Speaking In Tongues
Лавка Языков
О любви
«Любовь – это глагол,
Пёрышко на моем дыхании…»
(Э. Фрайзер )
Грусть моя.
Золотом по шелку лба шитая.
Не танцуй в душе моей,
Не двигай плавно руками,
Не улыбайся уголком рта.
Ты слила уже холод весь в кончики пальцев,
А тепло вон прогнала.
В пустой комнате ты – в одном углу,
Я – в другом.
Смотрим мы в глаза друг другу.
Смотрим и спим,
Спим и смотрим.
И снится тебе,
Что пухом и перьями
Стираешь ты все мои воспоминания –
И лечишь как будто,
Но так больно.
И так скучно чувствовать
Переливание сухих слез твоих
В меня,
Минуя тонкую кожу.
Они будут осыпаться
На полированный пол
Пылью белой и злой.
Когда подует ветер,
То соберет ее с пола
Колючим облаком,
И я задохнусь в нем.
Каждую частичку прочувствую,
И это будет последним,
Что буду помнить.
На прозрачном листе
Моей души
Появятся кружочки и крестики.
Ты прислонишь его
К солнечному окну
И обведешь все, что есть за ним.
Твердым карандашом.
Карандашом, который не ломается
И оставляет за собой серый неживой след.
Потом картинки будут меняться,
Как в плохом мультфильме –
Все станут похожи
Друг на друга,
Запоют,
Высоко подпрыгнут,
Высоко!
Как сладок кусок падающего сахара…
Как влажен рот его ловящий…
Так это было легко.
Так легко, как это бывало
Только в ярком раннем утре,
Не проснувшемся, невесомом.
И не то музыка,
Не то жуки с крылышками
Щекотились в уши,
Делая губы слишком уж счастливыми.
Шагами огромными,
С размахом рук
И подбородком на месте носа,
Несется моя душа
По этому желтому
Пространству летнего зноя,
Обтекаемая
И меняющая траекторию
В зависимости от направления
Ветра.
Она нема –
Это только глаза
Молчат.
А мы перестали молчать.
Мы добавили к имени «ша»,
И сразу же стали
Махровыми.
И стакан в руке
Стал напоминать женщину.
И квадратный стол
Стал круглым.
И темнота за окном
Потеплела.
И позволили
Кончикам пальцев,
Краешкам губ,
Розочкам в разрезе волоса,
Зрачкам
Большим,
Недолгой боли в висках,
И тому, хорошему,
Взять нас.
А потом положили в воду,
И вода сохранила это,
И наложила на это
Печать и запрет свой.
И если б мы снова
Тронули это,
Недозволенное,
То долго носили бы
На пальцах своих
Влажную пыль.
Отмыть ту пыль
Можно.
Но обжигающая холодом вода
Бывает в том источнике раз.
Один.
Не для нас –
Это точно.
Тот, кто опустил
На дно флейту,
Бесконечно лежал рядом
С миллиардами капель,
И звезды
Перетекали в глаза его,
А отражение глаз его
Нереально ярким бликом
Плясало на стене
Твоего далекого солнечного утра.
Неведомые невидимые птицы,
Глядясь в зеленые зеркала
Мокрых листьев,
Негромко чистили свои горлышки,
А случайно задевая когтистой лапкой
Чужое гнездо
Третьим глазом прикрывали
Свою неловкость.
То, что мы положили
В воду
Уже обросло
Чужой кожей пузырьков.
Вода сохранит это.
Вода сохранит это
Гораздо дольше,
Чем отражение
Твоего бледного лица,
Такого непостоянного
От вечернего ветра.
А рядом я.
Такая настоящая –
Целуй мои ладони.
Кидай на меня фонтаны поющих взглядов.
Ну же!
Или ложись
На мой след в кровати,
Повторяя контуры моего тела
Точь–в–точь.
Лежи без дыхания,
Боясь даже движением глаз
Спугнуть мой
Запах.
Ты помнишь, что было дальше?
Зима.
Просыпалась на землю.
Неотвратимая, как утро или вечер.
Как тоска после шумного празднества.
Задвинутые в угол книги
Прочитаны.
Тепло у огня
Украдено.
Глаза напротив,
Которым сказано.
Одеяло,
В темную бесконечность которого
Есть сильная и громкая необходимость дышать,
Чтобы согреться.
Лед на окнах,
И прижатые к ним нагретые на батарее пятаки,
Вспоминающие детство.
Бегущие в подъезд
Собаки с поджатыми хвостами –
Там приют котам.
Тонкие высокие деревья,
Похожие на изогнутых в истоме
Поэтесс
С утренними мундштуками в бледных кистях.
Музыка,
Вылетающая из магазина
Музыкальных пластинок,
Тут же замерзающая,
И нотами – снежинками
Опадающая на мохнатые шапки.
Другая мелодия
Создавалась
Так.
Объявление на заборе:
«Спасибо, что не купили у нас маленькую белую собачку. Вы бы измучили
ее своей любовью.»