Speaking In Tongues
Лавка Языков

Раймонд Карвер

Лимонад

Из книги «Новая тропа к водопаду»



Перевел М.Немцов









Когда Джим Сиэрз пришел ко мне много месяцев назад замерить
стены под книжные полки, не похож он был на человека,
который потеряет своего единственного ребенка в стремнине
на Элва-Ривер. С курчавой шапкой волос, уверенный,
суставами пощелкивает, энергия так и бьет ключом, пока мы
обсуждали несущие балки, пазы и одну морилку под дуб
по сравнению с другой. Только наш городок -- маленький городок,
мирок тут тоже маленький. Полгода спустя, когда полки уже
построили, доставили и установили, отец
Джима, некий мистер Говард Сиэрз, который «за сына на работу вышел»,
приходит нам дом красить. А он мне говорит -- когда я спрашиваю, больше
из местечковой такой вежливости, нежели почему бы там ни было еще, «Как Джим?» --
что его сын потерял Джима-младшего в реке прошлую весну.
Джим себя в этом винит. «Никак оправиться не
может, -- добавляет мистер Сиэрз. -- Может, у него, к тому же, рассудок
немного помутился,» -- добавляет он, подергивая себя за козырек
бейсболки с надписью «Шервин-Уильямс».


Джиму пришлось стоять и смотреть, как вертолет
сначала пытался подцепить а потом поднимал щипцами тело его сына
из реки. «Они взяли большущие кухонные щипцы
для этого, можете себе вообразить. Прицепили к кабелю. Но Господь всегда
самых сладеньких прибирает, правда? -- говорит мистер Сиэрз. -- У Него
свои пути неисповедимые.» «А вы что об этом думаете?» --
интересуюсь я. «Я не хочу ничего думать, -- говорит он. -- Не нам
ни спрашивать, ни сомневаться в путях Его. Не нам этого знать.
Я одно знаю: Он его к себе прибрал, малютку.»
Потом рассказывает, что жена Джима-старшего в тринадцать
стран в Европе его свозила, все надеялась, что он так переживет. Но
не вышло. Не смог. «Миссия не выполнена,» -- говорит Говард.
Джима болезнь Паркинсона свалила. Что дальше?
Сейчас он домой из Европы-то вернулся, но до сих пор себя винит, что
послал в то утро Джима-младшего к машине тот
термос с лимонадом поискать. Не нужен им был никакой лимонад
в тот день! Господи, Господи, что же я себе думал, твердит Джим-старший
сотни -- нет, тысячи -- раз, твердит любому, кто до сих пор
готов его слушать. Вообще не надо было этот лимонад готовить
в то утро! Что я себе думал?
Больше того, если б они накануне вечером не заехали в «Сэйфвэй», если
бы лоток с этими желтоватыми лимонами не стоял близко к тем, где
держали апельсины, яблоки, грейпфруты и бананы.
Вот чего Джиму-старшему на самом деле хотелось купить -- немного апельсинов
и яблок, а вовсе никаких не лимонов ни для какого лимонада, ну их, эти лимоны, терпеть он лимоны
не мог -- по крайней мере, сейчас стал ненавидеть, -- да только Джим-младший, он лимонад любил,
всегда любил. Ему лимонаду хотелось.


«Давайте на это так посмотрим, -- говорил, бывало, Джим-старший.-- Эти лимоны
ведь должны были откуда-то привезти, так? Из Имперской Долины,
вероятно, или откуда-нибудь из-под Сакраменто, там ведь лимоны
выращивают, так?» Их надо было высадить и орошать, и
приглядывать за ними, а потом полевые рабочие рассовали бы их по мешкам,
взвесили, потом свалили в ящики и отправили железной дорогой или
грузовиками в это богом забытое место, где человеку ничего не остается,
только детей своих потерять! Эти ящики надо было сгрузить
с машин -- мальчишки не старше самого Джима-младшего сделали бы это.
Потом распаковать, высыпать из них все желтоватое и
лимонно-пахучее, и обмыть,
и обрызгать, и какой-нибудь пацан, живущий до сих пор, сделал бы и это тоже, он до сих пор гуляет по городу,
живет и дышит, пожалте, вырос уже небось. Затем отнести
в магазин и сложить в этот лоток под яркую табличку,
на которой говорилось: А Вы Давно Пили Свежий Лимонад? По логике
Джима-старшего, все это еще к первоначальным причинам уходило, к самому
первому лимону, выращенному на земле. Если б на земле не было никаких
лимонов, если б не было магазина «Сэйфвэй», -- что ж, тогда б у Джима
до сих пор был сын, так? А у Говарда Сиэрза до сих пор был бы
внук, точно вам говорю. Видите, в этой трагедии много
людей замешано. И фермеры, и сборщики лимонов,
шоферы, большой магазин «Сэйфвей»... Джим-старший тоже, конечно же,
от своей доли ответственности не отказывался. Он --
виновнее всех. Но он до сих пор выйти из пике не может, сказал мне
Говард Сиэрз. И все равно из этого надо как-то выкарабкаться и жить дальше.
У всех сердце разбито, правильно. Но все равно.


Не так давно жена Джима-старшего заставила его открыть маленький
кружок резьбы по дереву тут, в городе. Теперь он пытается выстругивать медведей,
тюленей, филинов, орлов, чаек, кого угодно, только
не может закончить ни одну зверюшку,
как мистер Сиэрз считает. Беда в том, продолжает
Говард Сиэрз, что стоит ему оторваться от своего токарного станка или
резака своего, как он видит: сын из воды ниже по течению вырывается,
поднимается в воздух -- наматывают его, так сказать, -- и вращается,
вращается кругами, пока его совсем не поднимут, выше елей, щипцы
из спины торчат, а вертолет разворачивается и уходит
к верховьям под рев и треск
пропеллеров. Вот Джим-младший проплывает над спасателями, что
собрались вдоль берега. Руки его торчат по сторонам,
брызги с него летят. Он еще раз пролетает над головами,
теперь поближе, а через минуту возвращается, чтобы его положили --
нежно-нежно так -- прямо к ногам отца. Человек,
увидевший теперь в жизни всё -- как его мертвый сын поднимается из реки
в хватке железных щипцов и вращается, вращается кругами над
самыми верхушками деревьев, -- не захочет больше ничего,
только умереть. Но умирать -- это для самых сладеньких. А сладость он
помнит, когда вся жизнь была сладка, когда сладко
даровали ему эту другую жизнь.