Speaking In Tongues
Лавка Языков

Виталий Богданов

Осень





Быстрый ветер оставил свой холод за железными дверями побитого усатого монстра, неотрывно следующего по сотканной из меди электрической паутине проводов. Лицо, покрасневшее от неожиданно начавшейся бури, принимает слабое тепло нагретого человеческим дыханием воздуха за жар, вырвавшийся из хорошо протопленной печи. Глаза, ослепленные разницей температур, еще не видят лиц -- пока они воспринимаются как серая безликая масса овальных предметов венчающих сутулые плечи пассажиров. Ноздри втягивают запахи, которые не могут различить.
-- Коля, ну ты чё, сыграй чё-нить детское.
Первыми отходят от температурного шока уши. Низкий гул, царивший до этого в салоне троллейбуса, распадается на голоса, скрипы перегруженной подвески, натужный рев электромотора, старающийся, но неспособный заглушить громкие фразы спешащих домой на медленном городском транспорте обывателей. Старый сыромятный ремень завязан на черном от грязи и сильно потертом временем воротнике сидящего спиной ко мне Николая. Вслед за ушами выходят из недолгой комы и глаза.
-- В траве сидел кузнечик... -- грязные, исцарапанные частыми падениями руки, нехотя передвигаются по клавикорду баяна, плохо попадая по нужным нотам. -- Совсем как огуречик. -- На верхней планке одной из половин баяна прибита пустая консервная банка. Навряд ли туда часто бросают крупные деньги. Пальцы правой руки Коли автоматически шарят по баночке после каждой музыкальной фразы в надежде наткнуться на что ни будь твердое и круглое, хотя бы на ощупь напоминающее средства к существованию.
-- Ну ты чё играешь-то?!! -- а вот и она. Спутница не короткой Колиной жизни, та, которая всегда рядом, без которой так одиноко. Обесцвеченные практически не разведенной перекисью водорода, растрепанные сильным ветром и долгим отсутствием расчески волосы почти полностью заслоняют, впрочем ничего не говорящий окружающим, взгляд. Усталое лицо, которому уже ничто в этом мире не поможет вернуть былой свежести.
-- ...и неясно прохожим в этот день непогожий... -- Левая рука пытается делать двойную работу -- растягивать меха и нажимать нужные клавиши, но не справляется ни с тем, ни с другим. -- ...почему я веселый такой... -- Правая окончательно успокоилась на острых краях все еще пустой жестянки.
Люди. Наши лица словно маски. У нее был трудный день. Ей уже трудно выглядеть хорошо после тяжелой смены за бухгалтерским столом. Цифры, буквы, зарплаты, налоги. А знаете, сколько мне платят? У нас каждый второй на заводе больше получает, а ведь я дольше всех тут вкалываю. Вот и Любка говорит: ты, Нинка, напрасно так напрягаешься, все равно с твоим образованием выше тебе не подняться. Ну куда в мои сорок пять учиться? Куда? Пусть вон молодые в институты да в универститеты ходят. Вон какая стоит, стройная, сильная, молодая...
Не понимаю, почему она так смотрит на этого Колю. Девушка стоит к нему лицом, я вижу только его спину. Большие, карие, которые называются испуганной лани, глаза не отрываются от баяниста. Что? Почему? Я ведь такой молодой, вполне симпатичный, стою и смотрю на нее, удивляясь своей наглости и не отводя взгляда. Неужели она меня не замечает? Короткая, модная стрижка, нежные уши, немного детский подбородок, губы с осознанно подобранной помадой. Что-то странное в том, как приоткрыт ее рот. Удивление, смешанное с интересом, но уголки губ опущены обозначая то ли страх, то ли презрение. Иногда она отводит взгляд от пьяного музыканта, в эти моменты тяжелая волна смущения накатывает на ее прекрасное лицо, но цепкое, мучительное любопытство не позволяет ей отвлекаться от Коли надолго. Троллейбус вздрагивает, натужно скрипит сцепкой и сворачивает к остановке. Дергается возле самого тротуара от слишком резко нажатого ногой стажера тормоза и останавливается окончательно. Она едва успевает напрячь руку, которой держится за поручень, чтобы не упасть на женщину, сидящую рядом. Это ее остановка. Три ступеньки -- прочь из этой коробки, из аквариума тяжелого запаха и липких взглядов. Наружу, ветер, ворвись в мои чувства, убери мысли ни о чем, убей плесень тяжелой нерадости, сотри память об этом взгляде.... об этих ... остатках глаз... Ну почему я такая впечатлительная? Неужели опять не спать? Неужели видеть во сне эти пустые глазницы? Почему он не одел темные очки, которые обычно носят слепые?...
Новый, еще более сильный порыв сырого осеннего ветра сорвал очередную стайку мертвых листьев с пожелтевшего куста и, как настырный пастух, собрав их вихрем в маленькую отару, погнал на закланье зиме.