Сергей ДОВЛАТОВ

Эмигранты

Район Новая Голландия -- один из живописных уголков Ленинграда...
Путеводитель

     Солнце вставало неохотно. Оно задевало фабричные трубы. Бросалось под колеса машин на холодный асфальт. Блуждало в зарослях телевизионных антенн.
     В грязном маленьком сквере проснулись одновременно Чикваидзе и Шаповалов.
     Ах, как славно попито было вчера! Как громко спето! Какие делались попытки танца! Как динамичен был замах протезом! Как интенсивно пролагались маршруты дружбы и трассы взоров! Как был хорош охваченный лезгинкой Чикваидзе! (Выскакивали гривенники из карманов, опровергая с легким звоном примат материи над духом.) И как они шатались ночью, поддерживая сильными боками дома, устои, фонари... И вот теперь проснулись на груде щебня...
     Шаповалов и Чикваидзе порылись в складках запачканной мятой одежды. Был извлечен фрагмент копченой тюльки, перышко лука, заржавевший огрызок яблока. Друзья молча позавтракали.
     Познакомились они недавно. Их сплотила драка около заведения шампанских вин. В тесноте поссориться недолго. Обувь летняя, мозоли на виду.
     -- Я тебя зарежу! -- вскричал Чикваидзе. (Шаповалов отдавил ему ногу.)
     -- Не тебя, а вас, -- исправил Шаповалов. Затем они долго боролись на тротуаре. И вдруг Чикваидзе сказал, ослабив пальцы на горле Шаповалова:
     -- Вспомнил, где я тебя видел. На премьере Тарковского в Доме кино...
     С тех пор они не расставались.
     Дома обступили маленький сквер. Бледное солнце вставало у них за плечами. Остатки ночной темноты прятались среди мусорных баков.
     Друзья поднялись и вышли на улицу, залитую робким апрельским солнцем.
     -- Где мы находимся? -- обращаясь к первому встречному, спросил Чикваидзе.
     -- В Новой Голландии, -- спокойно ответил тот. Качнулись дома. Запятнанные солнцем фасады косо поползли вверх. Мостовая, рванувшись из-под ног, скачками устремилась к горизонту.
     -- Ничего себе, -- произнес Шаповалов, -- хорошенькое дело! В Голландию с похмелья забрели!
     -- Беда, -- отозвался Чикваидзе, -- пропадем в незнакомой стране!
     -- Главное, -- сказал Шаповалов, -- не падать духом. Ну, выпили. Ну, перешли границу. Расскажем все чистосердечно, может, и простят...
     -- Я хочу домой, -- сказал Чикваидзе. -- Я не могу жить без Грузии!
     -- Ты же в Грузии сроду не был.
     -- Зато я всю жизнь щи варил из боржоми. Друзья помолчали. Мимо с грохотом проносились трамваи. Тихо шептались постаревшие за ночь газеты.
     -- Обрати внимание! -- закричал Чикваидзе. -- Вот изверги! Чернокожего повели линчевать!
     И верно. По людной улице, возвышаясь над толпой, шел чернокожий. Его крепко держали под руки две стройные блондинки...
     -- Будем тайком на родину пробираться, -- сказал Чикваидзе.
     -- Беднейшие слои помогут, -- откликнулся Шаповалов.
     Они перешли мост. Затем миновали аптеку и пестрый рынок.
     -- Противен мне берег турецкий, -- задушевно выводил Чикваидзе.
     -- И Африка мне ни к чему, -- вторил ему Шаповалов.
     Друзья шли по набережной. Свернули на людную улицу. Поблескивали витрины. Таяло мороженое. Улыбались женщины и светофоры.
     -- Посмотри, благодать-то какая! -- неожиданно воскликнул Шаповалов.
     -- Живут неплохо, -- поддакнул Чикваидзе.
     -- А как одеты!
     -- Ведь это -- Запад!
     -- Кругом асфальт! Полно машин! А солнце?!
     -- Еще бы! Тут за этим следят! Возникла пауза. Ее нарушил Шаповалов.
     -- Датико, я хочу с тобой поговорить.
     -- И я.
     -- А ты презирать меня не будешь?
     -- Нет. А ты?
     -- Может быть, того... Ну, как его?.. Убежища попросим... Опять же, частная торговля...
     -- Ночные рестораны!
     -- Законы джунглей!
     -- Торжество бездуховности!
     -- Ковбойские фильмы!
     -- Моральное и нравственное разложение! -- зажмурился Чикваидзе...
     Через минуту друзья, обнявшись, шагали в сторону площади. Там, достав из кобуры горсть вермишели, завтракал блюститель порядка, расцветкою напоминавший снегиря.