Speaking In Tongues
Лавка Языков
ГОРОД
(поэма-триптих)
Часть 1. БЛЮЗ
Это было?
Но что не даёт в это верить?
Тень, растущая за спиной,
словно чёрные крылья.
Тень кивает в такт,
утвердительно.
Проигравшие и победители
в тесноте подвальных надежд на небо
никогда не были слишком разными,
никогда в своё сходство не верили.
Поэты-стрелки придумывали
мишени из рук и сердец,
слепец-провожатый снова
дорогу узрел в древнем лесу
дремучего смысла.
И из леса из первозданного
жизнь давно уже выпита,
выкуплена и вдавлена
в прокрустово ложе субординации.
Мне бы только вернуться вновь,
мне бы только на миг задержаться,
мне бы только успеть поверить
и сказать без многосмысленных слов:
это было.
1989
Часть 2. РоК-ОсенЬ
Научи меня ветром осенним
в парке листья срывать, говорят,
это просто.
Так же просто, как стать
неживым этой осенью.
Так же просто,
как биться в окно зарешеченное
хрупкой бабочкой,
отзвуком женского имени…
Научи меня видеть цвет
крови в венах нашего века…
Нынче, пьяный, я не могу
отличить луны на небе
от луны в реке…
луны в реке...
Босяком по песку…
Рядом с насыпью…
К морю, к морю…
И в реке вода – всё туда…
туда…
И луна в реке…
Гулом-жаром обдал,
поезд прогромыхал
колёсами по осени,
над насыпью,
над нами…
Тихо-тихо движется поезд,
а по обе стороны - лихо.
Растрясти-спросить - быстро скосят.
Знай себе – сиди. Тихо.
Тихо…
Кто-то пел-хрипел
был смел.
Ветер смял – не допел.
Но колода карт
снова не права –
живы те слова,
жгучие слова,
с ними – боль его и любовь.
Девяностый. Уже девяностый.
И кончается лето,
и мало мы прошли стороною весны…
Научусь у осеннего ветра
на руках держать тебя незримо.
Научусь у воды губ твоих
незаметно касаться в тиши этих сумерек.
Ты прислушайся к шепоту волн –
может это мой голос
поселился в прибрежных камнях…
Скажешь: Где ты?
Где ты потерялся?
Как посмел уйти незамеченным?
А быть может, тебя вовсе не было?
В тех пространствах,
шагая всегда семимильными,
в ногу с временем нашим,
уставшим и взмыленным,
заплутал, не проснувшись,
в прощании затянувшимся
с непрожитым детством пугливым…
Это рок, — скажешь ты, — это рок.
Мы – не с вами.
Не здесь.
Мы ушли в эти сны.
Мы ушли.
1990
Часть 3. Баллада о воробьях
Душный день измывался.
Измазанные, бежали машины в пыли городской.
И я, размытый и смазанный городом,
шёл, не спеша, пыля асфальтом,
и думал:
«Вот было бы здорово
забраться на крышу и разглядеть,
как день засиделся в гостях у Города,
как под сахарной пудрой пыли пекутся:
трава и волосы,
дома и деревья,
а выше – крыши.
а выше – небо,
тоже пыльное, как колпак кондитера.»
Небу пыль не к лицу,
и – отказ от подарка непрошеного,
дождь возвращает всё, что брошено
Городом – в Небо.
А я – бежал от дождя.
В кафе. За стойку,
надежную, словно плечо участкового.
Наблюдал в уюте кофейном людей.
Их лица. Благопристойные,
чаще – хмурые,
реже – весёлые,
но в общем – похожие, будто яблоки,
которым всегда будет близко до яблони…
Кто-то гнусавил в тон «перестройке»,
старику на ухо, молодой, бойкий,
«— Сталин – враг, сволочь Берия.
да и все вы… Весёлое время!…»
Слыша это, хотелось орать:
а кому выпадет стать
этого времени гневным клеймителем!?
Но эту уверенность не пробьёшь
словами, разве что книжечкой…
И скучно. Как скучно
сквозь пыльные стекла кофейни
на город смотреть…
А может быть, в этот миг
мне хотелось петь?
Мне говорить хотелось о птицах,
цветах, астронавтах, поэтах и женщинах.
О море, о лодках и старике Хэме,
о плачущих утром росою травах,
о сонных китах и о блаженных.
И ещё – хотелось сказать,
что я не люблю своих стихов.
Что в этих стихах? Там что-то не так.
Не так о скитаниях и островах,
не так о песнях глазах и стеклах,
не так о любимых и любящих женщинах…
Из омута погружений мыслительных
звонкой блесной вдруг меня выдернул
женский вскрик «— Ой!».
Причиной этого был котенок.
В зал воробья притащив,
игрушку славную,
он бегал и прыгал,
мурлыкал при этом,
выщипывал перья
из крыльев и хвостика.
Когти и зубы мелкого хищника,
так увлеченного древней игрой,
в мёртвую птицу всё глубже вонзались…
И, увлечен созерцанием игры,
я, как и он, совсем не думал:
о марках и книгах,
козлах и пришельцах,
поэтах и нищих,
и «Городе Солнца».
Возможно, в этот момент я понял…
Но тут случайно мой взгляд коснулся
лица незнакомки пугливой.
Я догадался, чем вызван испуг.
«Вы боитесь мышей?
Не бойтесь, могу вас обрадовать,
это не мышь! Это, всего лишь,
дохлый воробышек…
…забавно, не правда ли?!»…
1988