Speaking In Tongues
Лавка Языков

Елена Азизян

НА ГРАНИ БЫТИЯ


Феликсу Далладе посвящаю
 
 
 

Стихи о поэзии

 
 
Кто может дописать главу,
Что начата тобою?
Спроси о том облака, траву
Да рощу с шумящей листвою.
 
 

Тем, кто идет за нами

 
 
Тебе, нашедшему в ночи подкову,
Идущему по моему следу
И дышащему мне в плечо —
Спасибо.
 
 

* * *

 
 
О чем поет кузнечик
И ухает сова?
Ведь в речи человечьей
Все выльется в слова.
Он радуется свету.
Она — боится тьмы...
Не требуя ответа,
Им доверяем мы.
 
 

* * *

 
 
Я знаю, дым моего костра
Согреет душу вам.
Но все ж себя колесовать
В угоду вам не дам.
Я жить хочу: топтать траву,
Любить зверей и птиц,
Писать стихи,
Творить грехи
И в форточку кормить синиц.
 
 

* * *

 
 
Поэзия — это сор из избы.
Поэзия — дар и крест судьбы
И напряженье в сто тысяч вольт...
Как будто кто-то тянет за ворот
И требует: плачь, люби, дыши
И обо всем, чем живешь, — пиши.
Если же радость тебе перепала —
Раздай, раздари — и живи сначала,
Если только земля еще вертится,
Если только выдержит сердце.
 
 

* * *

«Но я предупреждаю вас,
Что я живу в последний раз.»
А. Ахматова
Ведь мы с тобой в последний раз,
В последний раз живем,
И эти лужи под дождем,
И ветер за окном,
И это солнце и траву —
Все не во сне, а наяву
Мы видим все в последний раз...
И все прекрасно без прикрас
И пьяно без вина,
И поэтический экстаз
Отпущен без лимита.
Но то, что будет через час,
Но что случится через час,
От нас с тобою скрыто.
 
 

* * *

 
 
Мы все скользим по грани бытия,
Как по большому льду.
И чем он тоньше, тем виднее глубина,
Куда уйду.
 
 

* * *

 
 
На грани бытия один дается день,
Когда все чувствуешь острей и чище:
И солнце ярче, и прохладней тень,
Роднее люди и сытнее пища.
 
 

* * *

 
 
Что такое свобода,
Поймем мы у самого входа
Туда, откуда возврата нет,
Куда без очереди дается билет.
 

* * *

 
 
Мы с тобою — одной крови. Ты и я...
Все поэтово сословье — одна семья.
У нас с тобой разговор свой,
Непонятный многим двуногим:
О парусе, о капле росы,
О мокрой траве,
О дожде, что весь день хлещет.
Для нас с тобой
Это очень серьезные вещи.
 
 

* * *

 
 
Обрывается сердце. Вдруг
Слышу я среди ночи стук.
Зажигаю свет — никого.
Открываю дверь — никого.
Сердце колоколом стучит
В одинокой моей ночи,
Или Та, с Косой, постучала,
Попугала и убежала?
Все невроз, перегрузок дань,
Вот и мерещится всякая дрянь.
Утром, однако, рано вставать.
Спи-ка ты, мать!
(Апрель 1981)


Песня

«Ино еще побредем...»
Протопоп Аввакум
Сколько людей в пути!
Нам надо еще идти,
Еще потерпи немножко.
Видна в темноте дорожка...
А значит, ты — не один
И, значит, я — не одна,
А кто-то там впереди
И кто-то там позади...
 
 

Сезон мудрости или похвала осени
(из восточной поэзии)

 
 
Какой-то древний мудрец
(За его гиперболу мы прощения просим)
Желает нам тысячу раз пережить осень.
Поверхностно и взахлеб живем мы весенней порою,
В плену мелочей, обрастая бездумья корою;
Лишь желтый листок на зеленой траве предвещает мудрую осень,
Осеннюю наготу души, что тленный наряд свой сбросит.
 
 

Диалог с главными вещами

 
 
Дни до отказа набиты бытом.
Нагло раскинулось в кухне корыто.
Корыто старое, да чайник сгоревший...
Зудят, толкаются Главные Вещи.
И нет им погибели, горстке праха,
Ворчат: «Растяпа, скотина, неряха,
О чем ты думаешь, моя кастрюлю,
Неужто о Пушкине, вставшем под пулю,
Неужели о Лермонтове твоя тревога?»
«Язык прикусили бы, ради Бога,
По трупу ливень двое суток хлещет...»
«Опять задумалась,»— злобятся Вещи,
И чайник пыхтит, подгоревши слегка:
«Дурища, опять ты сожгла мне бока.»
 
 

* * *

 
 
Неужели за рифму, за солнечный блик на холсте.
За гармонию сфер я продамся Высокой Мечте.
И впустив в свою душу мерцание дальней звезды,
Не почую я запах тяжелой чужой беды...
И зачем в натюрморте сияет солнечный блик,
Если слышу я из угла твой задушенный крик.
Знаешь, видно, беда — и моя, и твоя, и его —
Всю поэзию съест, не останется ничего.
От Высокой Мечты нам останется только скелет,
И я выброшу в тот гармонический рай свой билет.
 
 

* * *

 
 
Зимы как и не было.
Вскрылась река.
Февральское небо
И даль глубока.
Последние вьюги
В щелях гудят,
И мокрые ноги
У бедных ребят...
 
 
Но солнцем победно
Залит весь город,
И снова ты счастлив,
И снова ты молод...
(Февраль 1981 г.)
 
 

* * *

 
 
Глаза скользили по страницам,
Не задевая за слова,
И были мертвенны все лица,
И правда автора мертва.
И лишь порой одно словцо
Каким-то ветром бьет в лицо,
Как ветка шалая лесная,
До странности тебе родная...
(1981 г.)
 
 

Ф.Д.

 
 
Говорят, что был пират
Макферсон.
То и дело он лез
На рожон.
Даже к виселице шел он
Танцуя.
Уж он-то, наверное, знал,
Уж он, разумеется, знал
Запах крови и вкус поцелуя.
Наверно, в тебя
Отчаянный дух его
Отчасти вселился.
Ты тоже всегда
Лез на рожон
И веселился.
Оставим черной романтике кровь
И пистолеты.
Тебе же — свободу, песни, любовь,
Сердце поэта.
 
 

* * *

 
 
Прости мне, что я еще ученица,
Хоть поступь моя уже не легка,
У тебя, моя даль, не устану учиться
До последнего звонка.