Speaking In Tongues
Лавка Языков

Александр Дельфин

Хохот и Ужас

«Как бы ни определять реализм, заранее ясно, что к лирической поэзии эти категории могут применяться лишь с учетом ее специфики, что в этой области самая проблема реализма должна быть как-то заново поставлена.»

Л.Гинзбург. «О лирике»

«Проплавав не менее двух часов подряд в море, я отправился в излюбленное место в писательском парке -- это круглая площадка, окруженная кипарисами, с недействующим фонтаном в центре. Здесь я часто провожу жаркие часы, лежа на одной из лавочек. Я лег на лавку и закрыл глаза -- точно так, как делал это бесчисленное количество раз, в самые разные годы. Тут же, ни с того ни с сего, за закрытыми веками начался "показ" фильма. Перед этим я ничего не пил, не принимал никаких галлюциногенов, если, конечно, не считать галлюциногенными такие сугубо оздоровительные мероприятия, как двухчасовой заплыв и августовская красота парка.»

П.Пепперштейн. «Предатель Ада»

INTRO

К столу чужому яростно и грубо

Должны мы подходить, как хулиганы,

Вытаскивать искусственные зубы

И наносить нешуточные раны.

Салям алейкум

Звон в ушах. Отключен Интернет. Герлфренд спит.

Что-то я желтый какой-то. М.б., гепатит?

Или просто плохой рацион, нервотрепка, бабла по нулям?

Салям алейкум!

Ваалейкум ассалям!

За окном шум машин, треск матрицы, холод, ночь.

Прочь, нерожденные сын и дочь, я не смогу вам помочь!

Как акулы на мясо, партии рвутся к рулям.

Салям алейкум!

Ваалейкум ассалям!

Продолжительность жизни мужчин сократилась в России уже

до невозможного. Зато женщины на вираже!

«Впрочем, -- закашлялся автор, -- всем вам пора по домам, по делам.»

Салям алейкум!

Ваалейкум ассалям!

[Октябрь 99, Строгино]

*** * ***

За круглым столиком в полуподвальном кафе

фруктовый торт, черный кофе, коньяк «Белый аист».

Вот разберусь по понятиям, поднакоплю лавэ и прибуду к тебе,

как в Тибет прибывает китаец.

С детских лет, как фантастика, итальянские имена:

Леопарди, Буццати, Кальвино...

-- Может, они подскажут, где находится зачарованная страна?

-- Нет, Буратино.

[Октябрь 99, Святой Петербург]

*** * ***

Осенний вечер был дождливым, как дырявое дно.

Они в клубе танцевали и ходили в кино.

И я не буду вам рассказывать, что делали потом

Одна авантюристка с молодым шутом.

А в это время в город приезжал премьер

И всем силовикам подавал пример.

А террористы угрожали подорвать вокзал,

И я уже жалею, что об этом рассказал.

Ловушка не сработает, свидетель соврет,

И все, что с нами будет, я знаю наперед.

Сначала немного психоделической ясности,

Потом нами займется служба госбезопасности.

[Октябрь 99, Святой Петербург]

*** * ***

Корабль уплывает. Жало скользит. Сало душит.

Сокол в дупле, уж в корзине, на столе ужин.

Нам всего хватает, кроме того, кто нужен.

По городу с шумом черный столб кружит.

Что может доберману сказать ротвейлер?

Я хотел бы тебе подарить пропеллер.

Это боль, это шелест, это шар голубой,

Это падает в пропасть семейный трейлер.

Расширению сознания препятствует состояние,

когда дрожит само основание здания.

А потом ты как вывернутый мешок

или пахнущий фиалками порошок.

Как лавина взбесившейся зубной пасты,

Паровоз вырывается из тоннеля.

Вместо искр -- крошево пенопласта,

а верхом на трубе со щукой Емеля.

Здравствуйте! До свидания! Что тут было?

Собрались какие-то конченые уроды.

Перло с эстрады одного дебила.

А так ничего интересного -- чай, бутерброды.

[Октябрь 99, Святой Петербург]

Родина

Дерево осина, речка Енисей.

В черном небе звезды

Над Сибирью всей.

Щука под водою, чайка над волной.

Пляшет во поле медведь,

Словно заводной.

Белая береза, желтая Луна.

Водки я налью в стакан,

Осушу до дна.

Папиросу закурю, выйду на крыльцо

И на небо посмотрю

В желтое лицо.

[Март 99, Строгино]

На море Галилейском

Там сражается ветер с седою волной,

Но не жди от меня откровений, родной.

Выпей кофе в тени и кальян покури,

А за правду не надо сражаться со мной.

Были рыбою пойманы там рыбаки.

Даже камни с тех пор обрели языки.

Но одно только слово сказали они

И окрасилось кровью теченье реки.

Там собака и кошка лежат у воды,

Семь деревьев тяжелые носят плоды,

Но огонь вырывается вдруг из земли

И опять на воде оставляет следы.

Там обедню звонит с колокольни CD,

И монах Иринархус с улыбкой глядит

На тебя, сквозь тебя -- невозможно уйти,

И неясно, что видит он там, впереди.

[Июнь-декабрь 98, кафе возле алмазной биржи в Тель-Авиве -- Китай-город]

*** * ***

Какая тьма сгустилась вдруг,

Ночная пала тень.

Какой чудесный день вокруг,

Прекрасный, ясный день.

Гостей, подарков полон дом

В уговоренный час.

Но пусто, пусто в доме том,

Не сыщешь даже нас.

Собака лает во дворе,

Поджала кошка хвост.

Той жаркой ночью в декабре

Вода накрыла мост.

[Декабрь 98, Китай-город]

*** * ***

-- В Европе камни, древние, как камни.

В Америке фаст-фуд и Голливуд.

Скажи, отправиться куда мне?

-- Тебя нигде не ждут.

-- На Севере мороз, на Юге жарко.

В пустыне пусто, в море все в воде.

Скажи, куда мне ехать, Парка?

-- Тебя не ждут нигде.

-- В Израиле террор, в Тибете голод,

А трубы-то уж скоро вострубят.

Скажи, куда пойти, скажи, пока я молод!

-- Нигде не ждут тебя.

[Декабрь 98, Мосфильмовская ул.]

Разговор с другом

-- Проходит день, за ним другой,

Проходит год, и вот

Ты изменился, дорогой,

И стал совсем седой.

-- А за окном зима, мороз,

Нет ни Луны, ни звезд...

А впрочем, нет: жара, покос,

Поет июльский дрозд.

-- А мы с приятелем вдвоем

В метро девчонку ждем,

Цинично Stimorol жуем

И весело живем.

-- А у тюремщика ключи

на поясе звенят.

Молчи, товарищ мой, молчи

И не тревожь меня.

[Январь 99, редакция журнала «Культ личностей»,

в районе метро «Водный стадион»]

*** * ***

Вы жертвою пали телесного бунта --

И мышцы, и мозг, и скелет.

Тогда показалось: прошла лишь секунда,

А минуло несколько лет.

Одежда истлела и сгнили ботинки,

Уперлась в живот борода.

Как острое лезвие вражеской финки,

Меня раскололи года.

Пуская на бахче дозревают арбузы,

В деревне кричат петухи.

Любовь? Или смерть? Или просто рейтузы?

Спасите меня, мужики!

[Лето 96-зима 98, район метро «Красносельская» -- Китай-город]

Деловой друг

«Бизнес -- это не шутка,-- сказал он с улыбкой, --

и любая ошибка становится жуткой,

если кошку, к примеру, ты путаешь с рыбкой

или душ поутру -- с телефонною трубкой.»

«Но с другой стороны,-- он добавил печально, --

не к лицу деловым унывать без причины.

И когда шестисотый взорвется случайно,

то на лыжи встает настоящий мужчина.»

«Или, помню, прикол,-- он качнул головою, --

в Шереметьево-2 я метнулся с братишкой.

Значит, принял товар -- барахло кой-какое.

И три года питался кедровою шишкой.»

«Тут удача нужна,-- он подвигал плечами, --

тут тебе не футбол: разбежался и ебнул.

И не надо по мухам кидать кирпичами.

Муха села. Ты тихо подкрался. Прихлопнул.»

«Вот такое кино,-- посмотрел он в глаза мне, --

Ты, родной, не подумай, что я угрожаю.

Но учти: не оставлю и камня на камне,

если ты мне не скажешь сейчас: "Уважаю!".»

«И не надо соплей, -- он скрипел своим стулом, --

мы в России с тобой, а не в древнем Китае.

Жизнь по бартеру, брат, это значит -- под дулом.

Если счетчик включен, то Гагарин взлетает.»

«Ладно, все, -- он мобильный достал из кармана, --

Мне на стрелку пора. До свидания, слякоть!»

Я остался один, но живой, как ни странно,

и не знал: мне смеяться теперь или плакать.

[Осень 1997, редакция журнала «Вечерняя Москва» напротив кафе «Консерватория»]

Восток-Запад

Посв. Тарасу Ивченко

Я, в принципе, готов к пониманию,

Ведь смысла исполнен даже собачий лай.

Но только если можешь поехать в Германию,

Глупо ехать в Японию, Корею или Китай.

И дело здесь не в сравнении философий

И не в подходе типа «здесь ад -- там рай».

Просто темное пиво лучше чем опий,

Которым славятся Япония, Корея или Китай.

А если уж так необходимо восточное --

Любой ресторан в Германии выбирай.

Кушай острое, сладкое, мясное или молочное --

Все что дарят Япония, Корея или Китай.

Но, с другой стороны, есть такая экзотика,

Которой не заменит северный край.

Ведь что вспоминается при слове «эротика»?

В первую очередь Япония, Корея или Китай.

Сейчас ты известен от Мюнхена до Берлина,

А что будет дальше -- попробуй узнай!

Европа невинна и мнется, как в пальцах глина,

Но словно камни Япония, Корея или Китай.

Вот вся в иероглифах древняя тетрадка,

Но хоть ты все мудрости перечитай,

Останешься туп, как свиная матка

(я зову так Японию, Корею или Китай).

А ведь я пекусь о твоем же благе!

Но что поделаешь: хочется -- улетай!

Говорят, там первоклассные универмаги --

Я имею в виду Японию, Корею или Китай.

Будешь там чахнуть в дыму благовоний,

Будешь есть лапшу и заваривать с маслом чай,

И в конце концов сгинешь на желтом фоне,

Которым славятся Япония, Корея или Китай.

[...]

Ночь в деревне

Черная ночь опустилась на деревянные плечи.

Белым туманом укутала бронзовые колени.

Вдула в пустые глаза барабанный огонь.

Как здесь душно! Как тяжко натоплены русские печи!

Мертвая ласточка влетела через окошко в сени.

Соломенный человечек наладил гармонь.

Песня протяжная полилась, как бензин из канистры.

В окно прадедушка стукнул костяными руками.

Кони железные прислушались на бегу.

Из лесу некто мохнатый вышел бесшумно и быстро.

В речке плещется жирная девочка с плавниками.

Жестяная береза пляшет на берегу.

Темень такая, что лошадью можно проткнуть корову.

В чистом поле три медных всадника, не найдя стакана,

Пьют из цистерны, закусывая кирпичом.

Отвязанная метла чешет подобру-поздорову.

Дом качается на крыльях огромного таракана.

Летучая мышь тычет в дверь золотым ключом.

Здесь на каждое дерево давно повесили бирку.

Из дупла богатырь напрасно зовет подругу.

Монах в униформе склоняется над душой.

Космонавты на небе сверлят очередную дырку,

А петух безголовый все ходит и ходит по кругу.

Скоро утро. Это, конечно же, хорошо.

[Весна 97, Вена, Афро-Азиатский Институт]

Итоги

Вот поле, на котором ни цветка, ни травинки.

Вот дети играют без рук, без ног.

Вот книжка без слов и без единой картинки.

Дорогая мама, таков итог.

Вот камень, забывший о постоянстве.

Вот лошадь чешет единственный бок.

Вот подводная лодка в безвоздушном пространстве.

Дорогая мама, таков итог.

Вот письмо без адреса, доставленное в больницу.

Вот государство, упрятанное в свисток.

Вот вечные пионеры без конца играют в «Зарницу».

Дорогая мама, таков итог.

Вот поцелуи, приклеенные на пленку,

Вот Запад, взобравшийся верхом на Восток.

Вот песик, приросший хвостом к котенку.

Дорогая мама, таков итог.

[Весна 97, Вена, Афро-Азиатский Институт]

Встреча в парке

Психически больной человек идет на прогулку

И в парке совершенно случайно замечает меня,

Пьющего сок и жующего булку,

Сидя на скамейке средь бела дня.

На небе ни облачка, жарко, как в микроволновой,

Даже солнце свесило набок раскаленный язык.

Другой человек, психически абсолютно здоровый,

Совершенно случайно замечает меня в тот же миг.

Оба подходят ближе, и смотрят, и наблюдают,

И, не сказав ни слова и сплюнув через плечо,

В разных концах аллеи оба навек исчезают.

Я даже не знаю, что тут можно сказать еще.

[Весна-лето 97, Вена-Прага]

*** * ***

Мячик футбольный и ежик резиновый

Быстро бегут по дорожке лесной.

Рядом несется гнилой подосиновик,

Следом кокошник спешит расписной.

В панике мчится за ними песочница,

Только летит порошок из щелей.

В жизни непрочного больше, чем прочного,

Да ведь с непрочным и жить веселей.

Рослый кофейник с отломанным носиком

Перегоняет кастрюлек состав.

Гроб деревянный на мелких колесиках

Резко срезает углы, поотстав.

В глиняной емкости каша молочная

Чавкает в страхе: «Быстрее! Быстрей!»

В жизни непрочного больше, чем прочного,

Да ведь с непрочным и жить веселей.

Сзади чудовищный гул исторический

Слышен как-будто бы из-под земли.

С русской березой корабль космический

В страстных объятиях бьются в пыли.

Мы же с тобою стоим на обочине

Частью, что целого стала целей.

В жизни непрочного больше, чем прочного,

Да ведь с непрочным и жить веселей.

[Весна-лето 97, Вена-Прага-Москва]

*** * ***

«Нет!» -- сказать, когда в лицо гестапо,

Крикнуть: «Сало!» -- юноше в очках,

А потом, как завещал мой папа,

Танцевать на жирных пятачках.

Двинуть в морду каменному сфинксу,

Плюнуть в глаз двуглавому орлу,

А потом, внезапно задымившись,

Изнасиловать двуручную пилу.

И тогда, как полковое знамя,

Сжатое в пудовых кулаках,

Солнце синее поднимется над нами

В розовых и желтых облаках.

[...]

Еврейская больница

«Положение средней тяжести.

Сознание -- ясное.»

Из моей истории болезни

Прибой сто сорок пять на шестьдесят,

И дождик в вену капает из трубки,

А за окном деревья шелестят,

И крыса в подполе растачивает зубки.

Соседский телевизор верещит --

Там Ельцин с Клинтоном торгуются за НАТО.

Наш мир по швам давно уже трещит,

Как потолок моей шестой палаты.

Я на шести кроватях здесь один,

А в пятой лишь одна стоит пустая.

На ней лежал какой-то гражданин,

Душа его в раю теперь летает.

С улыбкой доктор щупает меня

И в грудь стучит, как негр в барабаны,

А лето кончилось. Тому четыре дня.

И полностью темнеет слишком рано.

[Сентябрь 98, Одесса, ГКБ N1 (Еврейская больница), палата N6]

Циклоп и Дельфин

Посв. Аркадию Насонову

Один Дельфин попал в жестокий шторм

И был волною выброшен на остров,

Где жил в уединении Циклоп,

Суровый с виду и огромный, как гора.

В тот день Циклоп вдоль берега бродил,

Пугая чаек небывалым ростом.

Он увидал Дельфина на песке,

Который, задыхаясь, умирал.

Циклоп сказал: «Что позабыл ты здесь

С таким хвостом, с такими плавниками?

Ползи скорее в воду, там твой дом,

Земля же для тебя сродни врагу.»

Дельфин шепнул: «Мой одноглазый друг,

Я схвачен в плен коварными песками,

Ведь сам Нептун, хоть под водой он царь,

Без сил корячиться начнет на берегу.»

Тут не сдержал Циклоп горячих слез,

Дельфина поднял -- и с собой унес.

[Сентябрь 98, Одесса, ГКБ N1 (Еврейская больница), палата N6]

Новая русская песня

Горит и плавится планета,

Бьет пулемет неутомим,

А я опять вдыхаю где-то

Галлюцинаций сладкий дым.

Вот кто-то простынью накрылся,

Причалив к берегу баркас.

Наш Костя, кажется, убился,

В который раз, в который раз.

Поговори со мной немного,

И обогрей, и успокой,

А после, крикнув: «Вижу бога!»,

Блатную песню громко спой.

Какие сладостные звуки!

Какой чарующий мотив!

Давай дадим друг другу руки,

Со скрипом плечи отвинтив.

[... Одесса]

Звездный десант-1

Закричать: «Пусть всегда будет Солнце!»

Я хотел, но воскликнул: «Луна!»

Жирный немец на толстом японце

Это наша с тобою страна.

О секундах не думай, не думай,

И живи, словно ты на часах.

День придет и ты выйдешь из ЦУМа

Прямо в ЦУП, позабывши свой страх.

И взовьется стрелою ракета,

Разорвав пелену облаков,

И окажется в космосе где-то,

Далеко от родных берегов.

В невесомости эксперименты

Проводить будешь ты над собой,

Внутривенно вводя экскременты

И об стены стучась головой.

НЛО ты увидишь воочью,

Может быть, даже вступишь в контакт,

И на Землю пойдут многоточья,

В сверхсекретный сплетенные акт.

А потом, подчиняясь приказу,

Ты с орбиты сойдешь как с моста.

«Никогда не вернуться на базу,» --

Эта мысль, как выстрел, проста.

Не увидеть родного оконца,

Никогда не потрогать жену,

А взамен наебнуться на Солнце,

А потом, обгорев, на Луну.

[...]

Звездный десант-2

Звездолет потерял управление,

и мы побежали в шлюз.

Тут такое началось представление --

Прости мне, всевышний Плюс!

Двести пятый, я сто сорок восьмой,

у нас пробоина в капитанской рубке.

Мы вряд ли вернемся домой,

подарите нашим вдовам по незабудке.

Огненные обломки, фигурки в скафандрах,

разлетающиеся звездные катера.

На губах замирает прощальная мантра,

и слов не разобрать ни хера.

База, база, мы патрульное судно,

нас подбили, падаем на Сатурн.

Со смертью обручат нас кольца Сатурна,

и не найдется для пепла нашего урн.

А все этот полудурок Коперник,

глухарь Циолковский да жердяй Королев.

Эх, пройтись бы по истории, взявши веник!

Жаль, полено не перерубишь соплей.

Полковник, полковник, вот мы вам пишем

из ядерного сопла последний SOS.

Новым мясом, полковник, заполните нашу нишу,

и заработайте уже нормальный бабцос!

[Январь 99, Китай-город]

Павлу Пепперштейну-1

Вот так и начинается любовь:

Он что-то шепчет робко и несмело,

Надеется на русский наш авось,

Обняв свою Татьяну неумело.

Ему шестнадцать, ей семнадцать лет,

И оба обучаются совместно,

Ждут к лучшему скорейших перемен,

И все им в этой жизни интересно.

Вот пуговка, вот маленький жучок,

В кафе мороженое с джемом и ликером.

Поет в магнитофоне Витя Цой,

И площадь Красная лежит как римский Форум.

Но почему мне часто снится сон,

Где желтая кирпичная дорожка,

И Дровосек с огромным топором,

И окровавленный Тотошка?

[...]

Павлу Пепперштейну-2

«Девочка, дай мне вот этот мячик!» --

А она протянула отрубленный пальчик.

«Мальчик, ты что, потерялся, что ли?» --

А он корчился от нешуточной боли.

Помидорок с огурчиком нарезал тонко

И к столу пригласил больного ребенка.

Одного, другого, и пятого, и десятого --

На колени всех посадил и долго рассматривал.

[Январь 99, Мосфильмовская ул.]

Хохот и ужас

Однажды все будет как три копейки:

Сначала по пояс, потом по грудь,

Потом долгий хохот в саду на скамейке,

А под конец соловья согнуть.

Или маленькая девочка ледяная

Махнет морозной своей косой,

И я, ничего уже не понимая,

По углям горячим пойду босой.

Или вывалятся изо рта предметы,

Не похожие ни на доллары, ни на рубли,

Как будто приехал с другой планеты

Или вырос, как репа, из-под земли.

Ну а по правде я здесь родился,

Хотя вызываю у местных смех.

Просто у меня потолок отвалился,

Вот и отличаюсь чуть-чуть от всех.

Мне в таком состоянии жить не худо,

Я могу, к примеру, совсем не спать.

Кое-кто меня всерьез называет Буддой.

Но я еще только хочу им стать.

А пока сам себе говорю: «До свиданья!»

И хожу без одежды, когда зима.

А в сумерках, стараясь не привлекать вниманья,

С удовольствием перепрыгиваю дома.

[...]

P.S. С разницей в 10 лет.

1-я психотравма

Посв. Е. Р.

Мрак рассеивается. Проступают фигуры.

Распахиваются двери и входит прадед.

С бородой Моисея, с безумным взглядом,

И разноцветные голуби вьются рядом.

«Дедушка, -- пищу, -- расскажи про птичек...»

А он вдруг рыкнул в ответ: «Мы с тобой -- евреи!

Смерти нет для тех, кому Бог порукой!

А голубей корми -- вот и вся наука.»

[Октябрь 99, Москва, Ломоносовский просп.]

*** * ***

Вот рельсу подняли друзья,

А там, под ней, скрывался я.

Как рельса, тонок,

Красив, как уж,

Скользнул под землю

Прекрасный муж.

Молчите, люди! Молчи, земля!

О том, что вы видели, говорить нельзя!

[Октябрь 88, Москва, Ломоносовский просп.]

Speaking In Tongues Лавка Языков

Александр Дельфин

Хохот и Ужас

INTRO

* * *

* * *

* * *

Родина

На море Галилейском

* * *

* * *

Разговор с другом

* * *

Деловой друг

Восток-Запад

Ночь в деревне

Итоги

Встреча в парке

* * *

* * *

Еврейская больница

Циклоп и Дельфин

Новая русская песня

Звездный десант-1

Звездный десант-2

Павлу Пепперштейну-1

Павлу Пепперштейну-2

Хохот и ужас

1-я психотравма

* * *

Speaking In Tongues
Лавка Языков

*** * ***

*** * ***

*** * ***

*** * ***

*** * ***

*** * ***

*** * ***

*** * ***

*** * ***