл.
На своей свадьбе Сергей-Шимон пел с сефардами традиционные песни и танцевал их танцы. Его мама плакала, глядя на невестку, с которой даже не могла разговаривать, потому что не выучила иврита, а та не знала русского .
-- Зачем ты это сделал? -- спросила Вера.
-- Чтобы определиться, -- сказал Сергей-Шимон, -- иначе все бессмысленно. Нужно быть чем-то связанным.
-- Раз так, значит тебе это нужно, -- сказала сестра и стала налаживать отношения с новой родственницей.
После свадьбы Сергей-Шимон стал носить вязаную кипу, соблюдать шабат и кашрут, ходить в синагогу и вскоре уехал с женой жить в поселение на Западный берег Иордана. В поселении у них родился сын, а потом дочь.
Так вот, когда стало можно ездить, Сергей-Шимон поехал посланцем Сохнута в Киев, а на обратном пути нашел в Питере свою прежнюю подругу и в первый раз увидел старшего сына, которому исполнилось тринадцать лет. И этот сын наконец увидел папу и рассказывал ему, как он отдыхал в летнем лагере и дружил там с девочкой, и какие у них задачки в математической школе. И потом он сказал, что очень хочет приехать в Израиль, посмотреть страну и увидеть жизнь, которую построил себе там его отец и ради которой он уехал. И Сергей-Шимон обещал прислать ему приглашение.
Жене об этой встрече он рассказывать не стал. Она вообще не знала, что у него есть еще один сын. Письма от сына Сергей-Шимон получал на адрес Веры в Реховот, чтобы Лия их не увидала. Но вот однажды от Венечки пришло письмо, в котором он писал, что ему исполнилось шестнадцать лет и он не понимает, почему приглашение все время откладывается, и ему начинает казаться, что папа его обманул. Тогда Сергей-Шимон пошел к жене и рассказал, что в Петербурге живет его сын и он хочет пригласить его в гости.
Услышав такую новость, Лия закричала, хотя никогда не повышала голос на мужа. Она кричала, что убьет этого ребенка, что она не знала, за кого выходит замуж, что это страшный позор и что Б-г наказал ее таким мужем.
Вера, с которой у Лии уже были хорошие отношения, приехала, чтобы объяснить ей, что ничего страшного не случилось.
-- Он давно уже не живет с той женщиной, -- сказала она, -- и не хочет с ней жить, раз он от нее уехал. Ты -- современный человек, видела много кинофильмов, закончила университет, и знаешь, что такое бывает. У евреев-ашкенази из России это случается во многих семьях, но все живут и встречаются с детьми.
Но Лия кричала, что у них, у сефардов, этого не бывает, что об этом она даже не может никому рассказать и что теперь она знает, почему ее муж так рвался в Россию посланцем Сохнута. Вот тогда она и сказала, что отравит этого сына, если он приедет.
В канун праздника Суккот мы с Сергеем-Шимоном пошли в Меа Шеарим на рынок "Арба Миним". Религиозные евреи Иерусалима покупали четыре вида растений, которые должны быть дома в праздник. Один ортодокс в черном сюртуке и шляпе, стоя у прилавка, подсчитывал, сколько листочков выходит из каждой почки на веточке ивы, следя за тем, чтобы это число было у всех одинаковым. Другой, в полосатом халате и меховой шапке, разглядывал в лупу плод этрога, проверяя, нет ли на нем пятнышек. По заповеди растения не должны иметь изъяна.
-- Какая сила! -- сказал я. -- Весь мир может говорить, что угодно. Он будет делать так, как считает нужным. Когда мы решаем свои проблемы, мы не можем ничего отбросить.
-- Ему это ничего не стоило, -- сказал Сергей-Шимон. -- Он не выбирает. Он родился в этом. Всю жизнь прожил в ортодоксальной общине. Он ничего другого просто не знает.
Потом мы поехали к нему в поселение на Западный берег Иордана.
-- Сын захочет тебя понять, -- сказал я.
-- Да.
-- Что ты ему скажешь?
-- Скажу, вот -- смотри: эти бетонные домики на этой земле и автомат под кроватью и есть то, чему я отдал свою жизнь. Здесь продолжается трехтысячелетняя история еврейского народа.
Машина остановилась.
Мы пошли по бетонной дорожке к дому.
-- Когда он приедет?
-- Через неделю.
-- А как жена?
-- Плачет, -- сказал Сергей-Шимон. -- Плачет. Но что отравит, больше не говорит.




ПРИМЕЧАНИЯ АВТОРА



Ашкеназы (ашкенази) и сефарды (сфарадим) -- здесь: две основные этно-культурные группы современного еврейства. Ашкеназы -- евреи, предки которых много веков жили в странах европейской культуры: Германии, Польше, России и др. Сефардские еврейские общины существовали в странах мусульманской культуры: Оттоманской империи, Марокко, Иране, Бухаре, Йемене. Условно к сефардам иногда относят всех евреев из неевропейских культур, например из Индии и Эфиопии. В современном Израиле обе группы сблизились, однако между ними сохраняются значительные различия. В целом ашкенази занимают более высокие позиции в обществе. Полный смысл терминов "ашкеназы" и "сефарды" может быть раскрыт только посредством обширного экскурса в историю еврейского народа.
Амидар -- социальное жилье, по сниженным ценам предоставляемое новым репатриантам.
"Арба миним" (четыре вида) -- пальмовая ветвь, ветка ивы, ветка пахучего растения адас и плод цитрусового растения этрог. Этот набор должен быть в доме в Суккот. Также называется специальный ежегодный рынок, где все это продается.
Вязаная кипа - маленькая, круглая, обычно бело-голубая шапочка. Отличительный знак участников движений, требующих политического присоединения к Израилю всей Земли Обетованной согласно завету, в том числе Иудеи и Самарии (так называемых контролируемых территорий).
"Меа Шеарим" ("Сто ворот") -- старый район в Иерусалиме, где живут, соблюдая свои законы, религиозные ортодоксы.
Рамот -- район новостроек в Иерусалиме.
Тфилин - две кожаные корбочки, внутри которых находятся священные тексты. Во время молитвы определенным образом привязываются на руку и ко лбу.