Speaking In Tongues
Лавка Языков

Виталий Бурик

Третья пуговка сверху

В художке я учился с ленцой. Как ребенок из приличной семьи, был отдан в художественную школу родителями помимо особого желания, а так – родители, якобы, увидели способность мою к рисованию, и настояли на том, чтобы отпрыск развивал талант.

Отпрыск же был чужд дисциплины, обязательность чего-либо подрезала под корень имевшееся желание к предмету. Но… шаг был сделан, приходилось посещать занятия.

В художке было интересно, тут уж не стоит лукавить. Только вот в своё будущее, как художника, не верилось. И потом, заглянув в бездну, в миры, которые открывались за полотнами, и в судьбах мастеров прошлого ли, настоящего, ощутил я беспредельность этой вселенной. Вместе с этим пришел страх – да разве я смогу когда-нибудь так? А малолетняя гордость говорила – уж лучше совсем не браться за кисть, чем быть средненьким, сереньким, и зарабатывать на хлеб насущный малеванием вывесок и витрин.

Занятия шли размеренно, своим чередом: живопись, композиция, рисунок, скульптура, история искусств…Ребята подобрались в группе разные, но в общем-то всё народ хороший, компанейский. Вот так и жили. Шли занятия, были выезды на пленэр, была наша весёлая группа.

И была Майка.

Да, это было нечто! В своей юной жизни я сделал тогда первое подобного рода открытие – открытие Талантливого Человека. На фоне заученных школярских работ её картины, наброски, брали сто очков сверх. Было в них что-то характерное и… нездешнее. И в ней самой – безудержное что-то, всегда через край.

— Майка, а почему у тебя на рисунке небо такое, ведь так не бывает?

— Я так вижу. Ну, красиво ведь, красиво?

— Да, красиво.

Всё, что происходило в школе помимо занятий – все игры, затеи, придумка на праздники, дни рождения, – всё её.

Мы подружились с Майкой. Вот ведь как здорово, когда тебя понимают с полуслова – думал я, привыкший к книжному заточению дома, отчужденности одноклассников и бесхитростным недалеким дворовым компаниям. Это не была любовь. Просто мы с Майкой были фантазёры.

— А как думаешь, инопланетяне за нашей Землёй следят?

— Следят, конечно, приглядывают, может, только на них всё и держится, иначе наш мир рухнул бы.

— А я в бинокль на Луну люблю смотреть, только вот он маленький, театральный, не все моря видно.

— А я в военный бинокль смотрела. Ух, красотища!

Под конец учебы в художке мы были друзья не-разлей-вода. Если бы не одна ужасная заноза в моем сердце – была бы любовь. Но злые шутки играет с людьми судьба. Я был заносчивый привереда. Человек, чья душа сверкала для меня, как ограненный алмаз, не был для меня идеалом женской красоты. Я был юн и глуп, я глазел на длинноногих вульгарных красавиц. А Майка? Майка – друг, «свой парень», как там в песенке – «ты была заводилой у нас, чорт морской в полинялой тельняшке».

А время всё шло, шло…

Окончена школа. Кто куда. Я уехал из нашего захолустья в большой город, поступил на физический факультет и решил больше никогда, никогда не пробовать сладкого яда под названием Искусство. Физики и лирики по разные стороны баррикад. Проверки временем решение не выдержало. Какой-то червь точил изнутри и курсе на четвертом прогрыз-таки…

Я забросил учёбу. Я осознал тщету технического прогресса и тоталитарность человеческого стада. Почуял беспомощность человека перед этой машиной. Научился пить и вести околосветские разговоры, говорить о модных романах и держать нос по ветру новых веяний в поп-музыке. Осознал себя Поэтом и изо дня в день мучил печатную машинку, гитару и уши окружающих. Отрастил длинные волосы, посещал маргинальные тусовки и не стирал носков. Учебу я все-таки закончил, восстановившись – победил здравый смысл.

Однажды, во время каникул я приехал в родной городок. Такой уж он мне показался маленький, неухоженный, обшарпанный какой-то. В задумчивости бродил я по знакомым с детства улицам, узнавая и не узнавая всё одновременно. Лето, жара, пыль, мухи… Квас на углу… И вдруг!…

— Майка! Да неужели? Я-то думал, ты давно уже уехала отсюда! Где ты? Как? Что делаешь? Вот так встреча!

— Да я здесь же. Всё по старому. Работаю, оформляю витрины. Да ты в гости заходи! Как здорово, что я тебя встретила! Обязательно заходи! –

чиркает на клочке бумаги адрес.

— Зайду, конечно же зайду!

Как по сердцу резануло – сквозь все новомодные романы, стихи и песни,

пижонский эпатаж и хиплянско-андеграундный прикид, сквозь всю образованность и полезные навыки общения… Хоть плачь…

И вот, уже на следующий день, я перед её дверью. Дверь неказистая, причем обшивка основательно изрезана ножом, кое–где видны черные проплешины горелой ткани и дерева.

Звоню. Открывает дверь. Глаза сияют.

— Пришел! А я боялась, вдруг дом перепутаешь, или еще что нибудь… Ты проходи на кухню, вот чаёк с вареньем, сейчас музыку поставлю интересную…

Знакомит со своим сводным братом.

— Да мы знакомы. В детстве как-то вместе в пионерском лагере были.

Осматриваюсь. Бесприютность незамысловатого быта. Аскетизм небогатой российской семьи. Книги хорошие. Тюбики и баночки с красками кругом. Мольберт.

Брат ставит кассету с записью какой-то неизвестной группы. Из магнитофона, с сильными шумами, раздаются звуки песни на русском языке. Что-то похожее на хард-рок, с наивным текстом, и музыкой, прямой, как звонок будильника. Брат утверждает, что это самая новая, самая запрещенная, самая перспективная и вдохновенная рок-группа. Что ж, может быть, и так.

За чаем ткется разговор. Обо всем. Перепрыгивая с темы на тему, будто бы не успеем наговориться. Майка показывает свои рисунки, стихи. Она, оказывается, давно и хорошо пишет. В разных газетах печаталась и в каком-то журнале. А разговоры всё больше «за жизнь».

— Что с дверью?

— Да так, ломились разные…хулиганы.

— Да зачем? У вас и взять-то нечего

— Ну, мало ли негодяев бывает…

Брат рассказывает о суровых нравах в институте, где он два года проучился. Иные и в армии такого не хлебнут. Затем Майка читает стихи. Они посвящены погибшей жене брата и нерожденному их ребенку.

Сердце всё теснит, теснит, это тебе не заоблачные дали, это всё здесь, рядом.

Эх, Майка, Майка! Да что же это, как же это? Я где-то далеко, за тридевять земель, даже сейчас – за тридевять земель. Вот послушаю, посмотрю на тебя, сам что-нибудь скажу и уйду. И пойду своей дорогой дальше. Это не Любовь, говорю я себе, это не Любовь…

В то лето мы виделись ещё несколько раз. Ходили в парк. Катались на каруселях и детских автогонках. Ходили вчетвером – я, Майка, брат Майки и его девушка Ира.

Потом я бежал. Последней каплей были несколько слов, случайно-непрошенно сказанных Ирой. Мы шли вдоль берега реки и подбирали красивые камешки. Ирина и Майкин брат оживленно болтали о чем-то. Мы с Майкой шли молча, держась за руки, то глядя на неторопливые воды реки, то высматривая красивые камни под ногами, то просто переглядываясь.

— Эй, вы что это сегодня такие неразговорчивые? – спросил Майкин брат.

Ирина ответила за нас:

— Когда люди влюблены, слов не нужно, правда?…

Это не любовь, говорил я себе, это не любовь.

После этого стеклянным осколком врезавшегося в память дня Майку я больше не видел. А время шло себе, шло…

Был рок-фестиваль. Я сидел в зале и слушал. Пел Алексей со своей командой. Программу отыгрывали новую. Интересно, тем более, что с Алексеем я был лично знаком. Одна песня особенно зацепила. Шла она в конце программы, помню, были там такие слова:

«Третья пуговка сверху, грустно – хоть плачь…»

Когда песня закончилась, Алексей объявил, что написана она была, как посвящение девушке-поэтессе из моего родного Завирайска. (Во время тамошнего рок-фестиваля группа жила несколько дней у нее на квартире).

Будто током шибануло. После концерта я уже был за кулисами и разговаривал с Алексеем.

— Да, её звали Майкой. Да, талантливая, и человек какой! Мая Потапова. А ты как догадался?

— Так ведь настоящий поэт там только один был…Где она сейчас, что с ней?

— В Америку уехала не так давно.

— Адрес есть?

— К сожалению, нет.

Нет, это не любовь, говорил я себе, это не любовь.

— Слушай, Лёш, я понимаю, выступление, устал и всё такое, но для меня, один, под гитару спой, пожалуйста, а?

«Третья пуговка сверху, грустно – хоть плачь…»

Speaking In Tongues Лавка Языков

Виталий Бурик

Третья пуговка сверху

Speaking In Tongues
Лавка Языков