Speaking In Tongues
Лавка Языков

Катя Дробовцева

Четыре комнаты и любитель порыбачить

Все, кто после неудачной попытки самоубийства, – они как дети. Они сидят в лодке, с перевязанными кистями, с бледными кишечниками, и спрашивают: «А что, здесь правда рыба водится?» И хрен знает, что им ответить. Что не их собачье дело? Что их сюда вообще не за этим прислали? Так-то я к ним терпеливый, только вот рыбалка – это моё, это святое, и тех, кто относится к ней как к развлечению, я не особо жалую. Но я учу их правильно закидывать спиннинг, «обманку» делать, хотя они, ёб тыть, даже червей-то копать не умеют. И еще. У них всех, практически без исключения, большущие глаза.

Комната в конце коридора.

«Была середина лета. Странно, но встала я очень рано. Мне захотелось есть. Я оделась, вышла на улицу, дошла до ближайшего “МакДональдса”, съела там чизбургер и пирожок с вишней. Очень вкусно. Вообще, я не очень люблю fast food, но иногда почему-то нравится этот запах – очень кухонный, очень масляный, так пахнет дома у неряшливых старух, в этом что-то есть. Рядом сидела какая- то женщина, она у каждого вошедшего спрашивала время, а потом предложила официантке душистую герань. Правда! Она сказала: “Хотите, я принесу вам душистую герань? Она чудесно пахнет. У вас есть горшок, куда посадить?”. Официантка сначала ничего не поняла, это, кстати, их отличительная особенность, именно женщин-официанток, а не мужчин-официантов, а потом разулыбалась: “Несите.” Я сидела рядом, ела, слушала, и мне ужасно хотелось сказать, чтобы не брала она герань – от нее голова болит. Там вообще было столько странных людей. Была просто вылитая Русалка. Я чувствовала себя последней дурой, потому что невозможно было поверить, что у нее нет плавника – хвоста, и я действительно, на самом деле заглядывала под ее стол. Когда мимо проходила. Так – хоп, нагнулась, ноги красивые увидела, и быстро – быстро к выходу. На улице – солнце светит, люди бегут, а вокруг газоны стригут, и воробьи копошатся в мертвой траве. Я на лавочку села, достала сигарету, и, как обычно, не той стороной в рот вставила. Потом, естественно, перевернула правильно. Полезла в сумку за зажигалкой, а вместо нее зачем-то еще одну сигарету вытащила. Поднесла ко рту, поняла, что гоню ужасно, и все пальцы у меня в кетчупе. Первая сигарета всегда заставляет сердце учащенно биться, и я обычно сразу же начинаю думать о себе всякую чушь. Думала, думала, ужасно себе этим надоела. А люди идут мимо и на мои забинтованные запястья пялятся. Вот я и решила приехать сюда – отдохнуть немного. Здесь здорово. Тихо, коровы неподалеку ходят.»

Комната напротив лестницы.

«Вы меня только не фотографируйте, хорошо? Я не люблю. Глупо чувствую себя. Я однажды даже в рожу дал одному парню, который попросил сказать “сы-ы-ыр”. Меня это почему-то взбесило. А вообще-то я не агрессивный. Я легко раздражающийся просто. Рассказывать мне вам нечего. Никакой я не уникум, а это все упрощает. Не стану же я вам сейчас говорить, как на собрании анонимных алкоголиков: “Я, Вася Пупкин, стоявший на учете в наркологическом диспансере с такого-то года по такой, с маниакальной тягой к суициду, ныне веду совершенно иной образ жизни, пересмотрел многие свои поступки, а также взгляды на свое существование, которое не считаю, кстати, первым или последним, в связи с чем настроен относиться ко всему спокойно, как человек недостойный лучшей участи по причине не самой чистой кармы, что тоже исключительно мои проблемы – вам, следовательно, интересные постольку – поскольку. Тяга моя, кстати, не настолько уж и маниакальна. Пяток раз пытался снотворного перепить, но это скорее нервное, от умственной усталости, нежели от желания больше не жить. Но организм мой, в противовес моего к нему отношению , меня любит, и погибнуть в цвете сил не дает, за что ему, наверное, большое спасибо.” Всё? Хватит? Хватит. Валите, спать я буду.»

Комната, что почти у выхода.

«Я сидела у окна и смотрела на странную мешанину из котят и ворон. Целый двор котят и ворон. Вместе едят что-то. А посреди них стоит бабка с клюшкой и собакой и смотрит на них. Как будто своя. Просто в обличье другом, неудобном и сломанном уже. Старость… Одна моя подруга написала однажды в каком-то стихотворении: “Хочу быть старой, ты же – молодым, чтоб на тебя подолгу я смотрела.” Она действительно хотела быть старой, она частенько об этом говорила. Странное какое желание, правда? Больное. А ведь мы все какие- то больные. Поколение такое, наверно. Хотя… Может, мне просто не хочется в этом быть с подругой наедине в одиночестве. Я вот, к примеру, ненавижу чужие письма. Мне их сразу читать хочется. Ничего не могу с собой поделать. Если вы хотите пожелать мне ночного кошмара – пожелайте мне увидеть во сне стол и стопку чужих писем на нем. Что-то сродни клептомании – воровать чужие чувства и мысли без возможности удержаться от этого. Все это началось, видимо, тогда, когда я прочитала его письмо к ней. Как оказалось, первое. Потом уже было не остановиться. Второе, третье, четвертое… Я почти перестала есть, я не узнавала себя в зеркале, я не верила никому, только этим написанным чьей-то рукой словам. Я вытаскивала письма из соседских почтовых ящиков. Письма разные – любовные, семейные, деловые. Я читала чужие счета, квитанции об уплате за свет, за телефон. Мне совсем это было не интересно, совсем не нужно, но ощущение моей странности, моей ненормальности, новое такое ощущение захватило меня, я почувствовала свою ущербность так сильно, что она вжилась в меня и стала моей, как рука или ухо. В принципе, я не делала никому особого вреда. Никто не заболел из-за меня, никто не умер. Был даже момент, когда я почувствовала себя Мессией, решающим кому и что можно дозволить узнать, кому дать кусочек бумаги в конверте, а кому и не стоит. Эту свою страсть к чтению чужих писем я чуть не превратила в профессию. Я даже собиралась бросить свою, нынешнюю работу, для того, чтобы на почту идти трудиться. Но как-то сумела остановиться. Здесь я уже четыре месяца. Первые два провела в гипсе. Мне повезло – четвертый этаж, а всего лишь переломы ног и ушиб мозга. Как- то нелепо, правда? Будто бы я падала в позе эмбриона...»

Комната с дверью без ручки.

«Вы мне не поверите, но застрелиться я пыталась от счастья. Правда-правда! Знаете, такое бывает – когда не можешь справиться с каким- то навалившимся откуда ни возьмись чувством. Сильным чувством. Мне когда по телефону сообщили, что его нашли, я аж к земле пригнулась, будто бы на меня что-то сверху упало – большое, мягкое и теплое. Мы ведь его год искали, год! Во все газеты, на все радио давали объявления. Он ведь больной у нас, его лечить надо, уколы ставить, таблетки разные. Все приметы, все привычки – все описывали, по улицам ходили, у людей спрашивали. И тут вдруг – раз, и звонок! Нашли, говорят, сидит у нас, плачет. Приезжайте – забирайте, пока не ушел опять куда-нибудь. А я вместо этого быстро – быстро побежала к столу, взяла пистолет, к голове приставила и выстрелила. Не понимаю, почему. Но сделала. Пистолет, как понимаете, не заряженным оказался. Просто щелчок, и крик сзади. Муж как раз в комнату входил, узнать, кто звонил. Напугался, конечно, очень. Ну и решили мы, что хорошо бы мне здесь побыть некоторое время, отдохнуть. А они приезжают ко мне часто, да. Он бегает в траве, за коровами гоняется, ему хорошо здесь – раздолье! Побегает, побегает, прибежит, все лицо мне оближет, старикан мой. Где пропадал год – ума не приложу. Собака-то ведь не ответит.»

Speaking In Tongues Лавка Языков

Катя Дробовцева

Четыре комнаты и любитель порыбачить

Speaking In Tongues
Лавка Языков