Speaking In Tongues
Лавка Языков

Виталий Бурик

ДЖАЗ

Эти стихи посвящаются нашим надеждам,

какими они были в юности.

Пролог

Жажда купаний в лунном свете

в реках вчерашних нот

вниз по течению

маленький ветер плывет.

Ночь уплывает всё дальше

в лодке из тысячи тёмных окон

и нескольких светлых,

одно из которых -- твоё.

Жажда красит губ тон и пьёт.

Ещё глоток алхимии ночи --

здесь полночь пробирок.

Ещё удар -- полночь пробило.

Часы над Темзой.

Сонный покой.

Пол пути пройдено

черной водой.

И не находит опоры взгляд

в зыби тумана. Эй вы, назад!

открывшие окна в такую ночь,

вернитесь к любимым, качайте дочь.

Пусть себе дальше

плывет наш джаз

вниз по реке

поющей за нас…

Эталонный гринвичский меридиан

-- точка отсчета времени

современной техногенной цивилизации.

Не здесь ли начинается музыка сфер

нашего измеряемого и просчитанного

на сто шагов вперёд бытия?…

Начало

…на память. Из Гринвича.

На ладони --

бесформенный слепок,

оплавленная свеча.

Помнишь --

моторы,

надсадно у-р-р-р-ча

ждали -- желали

-- железным маршем

марево ночи

по плацу размазать?

Залпами

фары

стреляли

-- мимо! -- сирена выла…

А было в точку.

Сегодня было.

Выпал свечой из рук

осколок

меридиана

Гринвича…

…………………………………….( Из песни).

Утро

Проснись!

Мы долго ждали

музыку сна,

снега, поющего песню о нас,

джаз -- это стук

миллиона сердец,

выстукивающих в резонанс

ударам

небесных колоколов,

звукам

натянутых нитей весны,

это --

расколотый горный хрусталь,

звенящий до тех пор,

пока

мы будем идти с тобой в ногу.

Ну же, проснись!

Вслушайся -- в нотах

нового утра

джаз -- это мы.

А дождь всё лил и лил. Мы смотрели на него из окон,

из под навесов, да и в открытую, поднимая лицо к небу

и ловя губами его упругие капли… (Из фильмов А. А. Тарковского)

Дом дождя

Дом. Лестница.

Гость без лица

вошел, пододвинув

в передней стул.

Сел у окна.

За дощатой стеной,

где живет тишина --

дробный стук.

Вдруг раскололся

на тысячи капель

хрустальный шар.

Чей-то чуть слышный

на лестнице шаг

вторит в комнате

тени шорохом.

Ворохом листьев

клен ответил.

А лестница -- скрипом…

Поднявшись со стула

гость вышел.

И дверь тишину разломила.

Букет лакированных вишен

сквозь промытые стекла

стучался… Шаги --

всё тише,

и -- стихли.

Ты -- слышал?

Желание новизны -- примета юности.

Бред реформаторства -- примета патологии.

Наша история подобна влажному следу,

оставленному улиткой на асфальтовой

дорожке парка…

Бриз истории

Звуки едва слышны… Лютня или валторна?

Многоголосье двенадцати лун,

двенадцать тысяч испетых песен,

семь миллионов сказанных слов,

и не единого звука мне не досталось нетронутым…

…Остались -- обноски вчерашнего шторма,

выполощены, высушены…

Как серебро зеркал -- мы по ту сторону.

Что искал в моём отражении Всевидящий,

когда я был вывернут на изнанку,

сказавши «спасибо за всё!»?

Я шёл, наступая на чьи-то пятки,

таких же, как я -- невидимок,

бредущих рядом со мной.

И что я тогда здесь умел?

Может быть, я умел видеть?

может, умел я

кричать,

петь,

выть,

вить,

жить…

Скажи мне, взаправду могло это БЫТЬ?

Догадка -- мы шли в зазеркалье,

под девизом -- «прошлое -- детям»,

твердя -- никогда, никогда не бывает:

чёрного мела, мертвого смеха,

старых детей…

Но за тысячи дней

до рожденья Кто-то уже сказал

своё последнее СЛОВО.

………………………………

А мы -- Его разрешение

на долгие повторения.

Ожидание -- одна из немногих стихий,

которая известна человеку в полной мере…

Жёлтое электричество

Вечер -- пора жданных встреч,

ночь -- обманутым врач.

Уставши за день,

прочь мчится вскачь

время света.

До рассвета бессонным -- дрожь,

до рассвета спящим --

незримая тень рядом с телом,

заложенным в тёмный ломбард.

Бард вечера вече собрал

над погасшим огнём,

пред нами поёт о надежде,

пусть ночь утешает…

А днём -- опять перебранки

различных стихий,

мудрость слепцов,

перезвон тяжких гирь,

извечная трата минут

в ожидании тепла…

Стрелы времени в колокола

бьют без промаха. На потолке

дрожит электричество жёлтое,

ржавчиной ожидания изъеденное.

И мнится жителям желтого вечера --

в один из таких вечеров

в тёмно-синем плаще

выйдет на сцену Сиятельный Граф,

провозгласит рецепт от тоски,

расколдует, прикажет

не верить гаданию по лампочкам,

и по секрету расскажет,

что в Гринвиче выключен свет,

и несколько сладких часов

все могут спокойно спать….

…и могут на завтра надеяться

в один из счастливых миров

заветную дверь отыскать.

Отче

Мы все -- его дети.

И те, кто помнит,

и даже

те, кто забыл.

Никакое движение не возможно без компромиссов.

Жертва

Бег застыл.

Вверх --

было поздно,

а вниз -- нельзя.

Глаза глядели

как два немых

затравленных

зверя.

Кто,

кто убил

эту музыку?

Уж не мы ли?

Бег рванул вверх

-- поскользнулся --

напрасно…

Стёкла забрызганы

чем-то

знакомо-красным.

Где это, где?

не вижу!

…отмыли.

А, собственно, не всё ли равно, о ком эта история?

Музыкант

Всегда один.

В минуты приобщения

к дыханию небес

он был один.

Он был один,

когда горели крыши

домов, построенных

назло его проектам.

Он был один,

когда пришла пора

на наш алтарь

нести свои творения,

руками кровоточа

по ладам.

И, разделяя судьбы

прочих смертных,

он в судный день,

в глаза не глядя ветру,

был одинок.

И плавились

молитвы парафином,

а мир смотрел

торжественно и глухо,

как он восходит

без перил. Один.

Идея возвращения на протяжении тысячелетий

вплетается в сюжеты самых различных культур Земли.

Твой Гринвич

Твой берег похож

на янтарный пляж,

но море его не погладит ладошкой.

Твой берег живёт

по законам сказок,

и ждёт, беспокоя твою бессонницу.

Твой берег не верит

в заученность фраз,

он верен лишь нотной твоей геометрии,

лишь первым звукам

зовущего джаза,

кричащего о своём рождении,

влажного и звенящего,

как капли дождя, упавшие

на жаждой томимый песок.

Твой берег, твой Гринвич,

твой дождь и песок…

И сколько лет ждёт этот дом на песке?

И в новую эру,

и в древнюю веру,

в медвяную реку

по вечному року

вернись новой нотой,

вернись новым словом

и новым ударом часов.

«Вот я и дома!» -- с этими словами прыгнуть

на тахту и поставить диск Луи Армстронга…

Эпилог

Маленький ветер уплыл

в нарисованность трав на холсте.

Легкие крылья раскрыл,

песней полуночи став,

аккомпанируя шороху трав

дыханием ветвей.

И мы твердо верим --

эти шаги нового джаза,

вечного джаза,

будут всегда слышны --

вечная легкая поступь

сына земли, огня и воды.

Мы говорим ему:

в этой реке -- наши сны..

Вдоволь испей и вернись

тополиной листвой

вверх по течению,

к шепоту детских губ.

Speaking In Tongues Лавка Языков