Speaking In Tongues
Лавка Языков

Катя Дробовцева

Семнадцатый

Она может засунуть в себя треть бильярдного кия, я тебе клянусь! Прямо у тебя перед лицом. А потом, по окрику матери из соседней комнаты, накинуть на себя халатик, слишком фривольный, учитывая большое и разновозрастное семейство, пойти на кухню кормить бабку с ложечки. Та сутками сидит в кресле у окна, хотя не видит и не слышит ничего лет уже десять. Понятия не имею, зачем она там сидит, откуда мне знать, что происходит в голове у восьмидесятилетней старухи, если я не знаю, что у меня самого в голове. Что за вопросы ты задаешь? Так вот. Она ее с ложечки кормит, лицом к окну, смотрит на людей, на трамваи, ложкой мимо рта ей тычет порой, та молчит, каша какая- то по подбородку течет, но молчит. А она сама себя между ног гладит, к окну же сидит, никто не видит. Но сама на людей, на трамваи, и лицо у нее такое задумчивое, с улыбкой легкой, будто ждет, что сейчас с неба лилии посыплются дождем. А она ведь на самом деле, как будто всегда этого ждет. Правой рукой ложкой орудует: тарелка — бабкин рот, тарелка — бабкин рот, левой себя гладит, и улыбается, улыбается, и не замечает никого вокруг. Я так однажды минут двадцать так простоял в дверях, наблюдал. Да нет, она не сумасшедшая. Хотя кто знает, всякое может быть. Но семья у нее действительно странная. Все разные. Не может же такого быть, чтоб все в одной квартире были друг на друга не похожи. Правда, она единственная, кто молчит. Кроме бабки, конечно. Остальные орут как умалишенные. Даже когда просто чай пить зовут: «Гоша! ИДЕМ ПИТЬ ЧАЙ!». Я у них в квартире все время дергаюсь поэтому. А она меня по руке гладит, и слегка виновато, почти шепчет: «Ты не пугайся, мать просто до сих пор не может привыкнуть к бабкиной глухоте, она своим криком удостоверяется, что не оглохла сама.» Глупо, да? Я когда из их квартиры выхожу, мне кажется, что фильм закончился. Экран погас, все встали — и к выходу. Все хочу зарисовать их всех, но не представляю, как на месте хоть на четверть часа задержать. Представляешь, кадр: мастурбирующая девушка с печальными глазами перед рассыпающейся старухой! Да брось ты, никакой я не извращенец. И она не извращенка. Что она извращает? Она просто хочет, а скрыть этого не умеет, или не желает, не знаю. Если второе, то она поднимается в моих глазах еще на пять пунктов. После ее пяти пунктов вверх, которые она заслужила, оседлав передо мной кий. То, чем она увлажняется — расходуется или, вернее сказать, используется ею надлежащим образом, а не копится и не превращается в желчь. Она — кошка майская, нормальное животное. Ты видел, как едят очень голодные люди? Они жрут, их процесс поглощения пищи никогда не сопровождается оттопыренными мизинцами и правильным использованием столовых приборов. Ты же их за это не укоряешь. Да нет, я не завелся. И не влюбился. Я животных не люблю. Я в детстве к их хвостам банки консервные привязывал. Нет, голубей камнями не забивал. Я за ней наблюдаю. Делаю выводы. Даже, если хочешь, изучаю немного. Вот когда она родит, то будет, скорее всего одна. В смысле, без мужчины. Она будет чересчур много курить, вылизывать все вокруг в буквальном смысле этого слова, но баловать ребенка не станет, нет. Это точно. Почему? Потому что это ее. Как территория. А кошки территорией не делятся. И дитя, скорее всего, вырастет одиноким, замкнутым и злым. Но умным. Да, ты прав, к черту. Что это меня понесло? Говорю вот и говорю. Не молча же ждать. Да. За полгода — единственная. Больше ни с кем. Как привязанный, словно медом вся вымазана для меня после этого кия. Первый раз к ней пришел, первый, представляешь, а она мне говорит: «Хочешь, покажу кое-что?» Озорно так говорит, вернее сказать, с задором, словно у нее есть коронный фокус карточный, или трюк акробатический: на шпагат там сесть, ногу за шею закинуть... А она хоп — и с кием это проделывает прямо перед носом у меня. Мы с ней до этого целовались-то пару раз, на выставке моей, пьяные в ноль. А тут — будто... И все. Да нет, я не волнуюсь. Просто очередь подходит, как-то не по себе немного. Я уверен, что все в порядке у меня. Чувствую себя здоровым, как лев. Как никогда. Быть не может, чтоб со мной случилось такое. Но тебе спасибо, что со мной пошел, отвлекаешь меня разговорами. Да, ты прав. Это я сам себя отвлекаю. Что-что, а поговорить я всегда был горазд. Знаешь, кстати, как этот жест называется? Ну вот ты сейчас сидишь и ногой качаешь — вверх, вниз, вверх, вниз. Ну, нервничаешь, понятно. А на самом деле, это означает, что ты укачиваешь ребенка сатаны. Спать ему помогаешь, понял? А, не помню. Читал где-то. Сидишь тут со мной. Место-то не из приятных. Меня? Номер у меня какой? А, да — я семнадцатый. Ну все, пошел. Повторный. Неделю назад. Хорошо чувствую. Да я спокоен. Не один пришел — друг вон в коридоре сидит, а что? Подтвердился? А не ошибка? Точно, не ошибка? Не может быть. Я ведь здоров как лев. Да, двадцать восемь. И что же теперь? Но ведь может... Какая больница? Да я ее убью! Кошка драная, с- У- У- к- А- А- А!!!!!!!!!!!!!!!!

Speaking In Tongues Лавка Языков

Катя Дробовцева

Семнадцатый

Speaking In Tongues
Лавка Языков