Speaking In Tongues
Лавка Языков

Джон Эшбери

Из книги «Апрельские галеоны»

 
 

Перевел Александр Уланов

 
 


АПРЕЛЬСКИЕ ГАЛЕОНЫ

 
 
Было что-то горящим. И кроме,
В комнате, в дальнем углу, вальс ненадежный
Был живым, победителей сказ повторяя по памяти
Вместе с лилиями — все из жизни, такое
Тепловатое новоселье? И откуда приходят
Клочья значения? Очевидно,
Это время ухода, в другом
Направлении, к холоду и болотам, к витиеватым
Именам городов, что звучали, как если бы были,
Но их не было. Видел я шхуну,
Словно пилку для ногтей, указатель на радость
Широко открытого моря, что она остановится для меня,
Так что вы, да и я, могли бы попробовать разъединенность
И неравновесие палубы, и вернуться позже, когда-нибудь,
Сквозь разорванность красных вуалей раннего вечера,
Знающего наши имена только в другом
Произношении, и тогда, и только тогда
Прибыль весны смогла бы прийти
Со временем, как говорят, и с жестами
Птицы взлетающей, видимо, в лучшую
Сторону, если не главное, может быть,
То, что гитара летящая будет важнее,
Если была бы у нас. И казалось, что есть все деревья.
 
 
И тогда был короче день с промокшими
Гобеленами, развевающимися инициалами всех прежних владельцев,
Предупреждающими нас ожидать и молчать. Будет ли мышь
Знать нас сейчас, если будет, то как же близость
Допускает спор о различии: крошки, другие
Чуть заметные радости? Все-таки будет
Все разбросано, так далеко от желаний,
Словно дерева корень от центра земли,
Из которого он, тем не менее, вышел
Рассказать нам о счастье расцвета, о завтрашнем
Празднике винограда. Под ним побывавший
Иногда удивляет вас, сколько вы знаете много,
И тогда вы проснетесь и будете знать,
Но не столько. И в сумерках, в промежутках звуки
Мандолины расстроенной вместе живут
С их вопросами, и не меньше упорных ответов. Приходит
Глянуть на нас, но не слишком уж близко, а то фамильярность
Пропадет в ударах грома, и нищая девушка
С грязными слипшимися волосами, вся в слезах непонятных,
Будет всем, что оставлено от золотого века, золотого
Нашего века, и уже не будет пчелиный рой
На рассвете вперед вытекать, возвращаясь в потоки
Мягкой пыли, ночами нас уносящей от скучной
Неудовлетворительной честности со сказками о пестрых городах,
Что как туман там строил, и что было
Направлением всех прокаженных, стремится
Избежать этих глаз, старых глаз любви.
 
 

ВЕТИВЕР(1)

 
 
Года проходили медленно, грузом сена,
Как цветы повторяли по памяти строки стихов,
И щука размешивала дно пруда.
Перо холодно к прикосновению,
Лестница раскручена вверх
Через раздробленные гирлянды, хранящие грусть,
Уже сосредоточенную в буквах алфавита.
 
 
Было бы время сейчас для зимы, ее башен
Из кружения сахара, и для линий забот
У рта, и цвета на лбу и щеках,
«Пеплом розы» когда-то названного.
Сколько ящериц, змей свою кожу покинут
За вот так проходящее время,
Оседающее глубже в стойкость песка, поворачивающее
К завершению. Все идет хорошо и сейчас,
Хорошо, оно как-то распалось в ладонях,
Выраженное, как перемена, острое,
Как рыболовный крючок в горле, и декоративные слезы,
Протекавшие мимо в таз, называемый бесконечностью.
 
 
Тут все бесплатно, и ворота
Нарочно брошены открытыми.
Не провожай, все будет у тебя.
А кто-то в комнате свою рассматривает юность,
Найдя ее пустой, сухой и пористой на ощупь.
Пусть буду я с тобой, пока открытый воздух
Нас не охватит, не соединит, пока
Не уберут все ветки с клеем птицеловы,
И рыбаки не вытянут пустые лоснящиеся сети,
И другие не станут частью огромной толпы
Вокруг того костра, расположения,
Что стало значить нас для нас, и плач
Сохранен в листьях, и падает последнее серебро.
 
 
 
 

НАСТРОЕНИЕ ТИХОЙ КРАСОТЫ

 
 
Вечерний свет словно мед в деревьях,
Когда вы оставили меня и шли до конца улицы,
Где закат оборвался внезапно.
Свадебный пирог подъемного моста опускался
К легким незабудкам.
Вы поднимались на корабль.
 
 
Сгоревшие горизонты внезапно мостили золотые камни.
У меня были сны, включая самоубийство,
А сейчас они надувают горячим воздухом шар.
Это взрыв, это взорвется
С чем-то невидимым
Именно в эти дни.
Мы слушаем и узнаем иногда,
Прижимаясь друг к другу так крепко.
 
 
Опускаем кровь и тому подобное.
Щедрыми стали музеи, они в нашем вздохе живут.
 
 

ЛЕОПАРД И ЛЕМУР

 
 
Голос успокоился, в тот раз
Говорил он о трещине в стене:
Истоки земли смыты;
Мы не знаем, с какого места история началась,
И речь неба туманна.
Но если это хочет Бог назад вернуться,
Повернуться вокруг, то пробел станет невидимо
Вымощен, и чужие расчеты, возможно,
Откроются, ерзающая коммерция начнется
В том, что до сих пор было дном сухого потока.
Пусть начнут расхаживать львы и так нас выдернут
Обратно из пропасти дурного настроения
В мечту о сегодня как найденном:
Нет драгоценностей, лишь голубого кусочек
Над улицей Тейлора, и ссыхающиеся деньги
В прачечной, ты все вернешь
За уроки свои, но нет школы сегодня,
Только немного незавершенных и вечных моментов
Взъерошат снова блеск исчезнувший, пока
Мы плаваем свободно, вспоминая позже
Лишние часы, и в это время узнаем что-то.
 
 
Однако: дни так беспорядочны, поверь,
Что не все происходит,
Что было достигнуто, и обещанные высоты
До сих пор картонны, а потом — печали
Долгое время до того, как эхолалия
Отпирает пойманные весны, расцветает в ливень
Многочисленных и зигзагообразных неправильных пониманий.
Тогда широкой кистью одинокое дерево
На низком холме введут в существование,
Оно осведомлено, раз уж намерено остаться,
Вот так, упреком уединению
Извозчиков на их площадках под луной рогатой.
И это, и это случится, вначале
Не многозначительно, но постепенно придет занять ваше место,
И еще другие взрастут, и примут решение, и еще более
Найдут себя забытым, еще странно
Фамильярно и правильно в зеркале, время
Занято Богом, чтоб рассказать и уйти:
Леопард в себе, смятение многих сходств
Со всеми другими. Позволь старику видеть сны
Хоть недолго. Этой ночью никто не идет никуда.
 
 

БРИЗ ОТ БЕРЕГА

 
 
Возможно, я только забыт.
Возможно, это действительно было, как ты говоришь.
Как я могу знать?
А жизнь растет все больше, больше, непостижима и опасна,
Еще невидима никем.
Я одинок и тих,
Словно трава этого дня без ветра
И обжигающее знанье.
И листья падают, не слушаясь руля, и жгут.
 
 
Один, по крайней мере, может спать до Дня Суда —
Но может ли? Будь осторожен,что ты говоришь,обеспокоенная стая
Меняется и отступает
В цветное уравненье долгого держанья курса.
Никто не знал, что были
Микробы изменившимися. Ты мне нравишься,
Поскольку это все, что сделать я могу.
 
 
И то,что происходит — получение тобой истории невосстановленной,
И бриз от берега толкает это мягко прочь,
Недалеко. И был обут,
Подумать если, тот встречающий — в закат,
Блестящий, беспорядочный и острый,
Как слово, что во рту держали слишком долго.
И косточку выплевывает он.
 
 

ЗАГАДАЙ МНЕ

 
 
Дождливые дни — лучшие,
Там постоянство угла
Между вещами и землей;
И в неуходе после оправданий.
                       Спидометр на закате солнца.
 
 
Точно когда они говорили, солнце начинало скрываться за облаком.
И ладно, это лучше — быть с неясными чертами,
Но туго обернутыми вокруг того настроения,
Чего-то похожего на мстительную радость. И в лесу
                        Все — то же самое.
 
 
Я думаю, что ты мне больше нравилась, когда я редко узнавал тебя.
Но любящие — как отшельники или коты: они
Не ведают, когда войти, остановить
Ломку прутиков за обедом.
                        На маленькой станции я ждал тебя
 
 
И буду ждать, со всем увлечением,
Что есть у меня ко всем твоим планам и будущему
Звезд, что делает меня жаждущим
Встать на колени, в поисках
                         Опилок радости.
 
 
Июнь, и колючки в нашу сторону едва ли смотрят.
И будут смелыми тогда, и вот тогда
Вот это облако изображает нас и все, чем наша история
Когда-то собиралась быть, мы догоняем
                        Нас самих, но они сами другие.
 
 
И с этим все города начинают жить
Как места, где можно поверить в движенье
К особенному имени, и быть там, и тогда
Это еще действие отступающее, оживляемое до смерти.
                        Мы можем бури пережить, что одевают нас
 
 
Как радужными шляпами, боясь опять прослеживать шаги
К прошедшему, что так недавно было нашим,
Опасаясь находки там званого вечера.
Всю жизнь тебя поддразнивали так,
                         И это стало твоей душой?
 
 
Где до сих пор гуляет кто-то по берегу в смешении
Сливовой тени, и солнце уставшее, покорное
Постройкам на противоположном берегу, мы смешиваем
Задыхающиеся приветствия и слезы, и пробуем тогда на вкус
                         Драгоценные запасы.
 
 

И НЕКОТОРЫЕ ИГРАЛИ В КАРТЫ,
НЕКОТОРЫЕ ИГРАЛИ В КОСТИ

 
 
И вот так. Не могу ваш ответ я перехвалить,
Хоть могу его время отметить по мерцанью заглохшему,
Как звук ночной необъяснимый.
 
 
Я могу видеть дальше из положения вашего и моего,
Тусклым свечением оно выступает упорно.
Я — здесь. Но такая персона, как вы,
Вы еще простодушны, смешны, в вашем голосе есть
Столько изгибов крутых,
                   фотокамера так небрежно-случайна, что я не могу
В это вслушаться снова.
                   Глухой, понимаете вы слишком много,
Не желая притом этих знаний совсем,
Хотя людям внизу на земле это кажется цирком в небе,
И погода, зависящая от этого, целыми днями обсуждена.
 
 

МЫШЬ

 
 
Мне нравится, что вы отдали мне,
Мои стихи с зубцами, вырезанными шахматистом
Волнений или безразличия, продуманного хорошо.
Что движет вас — похоже на погоду,
Она приходит, и идет, и остается,
А мы склоняемся наружу или внутрь,
Пока она распространяется, глуха и милосердна.
И здания, что больше не имеют вкуса ярких
Круащихся полос — они ко времени, к тому
Сгорающему медленно цилиндру.
 
 
Поймите, это зажигает даже преднамеренную
И безразличную ложь.
И что торжественно в любом из нас,
Усилено стоять и защищать
Другие увлеченья, как на сцену выведшие это.
И это кружится, как лист
Снаружи и внутри дождя, там нет воображающей
Безжалостности, снисходительность еще глядит, все погружаясь
В нас сейчас, во все надеющееся.
Кто сделал так, что они подумали быть взятыми вот в это?
 
 
Поскольку точность безжалостна,
Делает все аккуратно.
Я думаю, как руки взять твои,
приправленные памятью, стремящейся к нулю?
Кто-то рекомендует фотоаппарат.
Площадь пуста сейчас и отделана мехом снега,
Так что мы понимать начинали любимую нашу
Остановку, хотя мы это не знали тогда,
Когда источники могли склониться вместе,
Открытые тому, что угрожает,
Но старой рамкой связаны еще.
 
 

УТРЕННИЙ ИСПУГ

 
 
И шторм восстановил себя
Как целое в парусе времени,
И усталости мира,
И старого труда, что остается совершенным на поверхности его.
Приходит утро, и вернулся муж на берег
Опять просить об одолженьи рыбу,
Левиафана, и настойчивость наводит жидкую тоску. Ответ
Из моря зубчатого пузырится:
 
 
«Ты опоздал! И даже если разбирал
Абстрактный добрый случай, что принес тебя
На это дно, еще ты должен отпустить
Пчел, замурованных в твоем уме, и принести досаду
И славу в точный фокус. Ну и что,
Другие тоже выпросят до забыванья
Отодвинуть ветку ночи от малорослого леса,
Что нас хранит самим себе удивляющимися,
Пока удача или кумовство продвинулись своим путем. Еще скажу,
Что не единственна единственность твоя,
И двери в бритой голове должны закрыться прежде,
Чем смогут расколоться, приоткрывшись. Учти это.
Их обещание уравнивает силу.» Потрясенье
Неистовое, в транс возврат не обещают никакого
Просителя, тем более — склонившего колени.
                                                    Однако ночь в ее одиночестве
Мотива поровну вознаграждает всех за то, что не может
Казаться беспристрастной к пережитку действий
Из положения соперника планеты. А вещи длятся, будучи все те же,
Как темнота и корабли, волнующие небо.



(1) Название местности (Прим.переводчика)