Speaking In Tongues
Лавка Языков

Алексей Стригин

L'ART DE VIVRE

I. PROLOGUE. JULY.

Разъяренный июль пронесся по комнатам,

Его глаза были слепы, торс обнажен,

Он вскричал, и этот крик потревожил сновиденья

Двух спящих, залитых простым светом дня

(Tennessie Williams)

я бегу, я тороплюсь, двадцать две тысячи долларов и семнадцать центов, пятнадцать тысяч крон в месяц, я успею поспать в поезде, машине, если еще отступлюсь на два шага, чтобы почувствовать как спина прислонилась к шершавой стене, и принюхаться, словно ищейка, к благовониям пыли и мела, и камни будут крошиться, словно время, дождиком летним будет капать на плечи, я поспешу, я буду мчаться, как ветер, мне не осталось, меня не осталось. Только где-то во тьме, за мягкой нежной кожей окон, за перилами окон, за тяжестью занавеса, сцены, испепеленные, измученные, истерзанные, сладострастные тела, покрытые холодной испариной пота, не прекращающие не на мгновения своей битвы, в ложбинах апартаментов, пока все остальные человеческие твари живут, проживают светлое время суток, наслаждаются, пьют из кубков, наполненных влагой желания, и кровь и нега стекает по им устам, их членам, они возлежат, словно боги на вершине Олимпа и смеются над теми, кто тратит свои жалкую короткую жизнь на странные наслаждения, и их яркие от чувства губы, наполняются своей собственной плотью, и я с ними. Лето, жар лета, что может быть лучше исследования самого себя на прочность?

я хотел бы расставаться с тобою в темном кафе, целовать твои руки, прижиматься щекою к щеке, запускать свои пальцы в твои волосы; я хотел бы расстаться с тобою глупо, из-за какой-нибудь ерунды, выяснять отношения, словно мне уже исполнилось пятнадцать, я хотел бы чтобы ты плакала из-за того, что я хочу уйти, чтобы я нервничал, думал, что ты меня предала, я ты думала, что я тебя предал; а потом я уйду, ты останешься, будешь действительно плакать, и на тебя будет смотреть все кафе, выйдешь на улицу, я буду ждать тебя за углом, мы рассмеемся, обнимемся, я поцелую тебя, так неловко, как в первый раз, и, взявшись за руки, счастливые, мы побежим по пустынной улице вечернего города, этого дурацкого города, этого мертвого города, в котором нам нечего делать….

-- Я люблю тебя.

-- Не говори глупости.

(Бассейн)

II. AUGUST (сожженное лето)

Я острее стал переживать приступы своего одиночества в конце лета, бродил тупо по квартире, курил, глядя в открытое окно, в котором не видел ничего, кроме признаков стремительно надвигающейся осени, времени, которое, как я давно знал, изменит мою жизнь настолько, что от меня прежнего не останется ничего, кроме, может быть, имени. Ко мне начали приходить призраки, призраки учителей и друзей, мир, стал воспроизводиться сам по себе, не спрашивая на то разрешения.

Я одеваю черные одежды и светлые ботинки цвета слоновой кости,

Осень

Я дерево, с которого опала вся листва,

Я погружаю свои ботинки, цвета слоновой кости в желтую опавшую листву,

Om mani padme hum

…ем зеленые кофейные зерна килограммами, потому что не могу проснуться, тем более взбодриться. Началась осень. На другой половине моего большого дома идет дождь, а на моей светит солнце и это обычное явление. Я засовываю голову в динамики и, по-прежнему, ничего не слышу, кроме биения своего сердца, журчания крови по венам. И я думаю, я смотрю на прошедшее длиннющее лето, словно на вчерашнюю попойку и с удивлением замечаю, что растерял в беспамятстве половину персонажей, и удивляюсь, как еще нахожу себя в зеркале, в самом дальнем уголочке зеркала, на самом краю, но нахожу, нахожу. Начался листопад, но кажется, они листья висят в воздухе, так долог их путь. По ночам ветер бьется об окна, срывает засовы, врываясь в мой дом…

«Еле заметный ветер

чертит ногой

какие-то

слова вне мира»

T.W.

В итоге, предчувствуя зимний транс, я начал плести эту историю о безупречном воине, совершенном воине, как говорит мой друг, о искусстве жить, которому учил Ален прекрасную Ромми (только ни хрена у него из этого не получилось)…

Герой номер один.

Признаки появления -- просто часто встречается на улице

Внешние данные -- милейший старичок лет семидесяти, всегда один, всегда безупречно одет, естественно, не по моде, так как, нельзя судить о его состоятельности, а по классическим канонам хорошего вкуса, канонам почти забытым, в этой части света.

Одежда является отличительным признаком, так как, основной принцип, который я постиг, гласит -- «безупречный воин безупречен во всем» (т.е. буквально -- процессом испражнения безупречного воина любуются как морским закатом, его застольные, не всегда трезвые, речи издаются верными потомками отдельными фолиантами, подобно своду священных законов и т.д. и т.п.)

Так вот -- всегда небольшой дорожный чемоданчик, всегда -- костюм, не новый, но ухоженный, галстук, свежая рубашка, головной убор, чаще -- шляпа. И обувь с калошами в плохую погоду.

Я думаю, он -- мессия, не меньше. Прибыл с важным заданием и заблудился. Надо помочь ему выбраться.

Образ очень расплывчат для меня, думаю, он слишком рафинирован, чтобы стать героем. С другой стороны, к старичкам, необходимо присмотреться. Они не те, за кого себя выдают. Постоянные ссылки на возраст, мне кажутся удачными приемами маскировки, вежливыми пожеланиями пойти куда-по-дальше, не желанием вступать в контакт с реальностью, которая сошла с ума раньше, чем ты сам. Я с глубочайшим уважением отношусь к тем из них, которые заходят в кафе пропустить рюмку хорошего яда, даже тогда, когда им не позволяют средства. Это говорит о вкусе…

Герой номер два (Pierrot le fou)

Зовут его Марко. Соответственно -- иностранец. Был замечен в употреблении английского языка. Я встретил его несколько лет назад в одном маленьком джазовом клубе на концерте одной прекрасной, тогда начинающей (т.е. «прекрасной» умножить на два) (сейчас -- вычеркнуть из рукописи) молодой певицы, в которую мы, как мне кажется, были тогда влюблены по уши. Пьет как сволочь, когда трезвеет -- становится очень печальным, когда пьян -- кажется просто молчаливым. Знает наизусть все джазовые стандарты, поет, пританцовывает, во время концертов, размахивает пивной кружкой, как английский футбольный болельщик. Одежда всегда одна и та же -- свежая рубашка, жилет, джинсы. Видимо, не знает, что такое «Comme de Garson», тем более -- калоши, но тем не менее образ существует. Думаю он скоро погибнет , как прихотливый цветок (если его никто не польет), так как музыканты играют все хуже, «Love Supreme» кажется многим почти забытым симфоническим произведением, к прослушиванию которого необходимо готовится как к встрече Нового Года или Второму Пришествию.

Я очень удивился, когда увидел его недавно в полдень, задумчиво прогуливающимся в центре города по одной из набережной канала, правда, недалеко от джазового клуба. Вид у него был как у молодого двадцатилетнего поэта, сочиняющего первую элегию. До этого момента мне казалось, что имеет какую -- либо службу здесь. Но тогда казалось, он пытался погрузиться в медитацию, словно паломник, прибывший любоваться разрушением цивилизации. Хотя это могло быть достойной миссией, Шпенглер то, кажется, «Закат Европы» не закончил…

Марко, явно помощь не требуется, во-первых, ему уже не поможешь, во-вторых, сочувствия особого он не вызывает, в-третьих, сам мечтаю иммигрировать куда подальше где меня никто, совсем никто не знает.

В итоге, кандидатура Марко мне также показалась неподходящей, т.к. образ его за три года знакомства так и не обрел ярких, необходимых для Героя Повествования, черт…

Герой номер три.

Вацлав Гавел. Вот он то точно, совершенный воин. Но целостность его непоколебима. И он так и останется для нас (если Вы еще не ушли по своим делам из этой книжки) силуэтом, почти не различимым в дыму благовоний, погруженным в медитацию под крышей воображаемого дацана, где-то на зеленых холмах Вышеграда…. (Пока я плаваю рождественским карпом в большом деревянном чане на углу Hermanova и Janovkeho )

«И время положило руку

ему на плечо, и слепо

бредет за ним под сводом

строго расчета»

T.W.

Как результат, о, бедные читатели, о, горе, герой наш так и не случился, последний пьяным был растерзан леопардом под первыми лучами солнца, в покоях славного? Антонина Вария Гелиобалла во славу только что окончившегося пира…

III. REPRISE (Поиски Героя)

Подобно средневековым парижским беднякам, тех, что можно было увидеть в каждом кафе, вдыхающими ароматы горячей, такой вкусной пищи, без денег, и жующими свой черствый хлеб; мы воровали чужие ароматы, рыскали по галереям, прислонялись своими ничтожными руками к великим шедеврам, вдыхали их пыль, ароматы их историй, уже недоступных, мы варвары на развалинах Рима, мы ищем в себе, ищем в себе какие-то силы чтобы сделать Историю.

Я пришел вытащить вас из дерьма. Я найду, какого-нибудь героя….

Наша кровать словно ковчег, словно дом, в котором мы живем,

Полный персонажей, предметов, необходимых для полноценной жизни, с ее просторов мы всматриваемся в окружающий нас мир, но он стекает куда-то, за горизонт, и не видим ничего вокруг. Наше ложе -- корабль, скитающийся в открытом море… Оно больше реальности за окном

Простите, сорвалось. Продолжаем повествование, следуя канонам современной увлекательной литературы.

С Главным Героем ничего не получилось. Жаль. Давайте я хотя бы расскажу Вам о способе определения истинного Героя. Может быть понадобится. Главное, как говорил Меллвиль ( или Кришна?) -- если Вам суждено встретиться с кем-то в красном круге, не ищите зеленого…

Воина проверяют следующим образом -- расставляют ловушку на обезьянку, как это происходит в Индии -- берут полый кокос, делают отверстие, по размеру лапки обезьянки, вовнутрь ореха засовывают что-нибудь сладкое или очень-очень желанное -- когда обезьянка хватает то, что находится внутри, она уже не может расстаться с ним, крепко сжимая нечто в кулачке, если она, все же разжимает кулачок -- становится воином -- бесповоротно и навсегда. Ну, или Буддой, каким-нибудь. ( Если Вы догадались кокос привязан к земле -- на Востоке, Западные школы говорят о том, что даже и привязывать ничего не надо).

IV. Для чего нужен был Герой.

Да ни для чего, просто было так положено. Искусство жизни, тема, что беспокоит меня сейчас, как никакая другая, предполагает наличие Объекта, постигнувшего эту Великую тайну. Я же не заставлял Вас читать этот текст.

V. Разгадка?

Мои хорошие друзья попали в затруднительное положение. Может быть, то, что произошло должно было случится с ними, была зима, снег занес все дороги в городе, было невозможно передвигаться ни пешком, ни в авто. Люди выходили из дома когда заканчивался снег, словно тайком перебегали из дома в дом, многие жили вместе, кто-то вступал в контакт отчаянно пользуясь всеми возможными средствами -- от телекомуникационных устройств до банального вхождения в чужие сны. Снег поглотил все в этом городе, он был таким мягким и ярким, что казалось ты вот-вот задохнешься, словно бабочка села тебе на лицо во сне и расправила свои крылья…

(Я кстати не пытаюсь рассказать Вам какую либо удивительную историю, полную приключений, поэтому не надо с таким скепсисом читать эти строки. Все написанное -- чистая правда.)

Так вот. Жизнь зимой протекала в глубинах этих уютных норок, но была полна самобытного очарования, к которому было очень трудно привыкнуть вдруг, ибо зима лишала жизнь динамики и суеты, характерной для остальных, более пригодных для жизни, времен года.

В один из таких дней они забрели в лавку старьевщика и там, в груде вещей, полных чужих историй, купили удивительный ящик, который, как им показалось, был предназначен для игры. Ящик был очень старым, может быть две или три сотни лет. (Нет, не так. У него вообще не было возраста. Он просто был очень старым). Внутри находились кости, карты, фишки, маленькая рулетка и еще куча всякой дряни. Я не буду описывать Вам его более подробно, на самом деле, все это не важно. Важно то, что никто из них так и не мог понять, как этим ящиком пользоваться. Было ясно, что он для игры -- и все. Позднее они обнаружили в одном из его потайных отделений несколько листков, исписанных каллиграфическим подчерком на китайском, португальском и еще каких -- то там языках. Сколько они не пытались разобраться в игре -- ничего не получалось. И тогда, тогда в один из вечеров, они начали сами придумывать правила игры. Единственное, что они смогли понять из листков, что ящик имел много владельцев, и каждый использовал свои правила, каждый владелец вносил что-то новое, дополнял эту игру своими правилами. Естественно, через некоторое время в их доме начали появляться призраки бывших владельцев, в большинстве случаев -- старых морских скитальцев, а воздух наполнился ароматом седых океанских волн и соленого ветра. Бывшие хозяева пытались спорить, отстаивая свои правила, но их никто не слушал, хотя бы потому, что говорили они на забытых всеми языках…

В итоге, официальная версия, осталась такой -- 1. правил как таковых не было никогда. 2. правила устанавливались путем внутреннего их обсуждения, а чаще -- вообще, по собственному разумению. 3. основной сложностью являлся сам факт начала игры -- главное было подавить в себе страх и чувство неуверенности дебюта. Сможешь начать -- герой, человек с большой буквы, но закончить -- ни фига, и не мечтай. Это, собственно, и являлось основным и единственным правилом игры.

Т.е. смысл игры заключался в том, что в итоге ты постигал элементарный (для Востока) (т.к. игра, видимо, началась там) смысл своих действий, на уровне скрутить сигаретку или попить воды. Игра являлась моделью мира, и ты мог открыть ящичек и полюбоваться ею, вписать себя в систему игры, да еще и отстоять право на истинность. Но если ты решался на этот отчаянный шаг, необходимо дальше было жить только по правилам. Вернее, всегда знать для себя, что каждое свое действие ты должен рассматривать только через призму игры. Мозг западного рационалиста сопоставляет цель и средства, цель -- победа, средства -- правила игры. Только руководствуясь правилами, используя их мы можем достичь цели. Т.е. разорвать задницу в клочья, но победить. На Востоке все по-другому. Правил нет. Ты используя все имеющиеся средства достигаешь цели. Главное -- начать, а там -- как получится. Т.е. -- остались у тебя от старых владельцев кубики, можешь их использовать, если посчитаешь нужным. Нет кубиков -- используй что есть. Ну и так далее. Искажая Плотина -- став кем-то (приняв правила), ты перестанешь быть всем, отрицая его.

Интересно, что Маркузе это понял, во всяком случае, я нашел у него кое-что. Вернее, он тогда ссылался на Барбару Лантос, но это не важно. Написано было так: игра -- самоцельна, она создана для удовольствия, она не служит никакой цели, следовательно -- результат не должен быть излишне изнурительным для достижения. И, естественно, ты не должен ломать голову над правилами. Только, когда у тебя появляется желание выиграть, т.е. получить извне все необходимое для самосохранения, появляется цель, и игра становится работой, нелегким трудом. А что, может быть, достаточно не выиграть, а не проиграть?

Там же, кстати, есть очень кайфовая ссылка на Шиллера, где совершенно определенно заявлено, что целью является красота и свобода. По-моему, красота -- это стремление к гармонии с окружающим миром, а свобода -- это возможность в выборе средств, в данном случае.

То есть, как всегда -- для того, чтобы все осталось как было, надо все разрушить. (Так, говорил Ален Делон в «Леопарде»Висконти; так говорил Годар, продавая Ренуара из дома своих родителей, чтобы снять «На последнем дыхании»; так говорил Сартр, распространяя анархистские листки на улице… Заратустра так не говорил.)

Или -- после того, как ты все поймешь, и впишешь в правила, реальность изменится. Так что, лучше не терять времени. Если хочешь трудится и погибнуть героем (труда) -- трудись, не теряй времени, если хочешь играть -- играй, главное -- начать, сказать -- я играю, и поехали….

(лирическое отступление касаемо правил вообще)

Жить в загородном доме, жить одному, пить у камина, слушать ветер (гуляет в поле) (ему скучно здесь, вероятно), и слушать -- осыпается листва, играть эту сюиту, плести ее как сеть, в которую поймаешь что -- то смутное, туманное под названием зима, чтобы опять бороться с настроением, плохой дорогой и сугробами у дома… Жить в загородном доме…C ума сойти от скуки через год…от предсказуемости жизни, бороться с этим -- заработать миллион, есть кокаин, насиловать подростков и по ночам душить прохожих и соседей модальным джазом…

Друзьям моим, любезнейшим, в итоге, удалось перевести только несколько фраз, нацарапанных на дне ящика старыми владельцами. Обе фразы, почему то, оказались на французском, первая оказалась «Познание искусства жизни -- истинное счастье», вторая была подписана Аленом Делоном и гласила: «Счастье -- такая же мудня, как и все на свете».

VI. Поспешные выводы

Как сказал один скваттер, глядя на изнывающих от скуки (по мнению скваттера), а на самом деле, жутко занятых (по мнению участников действия) аборигенов: «Как эти люди умудрялись убивать время, пока не явился мой отряд и не научил их курить?»…Вот именно, курить. Хотите, я скручу Вам сигаретку? Да, аборигены всегда пытались сделать свою жизнь максимально легкой, такой легкой, что белым они всегда казались просто ленивыми. По мнению Маршалла Саллинза, бедность -- социальный статус, возникающий только в отношениях между людьми. С другой стороны, все вещи, которые используются людьми сообща, числом больше двух, социальны. Когда появляется некто другой, рано или поздно ты приходишь к тому, что начинаешь сравнивать. Соизмерять. Время, успешность -- все поддается подсчету. Может быть, написать на спине: «Ты победил, придурок, успокойся?» Может быть, будет легче? …Вот именно, легче. Я думаю, главная тайна жизни именно в легкости. Смерть приходит как человек, страдающий последней стадией ожирения, постоянно чем -- то гремит и т.д. Когда я пишу эти строки я думаю не о тексте, а о том, что его пишет человек, которого легко принять за умалишенного или, хотя бы за сильно пьяного, а я совсем нет, ничего такого, просто наслаждаюсь легкостью, обычной легкостью мысли…

Если бы я не мог слышать, как пальцы скользят по струнам, как поет древняя плоть инструмента, как движется воздух, до извлечения звука… я не слышал бы музыки… Она пела песню две тысячи раз, каждый день, и я не знаю, когда она умерла, но ноты поблекли, потому что стали слишком верны, звуки стали похожи на движение секунд, бег стрелок на ипподроме времени, я думаю я сошел бы с ума, если бы я не мог слышать миг, когда рождается звук из шума, как он пробивается сквозь толщу случайности, как что -- то происходит впервые, как происходит открытие, что приближает, что отдаляет, что ведет вглубь, дальше к тайне звука, тайне гармонии, от математики к хаосу, к чистоте, к тишине… Keith Jarrett…

Это к вопросу о легкости. Вы не удивляйтесь, что я все время что-то объясняю, мне кажется так будет легче, мысль скачет хаотично, словно мячик. К тому же, я должен поверить, в то, о чем пишу, это важно. Ален Делон поверил в себя как в актера, когда ему на съемочной площадке вложили в руку пистолет, после возвращения из Индокитая. Реальность и вымысел есть части одного целого. Так что, как говорил Плотин, не уставай лепить свою статую…

Продолжаю. И заканчиваю. Вывод, к которому, я пришел, не нов. Героем является тот, кто дочитал до этого места в тексте. Можно, видимо, даже сделать так. Впишите свое имя -- Герой-___________. Мне кажется, когда произношу твое имя, говорю о тебе, что-то, даже какую-нибудь непростительную глупость, тебе это нравится, ты получаешь импульс, который подобен удовольствию, получаемому от секса. Простите, от занятия любовью. Да, от спаривания. От грязной случки. Так вот, люди, торопящиеся стать известными, они чувствуют этот импульс еще сильнее. С деньгами тот-же фокус. Все зависит от эмоций, сопровождающих данный процесс. Либо ты получаешь, либо отдаешь. Либо ты имеешь, либо тебя. Подробности -- см. в словаре. Ну, с опасностью и т.п. -- тем более. В итоге жизнь проходит по схеме американских горок. Видимо, поэтому они так и популярны. Концентрат жизненных коллизий…А вот, от написания текстов, иногда, только геморрой. Хотя, что такое геморрой? Боль, сменяющаяся удовольствием, как сказала одна моя подруга…

VII. CODA.

Я хотел бы дать Вам совет, как написать совершенный текст, и могу это сделать. Я хотел бы написать совершенный текст, повествование которого находилось бы вне времени и вне пространства. Я хотел бы, чтобы мои герои не были опутаны сетями имен и времени, и чтобы читатель не плутал в трущобах моих декораций, моих фантазий, моих снов. Я хочу написать очень легкую, очень прозрачную вещь, совершенную вещь, чтобы она не отягощала читателя, чтобы он прожил очень долгую очень короткую жизнь вместе с моими героями, я хочу чтобы мой текст сравнивали с текстами Сэлинджера и Хемингуэя, но я не могу написать совершенный текст, так как у меня не хватит терпения, я не смогу, я живу своей жизнью, и она есть мой самый совершенный, самый бездарный текст, я хотел бы плести текст из моих мыслеформ, ибо никогда они не оставят следов на бумаге, и поэтому я пишу Вам эти короткие записочки, как это когда-то делала маленькая девочка, по имени Kate, и Вы должны разорвать эту книжку на кусочки, как все мои другие книжки, что когда -- нибудь окажутся в Ваших руках, спрятать, разбросать их по дому, находить их время от времени, складывать словно puzzle, удивлятся своему умению и все.

Я хотел бы рассказать Вам о реальном мире, что меня окружает, но боюсь, что ничего не смыслю в нем, впрочем Ваш мир, может быть, интереснее, чем мой, может быть, Вы вообще, не найдете похожих черт, я боюсь, что меня будут преследовать за беспринципность, за аморальность и отсутствие неких этических норм, мой мир -- это странная вещь, ибо я не живу вместе с Вами и у меня есть свое Государство, лишь оно отражает мои интересы, и Государство это Я сам, и язык… язык его непонятен порой даже мне, когда я выхожу за пределы кровати, кровати, что есть Центр моей Вселенной, но это мой мир, мой реальный мир, и единственный критерий успешности в нем -- степень открытости, вот.

Поэтому, я ничего не буду рассказывать Вам, я пишу, для того чтобы ни сказать ничего, лишь в неизреченном есть какой то смысл, лишь в молчании, что-то может обрести смысл…

Я сделаю Вам бутерброд и это все, что я умею готовить, все что могу сделать для Вас. И я считаю себя Буддой, потому что смысл хорошего бутерброда, словно смысл всей жизни -- в умении ни отрицать ничего, в умении сочетать, в умении брать только то, что необходимо в этот момент. В умении не повторять и не использовать никаких рецептов. И главное -- в умении чувствовать будущий вкус (жизни в т.ч.).

Я рад, что мой текст будет жить вне меня, и он будет не сопоставим с моим лицом, со мной, как объектом, и видимо, не будет иметь границ…И я стану женщиной, что снимает свой макияж, когда ее мужчина засыпает, женщиной, что рисует себе лицо каждое утро, пока ее мужчина еще спит, мужчина, что никогда не узнает правды…Разорвите эту книгу, разбросайте страницы, составьте их вновь, сделайте страницы текста не отрывными от природы вещей, сделайте их мусором, ветру тоже надо во что-то играть …(ну а потом, конечно, выдерни шнур и выдави стекло, аварийный выход…)

BONUS.

(истории о том, что иногда можно увидеть в метро. Для тех, кто ездит на машине. Или ходит пешком)

Если оказаться, случайно, в метро, в час -- пик, среди служащих и рабочих, испепеленных своими обязанностями перед самими собой, соединивших себя с миром тяготы и забот… Можно почувствовать, как в тесных коробках вагонах носится смерть, пьяная, обезумевшая, от власти, ранящая всех, поражающая всех, ядом усталости…

поздней ночью, в вагонах метро, можно встретить одиноких людей,

слегка усталых, от суеты и своего одиночества, в глазах я всегда видел надежду, что это случится сейчас, что сейчас произойдет чудо, и им не придется возвращаться одним, в свои пустые комнаты, они, как никто другой, надеются встретить ту самую верную, самую главную Любовь № 153, и она никогда не сломается, не износится, она будет такой, такой, такой…

Speaking In Tongues Лавка Языков