Сергей ДОВЛАТОВ

     Когда-то мы жили в горах. Эти горы косматыми псами лежали у ног. Эти горы давно уже стали ручными, таская беспокойную кладь наших жилищ, наших войн, наших песен. Наши костры опалили им шерсть.
     Когда-то мы жили в горах. Тучи овец покрывали цветущие склоны. Ручьи -- стремительные, пенистые, белые, как нож и ярость, -- огибали тяжелые, мокрые валуны. Солнце плавилось на крепких армянских затылках. В кустах блуждали тени, пугая осторожных.
     Шли годы, взвалив на плечи тяжесть расплавленного солнца, обмахиваясь местными журналами, замедляя шаги, чтобы купить эскимо. Шли годы...
     Когда-то мы жили в горах. Теперь мы населяем кооперативы...
     Вчера позвонил мой дядя Арменак:
     -- Приходи ко мне на день рождения. Я родился -- завтра. Не придешь -- обижусь и ударю... К моему приходу гости были в сборе.
     -- Четыре года тебя не видел, -- обрадовался дядя Арменак, -- прямо соскучился!
     -- Одиннадцать лет тебя не видел, -- подхватил дядя Ашот, -- ужасно соскучился!
     -- Первый раз тебя вижу, -- шагнул ко мне дядя Хорен, -- безумно соскучился.
     Тут все зарыдали, а я пошел на кухню. Мне хотелось обнять тетушку Сирануш.
     Тридцать лет назад Арменак похитил ее из дома старого Беглара. Вот как было дело.
     Арменак подъехал к дому Терматеузовых на рыжем скакуне. Там он прислонил скакуна к забору и воскликнул:
     -- Беглар Фомич! У меня есть дело к тебе! Был звонкий июньский полдень. Беглар Фомич вышел на крыльцо и гневно спросил:
     -- Не собираешься ли ты похитить мою единственную дочь?
     -- Я не против, -- согласился дядя.
     -- Кто ее тебе рекомендовал?
     -- Саркис рекомендовал.
     -- И ты решил ее украсть?
     Дядя кивнул.
     -- Твердо решил?
     -- Твердо.
     Старик хлопнул в ладоши. Немедленно появилась Сирануш Бегларовна Терматеузова. Она подняла лицо, и в мире сразу же утвердилось ненастье ее темных глаз. Неудержимо хлынул ливень ее волос. Побежденное солнце отступило в заросли ежевики.
     -- Желаю вам счастья, -- произнес Беглар, -- не задерживайтесь. Погоню вышлю минут через сорок.
     Мои сыновья как раз вернутся из бани. Думаю, они захотят тебя убить.
     -- Естественно, -- кивнул Арменак. Он шагнул к забору. Но тут выяснилось, что скакун околел.
     -- Ничего, -- сказал Беглар Фомич, -- я дам тебе мой велосипед.
     Арменак посадил заплаканную Сирануш на раму дорожного велосипеда. Затем сказал, обращаясь к Беглару:
     -- Хотелось бы, отец, чтобы погоня выглядела нормально. Пусть наденут чистые рубахи. Знаю я твоих сыновей. Не пришлось бы краснеть за этих ребят.
     -- Езжай и не беспокойся, -- заверил старик, -- погоню я организую.
     -- Мы ждем их в шашлычной на горе. Арменак и Сирануш растворились в облаке пыли. Через полчаса они сидели в шашлычной.
     Еще через полчаса распахнулись двери и ворвались братья Терматеузовы. Они были в темных костюмах и чистых сорочках. Косматые папахи дымились на их беспутных головах. От бешеных криков на стенах возникали подпалины.
     -- О, шакал! -- крикнул старший, Арам. -- Ты похитил нашу единственную сестру! Ты умрешь! Эй, кто там поближе, убейте его!
     -- Пгоклятье, -- грассируя сказал младший, Леван, -- извините меня. Я оставил наше гужье в багажнике такси.
     -- Хорошо, что я записал номер машины, -- успокоил средний, Гиго.
     -- Но мы любим друг друга! -- воскликнула Сирануш.
     -- Вот как? -- удивился Арам. -- Это меняет дело.
     -- Тем более что ружье мы потеряли, -- добавил Гиго.
     -- Можно и пгидушить, -- сказал Леван.
     -- Лучше выпьем, -- миролюбиво предложил Арменак...
     С тех пор они не разлучались...
     Я обнял тетушку и спросил:
     -- Как здоровье?
     -- Хвораю, -- ответила тетушка Сирануш. -- Надо бы в поликлинику заглянуть.
     -- Ты загляни в собственный паспорт, -- отозвался грубиян Арменак.
    И добавил:
    -- Там все написано...
     Между тем гости уселись за стол. В центре мерцало хоккейное поле студня. Алою розой цвела ветчина. Замысловатый узор винегрета опровергал геометрическую простоту сыров и масел. Напластования колбас внушали мысль об их зловещей предыстории. Доспехи селедок тускло отражали лучи немецких бра.
     Дядя Хорен поднял бокал. Все затихли.
     -- Я рад, что мы вместе, -- сказал он, -- это прекрасно! Армянам давно уже пора сплотиться. Конечно, все народы равны. И белые, и желтые, и краснокожие... И эти... Как их? Ну? Помесь белого с негром?
     -- Мулы, мулы, -- подсказал грамотей Ашот.
     -- Да, и мулы, -- продолжал Хорен, -- и мулы. И все-таки армяне -- особый народ! Если мы сплотимся, все будут уважать нас, даже грузины. Так выпьем же за нашу родину! За наши горы!..
     Дядя Хорен прожил трудную жизнь. До войны он где-то заведовал снабжением. Потом обнаружилась растрата -- миллион.
     Суд продолжался месяц.
     -- Вы приговорены, -- торжественно огласил судья, -- к исключительной мере наказания -- расстрелу!
     -- Вай! -- закричал дядя Хорен и упал на пол.
     -- Извините, -- улыбнулся судья, -- я пошутил. Десять суток условно...
     Старея, дядя Хорен любил рассказывать, как он пострадал в тяжелые годы ежовщины...
     За столом было шумно. Винные пятна уподобляли скатерть географической карте. Оползни тарелок грозили катастрофой. В дрожащих руинах студня белели окурки.
     Дядя Ашот поднял бокал и воскликнул:
     -- Выпьем за нашего отца! Помните, какой это был мудрый человек?! Помните, как он бил нас вожжами?!
     Вдруг дядя Арменак хлопнул себя по животу. Затем он лягнул ногой полированный сервант. Начались танцы!
     Дядя Хорен повернулся ко мне и сказал:
     -- Мало водки. Ты самый юный. Иди в гастроном.
     -- А далеко? ~ спрашиваю.
     -- Туда -- два квартала и обратно -- примерно столько же.
     Я вышел на улицу, оставляя за спиной раскаты хорового пения и танцевальный гул. Ощущение было такое, словно двести человек разом примеряют галоши...
     Через пятнадцать минут я вернулся. К дядиному жилищу съезжались пожарные машины. На балконах стояли любопытные.
     Из окон четвертого этажа шел дым, растворяясь в голубом пространстве неба.
     Распахнулась парадная дверь. Милиционеры вывели под руки дядю Арменака.
     Заметив меня, дядя оживился.
     -- Армянам давно пора сплотиться! -- воскликнул дядя.
     И шагнул в мою сторону.
     Но милиционеры крепко держали его. Они вели моего дядю к автомобилю с решетками на окнах. Дверца захлопнулась. Машина скрылась за поворотом...
     Тетушка Сирануш рассказала мне, что произошло. Оказывается, дядя предложил развести костер и зажарить шашлык.
     -- Ты изгадишь паркет, -- остановила его Сирануш.
     -- У меня есть в портфеле немного кровельного железа, -- сказал дядя Хорен.
     -- Неси его сюда, -- приказал мой дядя, оглядывая финский гарнитур...
     Когда-то мы жили в горах. Они бродили табунами вдоль южных границ России. Мы приучили их к неволе, к ярму. Мы не разлюбили их. Но эта любовь осталась только в песнях.
     Когда-то мы были чернее. Целыми днями валялись мы на берегу Севана. А завидев красивую девушку, писали щепкой на животе слова любви.
     Когда-то мы скакали верхом. А сейчас плещемся в троллейбусных заводях. И спим на ходу.
     Когда-то мы спускались в погреб. А сейчас бежим в гастроном.
     Мы предпочли горам -- крутые склоны новостроек.
     Мы обижаем жен и разводим костры на паркете.
     НО КОГДА-ТО МЫ ЖИЛИ В ГОРАХ!