Speaking In Tongues
Лавка Языков

К.С.Фарай

Прощание С призраками

© К.С. Фарай, 2001.

под знаком зверя

плоть земли

прощание с призраками

новые оттиски

после любви

под знаком зверя

ТИШИНА

Тихо, рассвет...

Или звон часов

Металлических,

На стене

Или у окна,

Вдали или у изголовья?

Не слышу. Только

Одна тишина, но не та,

В которой исчезну.

ЛИСТВА

Луна желтой

Тенью несется

Над тучей,

Теряя лучи среди

Черных ветвей.

Спешит растаять...

Страшная

Шумит листва

Над головой.

птица

И в этом последнем

Возгласе птицы –

Услышу ли

Говор лесов,

Шум ручья

Нежно-синего я?..

И потом, когда

Завершится разрыв,

Расплавятся нити стальные,

Расставит неведомый бог

Мне темные

Сети над Вечностью.

Озеро

Я один в изумительной комнате

Безнадежно воспел

Шелест лилий сияющих.

Там, на столе —

Озеро слез моих высохло.

Жду я первого

Взгляда солнца

Сквозь застывшие

Стекла, в окно.

Память

От рук моих

Тянутся нити,

От головы и от ног.

По белой бумаге

Скольжу, как по льду.

Проруби в памяти

Или провалы...

Где всякий предмет

Говорит за себя.

обрыв

Площадь вокзала...

Гудят поезда.

Над обрывом

Невидимый мост

Воздвигли из рельсовых сплавов.

Стрелки часов замирают

Над дырами времени,

Вижу себя я

В неведомом,

Будущем сне.

За закрытой дверью

Когда закрывают дверь,

Я остаюсь в тишине

И не боюсь никого.

Только во мне

Медленный зверь

Пасть разевает стальную, зубами

Щелкает злобно, крылами

Машет, в высь не взлетая.

Пляшущий паяц

Ты подошел к последнему месту

Встречи. С неведомым другом останься.

Когда голоса затихают, иди

Навстречу безмолвному ветру. Минуешь

Ты города, ставшие горсткой

Золы. Бывших некогда плотью

Призраков встретишь и, вспомнив тогда,

Что ты среди мертвых, оставленных Богом

До самого Судного дня, улыбнешься

Зловеще. В дырявом плаще до рассвета,

Прищурившись, старый презренный паяц

Будет плясать на пустых перекрестках.

Боль

Первооснова всего –

Боль, затаенная в нас.

Демоны с ревом глухим

Вырвут ее из груди.

Рождение звезд

Пунцовое небо застыло

В предчувствии звезд.

И начало покрываться

Ранами. Кто-то

Незримый склонился

Над колыбелью пустой.

Путь

Без тела и тени,

Без воли и страсти,

Пугаясь знамений,

И собственных мыслей

Не зная. Без тени

Надежды, без страха

Ее потерять

Мы скользим

По зловещим

Путям мирозданья…

Без веры и чувства,

Любви и желанья.

Великое знамение

Виной всему наша безмерность и камни

Под неподвижной водою. Они, наперед

Зная каждый наш шаг, непременно ударят.

Виной всему опыт познанья. Но мы познаем

Не бессмертье, не зло и добро, но бессмыслицы

Жизни и смерти. Нам напоминают

Они балаганное действо с нелепым концом.

Повинен во всем человек – создающий из камня,

Металла и глины какую-то тварь. Невдомек

Ему, что телец золотой, пробудившись, похабно

Заблеет и землю тяжелой ногой подопрет.

Ночь

Нежно глядит

На меня

Насмешница ночь.

Каждому глазу дает

Уснуть по отдельности,

Каждой клетке мозга,

Каждому мускулу тела.

Нежно гасит

Сознанья огонь

Насмешница ночь.

Лиловый луч

Прольется лиловый луч

На темные камни памяти.

Лики богов оживут,

Кудрявые головы бесов

Вместе со звездами

В скважину

Вечности канут.

прикосновение

Дай волос золотых

Дивные пряди

Гребнем мечты расчесать.

Пусть коснутся седой волны

Корабли

Мыслей моих.

Не пылают

Белые их паруса.

Белка

Пой на рассвете,

Жестокая белка,

Бросайся в мокрый туман

Под колеса

Грузовиков и автобусов.

Песни своей отголосок

В сердце моем

Ты найдешь.

Омут

Пепельный омут

Ждет своей жертвы.

Разинула пасть

Тихая бездна,

Как могучий

Паук, меж еловых

Ветвей затаясь.

падение

наваждение

Я смотрю на

Пустую улицу.

Розовые фонари

Прорезают ночь,

Асфальт отражает углы

Темно-серых зданий,

Красные огоньки вдали

Мигают, как

Воспаленные глаза.

Все теряется в кругах.

Я засыпаю...

Мой сон переносит

Меня в Рим.

Улицы – узкие

Как тропинки.

Светит солнце.

Люди размахивают руками,

И бегут

По направлению

К площади.

Музыка непонятной процессии

Сливается с криками бегущих.

Нашли человека

Похожего на Мессию,

Теперь его

Хотят сжечь.

Он боится.

Закрывает лицо

И плачет, как ребенок.

Я ударяюсь головой

Об изголовье кровати.

Мне снится

Последняя казнь Христа.

ПАДЕНИЕ

Какие нужны краски,

Чтобы описать туман?

Светло-белые? Прозрачные?

Как отразить цвет солнца,

Луны, тающей

В звездном потоке?

И почему так трудно

Нарисовать зеркало?

Конусы, пирамиды,

Треугольники,

Миллионы глаз,

Разделяющих пространство

На миллионы окружностей,

Бесчисленное количество аксиом,

Потерянных в одной,

Никому не известной теореме.

Это геометрия

Лица Вселенной;

И я падаю в него,

Натыкаясь на углы

И квадраты.

Елене А.

Сон

Мне снилось, что я

Целовал тебя в ладони.

Просто целовал

Тебя в ладони

Всю ночь.

Ты улыбалась и следила

За моими губами.

На них я чувствовал

Каждую линию

Твоей судьбы.

Ожидание

Линии, линии

Странно смыкаются.

Зеленые, синие –

Все на экране.

Сердце сжимается,

Круг замыкается,

И остается только

Ожидание...

– Ах, зачем, зачем,

Может, лучше

Пуститься по ветру в тучи?..

Но ты все ждешь неустанно.

И должно быть

Действительно странно:

Утром ты ждешь

Вечера.

Вечером жжешь

Свечи.

Предпоследний закат

В тот год хоронили

Друзей. Пили водку
На кладбище,
И на ветру оставляли
Свечи на пыльных

Памятниках. Жарили

В желтой фольге
Сторублевый гашиш,
И замирали в креслах,

Теряя дар речи.
Звонили по одному
И тому же номеру,
Просто домой
Или Богу...

Мертвые ангелы

Стен простирали
К нам руки.

И сквозь

Зловонный дым
Мы глядели
Друг другу в глаза
Без белков,

А потом разбредались,

Чтобы уже

Не встречаться.

И снова

В аэропорт

В пять утра.
Груды вырванных

С корнем деревьев.
Бушевал ураган
Переплавленной
Медью листвы...
Предпоследний
Закат утонувшего года,
Предвестьем распятый.

путь в Калифорнию

Впереди Калифорния.

Мост Голденгейт –

Будто не расставались…

Как давно

Не бродили

По берегу мы,

Не мчались

110 миль по шоссе –

В Кармэл,

Где Робинсон Джефферс

Проклинал человечество…

Как давно

Не ходили мы

В порт Сан-Франциско

Взглянуть на прибой.

...Путь домой!

И все та же

Немая усталость…

И забытый багаж,

И любимые

Лица в толпе.

Пути ветра

Когда ломаются

Самые тихие сны,

Безропотно бредет

Человек к морю,

И звезда не сияет,

И не плачет

Ему в след.

И на самой

Верхушке перелома

Впивается в грудь

Ясная цепь,

Как коршун,

Парящий над

Выгоревшей травой.

Неисповедимы

Пути ветра,

Слабые птицы

Летают стаями.

Поздний час –

В полумраке

Я лик судьбы различу.

пасхальная песня

Бледный воин

На черном фоне –

Фотография Христа –

Ветхий плащ,

Позабытый ангелами,

Наверно, в спешке –

Веки ангельские

Не раздвигай руками,

Ибо не суждено им нести

Бремя войн –

На хрустальном фоне

Нежно время

Вырежет

Дыры глаз

На фотографии

Христа.

Потерян за чертой

«Потерян за чертой!» –

Звучит так отчетливо.

Проговаривается

Каждым слогом.

Потерян за чертой!

За длинной, сломанной,

Вытянутой, взлетной.

Потерян – навеки или на миг?

Звездой или планетой?

Потерян в криках

Мертвых поэтов,

Потерян среди века...

Или просто

Спрятался в рассветы –

В эхо?.. Я потерян,

Как пудель на перроне.

Выброшен, как помеха,

Наружу выть.

Или, может быть,

Среди боли и смеха,

Среди всех богов,

Которым вы верите

И которых

Вы видите в мечтах,

Как за окружностью

Невидимая черта...

Я – потерян!

плоть земли

плоть земли

Мгновеньем дышит

Почерневшая земля.

Словно река,

Выходит из берегов,

Выходит из себя,

Замыкается

В своих основах.

Разрываясь, сердце

В середине земли

Ждет неимоверного удара,

Самого глухого

И самого долгого.

Раскачивается, тянет

Нашу плоть

К чужой плоти.

К незнакомому берегу

Спешат руки и глаза мертвецов,

К неизвестному острову

В середине земли.

Cлушай, как бьется

Сердце земли.

Все глуше

И глуше,

Тяжелее и тяжелей.

С каждым ударом

И взрывом чудится, будто

Последние силы теряет.

Слушай же

Пульс земли...

На руке этой

Можешь прощупать,

Неровный, тревожный;

И человек,

Что в силах

Он сделать,

Как сможет

Противостоять

Стихиям, давленью,

Концу?

Нет, это не тайна,

Тайна в другом…

В нашем всечасном

Стремленье постичь,

Не отшатнуться

От этой загадки,

От Сфинкса молчащего.

... Память молчанья!

Не стать бы

Нам плотью

От плоти...

Мы – дикие птицы,

Давно

Потерявшие голос.

Мы – черепахи,

Вобравшие

Головы внутрь.

Ждем мгновенья

И встречи под

Треснувшим

Панцирем века.

пальмовый берег

Анне Глазовой

Посреди раскаленного города

Чувствуешь воздух ладонями.

Лохматые крылья расправил

Бруклинский мост.

Крыши, скребущие

Небо ржавыми шпилями.

Те же витрины. Над головой

Поезда, скрежетом

Рельс перегнавшие время.

Столетние клены корнями

Царапают толщу асфальта.

... Здесь похоронен

Рахманинов!..

Полуслепая старуха

С «ментоловой»

В скрюченных пальцах –

Дочь Федотова

Смотрит на волны Гудзона,

С тихой тоской

Вспоминая Палм-бич.

москитобойка

Сверлит рану

Бурый москит.

Буравит острым

Хоботком.

...Хлоп! –

Потом

У меня жужжит

Над головой.

Просыпбла соль

Сначала на пол,

Потом на стол,

На плиту,

В корзину с фруктами,

Перепутала ее

С содой,

С сахаром,

С мукой.

– Вылупился.

Не даешь собраться.

Чемодан трещит,

Лопнет,

Словом, словно

В последний раз

На Пасху

Христос воскресе.

Будешь один

Свои яйца

Колоть об лоб.

Пьет москит

Из раны амброзию,

Цедит,

Перевернулся, сплюнул –

Горчит.

Бросила:

– Человек ждет,

Не таксист

Все-таки,

Обидно...

Бросила, обходя

Блок

С чулками.

Сердце тревогу бьет,

Барабанит о ребра.

Бьется москит в стекло,

Застревает в щели

Писком,

Насосавшись

Дурной крови.

...Хлоп!

– Книгомёт.

статуя

Как подстреленная чайка,

До хрипоты, ты кричала во сне.

Я называл тебя «девочка».

Отче милосердный,

Прости рабу Твою...

И наутро проснувшись

Блаженной блядью

Отдавалась ты городу,

Лежа ничком.

... Я тебя не хочу.

Перекрестки суммирует

Мертвый проспект.

Очумевший

От тусклых зрачков

Одноразовых «мыльниц»,

Пробуждая Бродвей,

Бьет копытами

Бронзовый бык.

пивная

Окурок в застывшем пиве

Шевельнул ножками

И исчез, как муха

В капле янтаря,

Неожиданно украсив плоскость

Разрушающегося застолья

Неприкосновенной

Насыщенностью

Сочетания золотого

С изумрудно-черным.

По блюдцу сползало

Выпущенное кольцом

Ожидание столетней смолой,

Медовым, сладковатым

Привкусом синего,

Струясь изо рта,

Дымящегося

Последней сигаретой.

... Тошно.

Допив девятую кружку

До золотого дна,

Пройдем,

Не расплескав отчаяния

В предбаннике

ночного кафе.

потом

Сильными пальцами

Надавить на

Век прищур.

Выжать души суррогат –

Опал, сердолик, яшму.

Пастой сандаловой,

Сгустком яви,

Сросшихся губ

Прощанием

Веки твои прикрыть –

Белые пятна.

Ватой, бинтом.

А потом зарыться

Лицом в ладони,

И хохотать над

Собой дусмерти.

Так хорошо.

Так хорошо.

Так хорошо.

Хорошо...

– Я Раста.

Не вплетайте

Мне в косы паутину.

Коконом на

Осином гнезде –

Every thing will be all right,

Every thing will be all right,

Every thing will be all right.

Створкой

Вороньего клюва,

Одуванчиком

В косой осоке,

(Шепотом)

Every thing will be…

поклонение

Ире

Девушка с ребенком

На полу.

Прячутся от жары,

Простирают руки

К своим снам –

Их сны далеко.

– Положи меня

На колени,

Маленький воин.

...Ты вырастешь

Сильным, и я

Покажу тебе

Танец Картикеи,

Тайны звучания «ом» –

Мускулы моего лица.

Покуда оно

Не в морщинах,

Потом

Ты сотрешь

С разрисованных

Губ шепот.

Плавится воздух.

Вот так облака,

Так цветок распускается,

Так лес,

А так – отчаяние.

– Ты сможешь

Стать сильным?..

Так – лунный свет,

Значит боги

Не тронут тебя

Даже там

За океаном,

Где та же луна.

Мадрасское лето

Налипло священным навозом

На сердце

(И ящерки на

Не побеленных стенах

Ловят мух).

Так лес,

Так цветок...

Только жест,

Только тень моя, та,

Что справа всегда,

Со старушечьим

Смехом

(Без фонограммы),

Мудра, целомудренна,

Так же

Звенит бубенцами

(Ты поймешь)...

...«Та-тэй».

Я научу тебя

Плакать руками

На воздушном холсте.

Декабрьский пейзаж

Падает снег

На «ракушки»,

Ложится лохматый туман.

Арктическим полем, пятном

Промелькнувшего Cевера

Вливается в небо белесое

Битцевский парк.

Вспомнились айсберги

В иллюминаторе,

Рейс «Анкоридж–Москва».

Там жемчужины спрятаны

В серых коробочках

Многоэтажек,

На застекленных балконах,

На палубах лоджий.

Или просто

На лестничных клетках

Замерзли плевками.

– Пусть, как запись

Наскальную, стены хранят

Уравненья признаний...

... Ты там был,

Прошлогодний

Щелкунчик, упал

И пропал:

Шоколадной монетой,

Коробкой антоновки,

Взглядом в окно,

Днем рожденья

Какой-то девчонки,

Что в канун Рождества,

Слепком белой воды,

Выдыхая едва:

«Теплый стан»,

Снег, декабрьский

Пейзаж.

о тех самолетах

расскажи мне о тех самолетах
которые никогда не падают
и о встречах которые никогда не случаются
или случаются но думаешь что уже очень поздно
будет и совсем не так как хотелось бы

твой бережный голос будит небрежную память
и если на миг посмотреть на небо то
наверное можно увидеть
такой самолет

прощание с призраками

пещера

«Прежде всего, разве ты думаешь, что находясь

в таком положении, люди что-нибудь видят свое ли

или чужое, кроме теней, отбрасываемых огнем на

расположенную перед ними стену пещеры? ...»

Платон, «Государство»

Вода переливается

Через край.

«Край» – д у ш а.

Ее двойственность

Притягивает тяжесть.

Накопленные ощущения

Выплескиваются на стол,

Как сладкий раствор,

Собирают пыль

И пучки грязных волос;

В прозрачную слякоть

Падает моль –

Моя ночная тень.

Каждое слово

Проваливается

В пустоту стен,

И я забываю кто я.

«Кто я?! Кто я?! Кто я?!» –

И крик теряется

Среди толстых стекол.

Умывальник.

Проползая

Сквозь темноту,

Протягиваю руки

К бесформенному

Блестящему носу.

Он выдыхает

Воздух и молчит.

...Закрываю глаза.

Закрытая темнота

Теряет цвет.

И я вижу, как,

Отстукивая мгновения,

Отсчитывая миллиметры пути,

В пустую раковину

Падают каменные капли.

Вдох – дыхание

Миллионов, –

Съедает целое море

Микроскопических существ.

И одно из них,

Самое дорогое –

Мое дрожащее «...я».

Кто-то поднялся сзади

Молча, бесшумно.

Кто-то засмеялся

И бросился бежать.

...«Стой!»

Внезапно кто-то

Кинулся вниз головой

С высокого края

Кровати снов в крест.

Это я таю в востоке

Миров и звезд.

Белая полоска света

Просачивается сквозь

Дверную щель.

Бросаюсь вниз.

Руками пытаюсь

Вытащить свет

Из-под двери.

Миллиметр

За миллиметром.

Погружаюсь в глубину

Пыльного угла.

Пол – холодный,

Серый асфальт.

Прислоняюсь к нему щекой,

Пытаясь глазами

Протиснуться в

Промежуток между снами.

Черные и белые цвета

Незримо вливаются

Друг в друга,

Дополняя себя.

Чьи-то громкие шаги

На другой стороне,

Как рев паровоза

Летящего с рельс.

Сторожа потушили

Бледную лампу

И ушли. Ночь.

Во сне я кричу,

Не узнавая

Своего голоса:

«Кто я?! кто я?!» –

Молчи!

Окно. Крестообразная

Рама – символ страдания.

Страдает тот,

Кто снаружи,

Внутри можно

Только ждать.

Это я снаружи

И внутри.

Сколько лиц у суток,

Печальных, восторженных,

Божественных, черных?!

Столько же «лиц»

Я ношу под маской

Своего лица –

Маской, скрывающей

Движения души.

прощание с нарциссом

«…Сын человеческий, сии люди допустили

идолов своих в сердце свое, и поставили

соблазн нечестия своего пред лицом своим.

Могу ли Я отвечать им?.. Я, Господь, дам ли

ему ответ от Себя?.. Я обращу лице мое

против того человека…»

Иезеркииль, 14.3.7.8

Вот озеро

И я...,

Я...

Смотрю – в зеркале

Озера

Три отражения:

Одно мое,

Второе

Того страшного

Человека;

Я пригласил

Его вчера

На ужин цветов,

И он привел

С собой третьего,

Кто третий?

Тот самый бог,

О котором

Нельзя думать.

Облака повисли,

Как белье.

Надо мной

Только облака,

Только облака,

Только

Я взведен

И раскраснелся...

Как ужасно...

Осенью

Северного солнца

Цель лица

Отражаться

Не стоит так...

Ой,

ой,

ой,

ой,

Ой!

Мне кажется,

Я превращаюсь

Я... я... поставлен

В неясную ситуацию

Перед собой.

Поставлен голым,

Прижат к тротуарам,

Головой вниз,

В самую грязь,

Вместе с маленькими углями

Из-под троллейбусных рук.

Прижат к проводам

Грудью...

Что это? Что...

Это лицо

Больше не похоже,

Не похоже на

Меня или того третьего

Пришельца...

Откуда он? Кто он?

На меня

Набрасываются растения,

Растягиваются в стены,

Все превращается в стены,

Вокруг меня стены,

Я становлюсь

Растением.

Скорее, если решили.

Невозможно

Больше ждать.

Нет,

нет,

нет,

Нет!

Не так больно,

У меня есть

Оружие –

Глаза.

Пятнадцать лет в затмении;

Накрашенные губы листьев

Под моими пальцами

Выплюнули кровавый сок...

Ах,

Озеро!

Я один опять. Но

Надолго ли?

Какое-то шипение:

«...Ззззззз...».

Шмель пролетел.

...Прощай!

Я давлю муравьев.

Они бегут по камням.

Вот их

Здесь сколько,

На камнях.

Могу целый день

Давить их и смотреть

Как они стонут.

Но что-то странное

Со мной сегодня,

Сердце

Не на месте.

Тогда за

Ужином, помню,

Говорили об

Олимпе –

Длинные люди

С линзами

Исследовали мои зерна.

– Какая-то дрожь,

Не могу встать,

Суставы не слушаются...

Боже,

Вижу,

Жжет же...

Остановитесь,

Невидимые руки,

Невидимые плечи,

Невидимая грудь:

Вкладываюсь

В другую форму,

Перестаю существовать

Как личность.

– Здравствуйте, я

Пригласил вас,

Но, послушайте,

Простите:

Я, по всей видимости,

Не в состоянии

Продолжать

Беседу.

Вино.

Сахар на

Верхней полке.

... Проходите.

Мой вид

Вас пугает.

Давайте

Отложим банкет

До следующего раза.

Скучаю. Уже другой.

Крови нет.

Сердца нет.

Мышцы зеленые,

Как у лягушки.

Кто я?

Что произошло?

... Вы меня

Ни во что не ставите,

У вас такой длинный язык.

Но сколько?...

Целое полчище,

Красные с коричневыми

Глазами.

Чудовища

Подымаются все выше и выше,

Хрюкают, как боровы,

Похожие на крыс.

– Мне послали

Этих чудовищ боги –

Они ненавидят меня;

И теперь они

Привели птицу

С прозрачными

Крыльями, у нее

На морде рога

Как у быка

И шкура медвежья...

– О Небожители,

Я проклинаю вас,

Грязные скоты, я

Теряюсь, я

Не нахожу слов...

...«Шшшшшш…».

Шепот трав.

Травы говорят.

Никогда прежде

Не слышал

Таких слов.

Листья, стебли

Теперь как люди.

...Лилии плывут,

Манят,

Лилии-царевны

Плачут обо мне,

С озера ветер принес

Запах их слез.

– Нарцисс, Нарцисс, Нарцисс,

Раньше ты

Не замечал

Нашу любовь,

Мы всегда

Тебя любили,

Всегда тебя любили…

Всегда тебя…

– О Zero,

Ответь мне…

– Это сон, Нарцисс.

Это превращение в сон,

Из которого нет выхода,

В котором все одно:

Это земной сон –

Сон совершенной

Ясности…

Я вижу цветок,

Мое лицо

Прекрасно,

«Я=?»

Так ждал

Этого.

ПРОЩАНИЕ С НИМФАМИ

(По мотивам Эклоги)

Ф а в н

Я нимф превознесу.

Столь свеж

Их легкий ландыш –

Он взлетает в воздух,

Отяжеленный сетью снов.

Была ли то мечта?

Мои сомненья в грудах

Древней ночи сплетены

Во множество ветвей,

Бежавших из истинного Сада.

...Я часто отдавал

Себе в награду идеал

Греховных роз.

Что ж, попытаюсь

Вспомнить...

«Ты говоришь

О женщинах,

Они, быть может,

Смогли узнать желанья

Твоих высоких чувств.

Фавн, иллюзии ускользают

От голубых вежд

Холодных,

Как весна в слезах.

Одна – невинна,

Как ветер в жаркий день,

Скользит в твоем руне».

О нет! Безжизнен этот миф.

Захлебываясь пылом

Новых битв, похожая

На шепот родника,

Свирель повсюду

Разливает мою песнь,

И легкий ветер

Срывает ее с губ

Моих двух флейт.

И прячет звук

Среди пустынных

Ливней, за горизонт,

Где дышат голоса Сирен,

И вновь овладевают

Небесами потерянные

Звезды вдохновенья.

«О нежный сицилийский

Берег, мягче солнца

Твой свежий ил,

На нем покоится

Мой безответный хаос».

Бесшумные цветы

Твоих огней

Напомнят мне:

– Здесь я срезал

Пустой тростник,

Смирённый талантом,

И бледно-золотой

Далекий отблеск

Померкших лоз я

Отдавал весне.

С ней засыпали

Дикие мечты,

И в стон прелюдий,

Пробужденный флейтой,

Взлетали лебеди,

Нет, то Наяды

Взлетали

Или врезались...

В н у т р и сжигает

Страшный час,

Каким искусством

Обволакивает гимны

Того, кто жаждет

Звука «ля»?

Иль первозданные

Смогу найти я слезы,

Оставленные в бурях

Лилий древних?

И голос задрожит,

Что до меня

Был нем.

В безмолвье

Сладкое едва

Раскрытых губ

Вольется поцелуй,

И п р е ж н и й шепот

Родится в неуверенной

Груди – слепой укус,

Таинственный,

Как первый зуб.

Но хватит!

Кто, если не флейты

Гортань двойная

Силу тайн врезает

В голубизну небес?

Я повернусь

Другой щекой к себе,

Отдамся грез

Невидимому соло.

... Не завлечь

Нам пространства

Красотой бесстрашной

Лжи. Не примирить

Их бренным

Нашим пеньем,

То воссоздав, чему

Любовь научит,

Не выйдя из мечты,

(Под занавесом глаз),

Из пустоты печальных

Линий вен.

«Попробуй, инструмент

Полетов,

Сиринкса злая,

Расцвети у тех озер,

Где ты ждала меня!»

Как прежде, горд,

Я стану говорить

О чистоте богинь,

Срывать

С их темных станов

Пояса блаженств.

Пусть виноградины

Пожертвуют мне

Свой святой нектар,

И в нем растает стыд.

Я буду снова

Смеяться и к небу

Подниму пустые

Лозы. Пусть пьян,

До в е ч е р а

Смогу я

Помнить жажду,

Глядясь в простор

Его великолепий.

«О нимфы,

Что наполняют

Память дерзновеньем,

Посох мой,

Врываясь в заросли,

Пронзал немые шеи

Тростников, топил

Их стоны в океанах гнева.

Печальные купальни

Их волос терялись,

Исчезали,

Струились вниз,

Как дикие алмазы».

– И я б е г у ...

Пусть под ногами плачут,

(На вкус, там были –

Две девы дремлющих,

Сплетенных воедино).

– И я х в а т а ю ...

Не разделяя их, лечу

В этих кустарников

Размашистую тень –

Убежище иссохших

Роз истомы.

– Как восхитителен

Гнев девственниц –

Восторг беспечной

Наготы, укрывшейся

От губ моих горячих

В дебрях плоти.

... Увы!

( Ш е п о т о м )

«Жестокий суд

И состраданья слезы

Теряют чистоту

В одном

И том же страхе».

... Вина же моя в том,

Что, побеждая

Лживый страх,

Я вылетел из сети,

Лишенной поцелуев,

И перед тем

Как заточить

Свой стремительный

Смех в счастливом

Удалении одной,

(Пока я держал в себе

Ее крылатую белизну,

Умащенную сладким

Желанием младшей,

Скрытной,

Не запятнанной

Стыдом),

О, без труда моя

Желаемая дичь

Выскользнула из рук

И освободилась,

Ушла, оставив

Меня безнадежно

Пьяным...

– Другие мне раскроют

Тайны счастья,

Своими косами

Обвив рога мои.

Ты знаешь, бордовый

Взрыв страсти

Подобен гранату –

Напитку пчел.

( П о е т )

– Пускай для них моя

Не остывает кровь.

В заветной рощице

Не отыщу я вновь

Того, кто у ручья

Мой давний след учуял.

И покидая явь,

С трудом пробормочу я,

В пропавшем семени

Подвигав животом:

«Adieu, посмотрим, чем

Вы станете потом».

И с этой мыслью ад

Подземный посещу я,

Чтоб жажду утолить

Священным кипятком.

( З а с ы п а е т )

призраки с пер-Лашез

Переворачивая

Страницы

Толстых томов

Поэзии современности,

Имена долго произносить зачем…

Нью-йорк, Париж, Лондон.

Страницы нигде

Не кончаются,

Начинаются с запятой,

С маленькой буквы.

Вам нравится?

Вы не знаете, что вам нравится.

Но я расскажу.

Муза с лицом

Полуангела,

С черными

Крыльями Дуэндэ.

Земля – всегда

Сердце для слез их.

«Ты маньяк

С желтыми веками,

Путь твой – по венам,

Пленник полушарий белых,

Глаза, обращенные к лону

Шопена – Мazurka, Мazurka,

Мazurka».

Лично, прочно.

Неужто нельзя

Просто писать

Трагедии, и создавать

Гамлетов? Нет.

Только Шекспир

Был шизофреником.

Посмотреть бы

Как череп сшит,

Пустой мордой.

«Век бит по шее

По уши. Не Дездемона.

То ли у земли течка.

Мир паху ее»...

Пришел тощий воин,

Погружаюсь в море воска,

Ухожу сном «Я=?».^* |^*(читать как «я»)

«...Снова восемнадцатая страница.

Снова восемнадцатая страница.

Снова восемнадцатая...

Что на восемнадцатой?

Что на странице?»

...«Отстань.

Отстань.

Отстань».

Сенатская площадь.

Царственный блеск

Башен. На Дворцовой

Окно в небо.

Звезды падают в Эрмитаж,

Вниз – топчу Голливуд

Пятой голых ног.

Сан-Франциско. Метро.

Москва. Клен. Сквер.

Как у Блока:

Ночь, улица,

Под фонарем

Спит Есенин

В розовом колпаке,

Аптекарь послал яд в Афины

Виа Федерал Экспресс.

Сколько еще вопросов, Сократ?

Прости, Сократ,

Мы ждем Иисуса Христа.

«Вы нетерпеливы.

Вы пока не поняли.

Вы заставили

Меня говорить.

Лингвист, критик,

Идите в тину.

Пусть судят свободные –

Жабы, червяки, муравьи, мухи,

Комары, бабочки,

Гусеницы. Боже!»

Африка. Ресторан «Континенталь».

Расстреливаю призраков

Шампанскими пробками.

Пена выплескивается

На берег Сан-Диего.

Автомобили. Конусы пароходов.

С рыжей девочкой

В змеиных сандалиях

Въезжаю в дельфинарий.

...День. Ночь. Днем. Ночью.

Один в снах. Свет клином

Пахнет. Злюсь,

Проклинаю, ежусь.

Забираюсь под одеяло.

Учусь читать Лермонтова.

Муза с лицом

Полуангела,

С черными крыльями Дуэндэ

(Нью-йорк, Париж,

Лондон, Петербург).

Посеянный в 71-ом

Году, рождаюсь на могиле

Джима Моррисона цветами.

под скорлупой

Из крутого яйца вылуплюсь гадким утенком.
Детская Илиада и сказки Андерсена –

Мои настольные книги. Я их прочел

Еще до рожденья, еще до

Того как стал осязаем миром, а
Теперь постмодерн, и я должен вспомнить
Крошку Цахеса. Скажет он: «А-а-а-а-а-а» –
Высунет рыхлый язык при помощи ложки.
– Это не Ганс Христиан, не Ганс Христиан...
Кот в сапогах пучеглазый и наглый,
Плевать на вас. «Нэ говорью по-рьюски»,
И не надо хвататься за шпагу,
Как три мушкетера помноженные
На детскую смертность.
Сказанья Библейские. «Мама, кто Ной?»

Наподдать бы голому Ною по толстому заду
Божьей дубиной, чтоб плавал.
Непотопляемо ноево племя. Похлеще

Мичурина этот Ной, что

Скрещивал с осами пчелок.
Гвоздики, камешки, щепки, жестянки, железки,
Летом ливни и множество ржавых предметов.

И если пораниться, то заражения крови

Не избежать, это пахнет гангреной. Могут

Потом навсегда ампутировать ногу. Только
Бесстрашная девочка шла босиком по бульвару,
А рядом тащилась судьба ее в желтом такси.

Новые оттиски

mozаrt

вечнозеленый

mozаrt

милый

сын

неба

поэт

гандельсман

на углу

71-ой

у входа

в подземку

улыбается

спешит

домой

милый

гер

mozаrt

новорожденный

из извести

как афродита

из пены

и гандельсман

с неизменной

улыбкой

спешит

отпустить

мою руку

нащупывая

проездной

в кармане

штанов

MTA mozаrt

«my favorite tracks»

не порвал бы

мембраны

ушей

алкалиновый

заяц

orizaba

Onorate l'altissimo poeta;

l'ombra sua torna, ch'era dipartita.

Dante, «Inferno», Canto IV

бедный бедный бедный харт крэйн

не развести verrazano а здесь неприхотливые чайки

клевали остатки гамбургеров из-под промокших пледов

выклевывал наши останки ветер (где нам мычалось?)

мы в прошлых жизнях тянули плуги ахеян

sea gulls – громоздкие спины волн окатили берег

но мыкалось наше пространство в открытом море

нас возили в плавучих тюрьмах – не много чести

и обратно спешили за нами бескрылые тени

лебеди лебеди котики в санта-крузе

о капитан налегай посильней на весла

будь у тебя красивые тонкие руки

ты бы на карте отметил новые земли:

waterworld - disneyland –

sixflags - taj mahal - las vegas

там жирафы жуют листву и глядят на солнце

но туда в одиночку добраться не каждый сможет

бедный харт крэйн (some flashing scene never disclosed):

фантики на ветру как листва эвкалипта липы

переходя verrazano-narrows на запах свалки

слышали лай собак мы – черные люди

и вспоминались нам колесницы в страхе

гнали мы сильных коней но смыкалось море

словно и не было здесь никакой дороги

кроме той что уводит в столицу мертвых

о капитан капитан нажимай всего-то

500 километров – к северу от гаваны

город дит

скоро полдень на небе тучи

правильно сказано: april is a cruelest month

плат

seeing her freeze

he turns his face away…

sylvia plath

seeing her freeze –

бедная сильвия плат поверх лица

я не знаю зачем стихам быть

только рыбы клюют ноздри

глаза льют слезы

когда слишком больно

или когда не нужны

...

кружат лица листвой

– vortex

он лижет лобзает снизу

а они струнами

выпрямились

поднялись строем из пепла

слова – пузыри на воде...

he turns his face away

после любви

Портрет

Скрываясь за своим

Неясным отраженьем,

Я смыслом каверзным

Личину наделил.

Не символы –

Одни лишь маски оживил,

Не мысли устранив,

А их изображенья.

И если легкое

Простите опьяненье

Мне дивной музыкой

Романтики былой,

Пусть, как и я, назад

По дьявольской кривой,

От тошноты, от слез,

От головокруженья

Теряя ориентир,

Помчитесь по следам

Того же призрака,

И будет стыдно вам,

Что всюду маскарад,

А вы не танцевали.

И облик мертвенный

Окажется чужим

Подобьем в зеркале,

Где злобным и больным

Вам вместо человека

Зверя показали.

Паяц

Я пляшущий паяц

С наклеенной улыбкой.

Румяна смыл мне дождь,

Парик мой ветер смял.

А было время – я

И верил, и желал,

И жизнь была моя

То радостью, то пыткой.

Ушло давно оно.

Утрачен идеал!

Но, Боже мой, к Тебе

По-прежнему взываю,

Когда с подмостков

Чернь тупую забавляю,

Безрадостно порой

Оглядывая зал.

И ненавистью полн,

Я зубоскалю тайно.

Сжигает душу боль,

Мне тяжело дышать,

О зритель мой, тебя

Любить и проклинать,

И думать, что с тобой

Мы встретимся случайно

В углу какой-нибудь

Заброшенной пивной

И вместе поспешим

К развязке роковой.

Нарцисс

Почти касаясь вод

Прохладным лбом и пряди

Волос струящихся

Не в силах уберечь

От ручек крохотных

Проказницы, чья речь

И вид полунагой,

Напомнив об утрате

Божеств и призраков,

Как будто шутки ради,

Мне дали знать, что я –

Счастливейший из всех

Земных существ и свой

Неповторимый смех

Лелеял на груди

Чистейшей водной глади

Не зря, ведь там мой лик

Божественный сиял

Соцветьем золотым,

И ветерок ласкал

Столь нежно лепестки,

Качая стебель гибкий,

Я там, среди своих

Тоскующих подруг

Поверил, что я жив,

Но принести не смог

Ту весть глазам, что вниз

Глядели без улыбки.

Предчувствие

die Uhr mag stehn, der Zeiger fallen…

Goethe, «Faust»

Предчувствием живи,

Не помышляй о чуде,

В бездонном омуте

Ты не найдешь его.

Привыкни не просить

У Бога ничего,

А то, что сам он даст,

Раздай скорее людям.

Пусть друг тебя и брат

За щедрость не осудят.

Хоть не распутать уз,

Не разомкнуть оков,

Ты волен выбирать

Любых себе богов

И гнаться за мечтой,

Когда она уходит.

И если в этот час

Тебе всего больней,

Дай боли разрастись,

Чтоб утонуло в ней

Усталой юности

Порочное томленье.

Пророк ты или плут,

Безумец иль святой,

В могилу ничего

Не унесешь с собой,

И примет ночь тебя,

Остановив мгновенье.

призраки

Dinanzi a me non fuor cose create

se non etterne, e io etterno duro.

Dante, «Inferno», Canto III

Мы призраки

Погибших поколений.

Осколки чаш

С остатками вина.

Вся наша жизнь

Давно предрешена,

Кружа в цепи

Обманчивых

Явлений.

С водою мертвой

Кладези без дна,

Творцы побед

И жертвы поражений,

Мы – Вечностью

Отброшенные тени

В мир, где душа

Надежды лишена.

Под сумеречным небом

Под сумеречным небом стены дома

Сверкают, как большие зеркала –

Но только неуверенность и мгла

За пустотой оконного проема,

Где властвуют над нами силы зла.

Петушиная песня

Пестрые крылья

Мои на ветру,
Хвост петушиный

Дрожит под дождем.
Добрый хозяин

Принес ведро
И постучал

По нему ножом.

Несколько зерен

В его руке…
В воздухе чувствую

Дым костра.
Лучше бы мне

Убежать к реке,
Чтоб на рассвете

Будить Петра.

День ото дня

Все пышней закат,
Там за оградой

Засох репей.
Мне б одному

В Гефсиманский сад...
Только не стала бы

Ночь длинней.

Я бы молил Тебя,

Отче мой,
Дай мне испить

Ледяной воды.

Дай мне обратной

Пройти тропой,
Чтоб никуда

Не вели следы.

ПОЗДНЯЯ ОСЕНЬ

Ноябрь. Снег тает за окном.

На небе серые разводы.

И люди бедные повсюду –

Бегут, спешат. Зачем? Куда?

В реке подмерзшая вода.

И ты спешишь. Зачем? Откуда

В душе такая пустота?..

Дороги мокрые. Вчера

Земля была одета снегом...

Ты с нелюбимым человеком

Прободрствовал до утра.

Не перечесть утрат. Хочу

Поверить искренне во что-то.

Но эта мертвая погода,

Наверно, мне не по плечу...

Ноябрь. Растаял снег на крышах.

Над прачечной клубится дым,

И дни, тускнея как афиши,

Ободранные детворой,

В капели водостоков пляшут,

Пугаясь близости ночной,

С которой примириться можно,

Не прогнозируя исход,

Как дураку разинуть рот

И ждать, что тенью осторожной

Жизнь на экране промелькнет.

ПИСЬМО ДОМОЙ

Если письмо не дойдет, брось, не ищи конверт.
В век несургучный марки стоят недешево, особенно в том
Случае, если ты Богу в рай написать захотел ответ.
Ни паучка на стене, никого кругом.
Ты далеко, здесь по-старому все, поверь.
Играешь в куличики, девочкой стала опять,
Но я приоткрою все ту же седьмую дверь
В комнату, где ты давно начала умирать.
Наверно, прозрачные Моцарт и Мандельштам
Тебе помогают строить твои города.

А я по инерции перебираю хлам
Прошлого, веря, что это не навсегда.
Но если один лишь голубь к тебе прилетит,
Небо сдвинется, почва уйдет из-под ног...
Неужто волшебная флейта тогда зазвучит,
Неведомый в небе запляшет с тобою Бог?
Просверлит отверстия нежно в разбитых костях,
И ты поднесешь к губам измятый платок.

Я знаю, что все города обращаются в прах,
Когда фараоны плывут головой на восток.

НЬЮ-ЙОРК

По сыпучим пескам,

По опавшим тростникам,

По дорогам привычным,

По ступеням кирпичным,

По долинам и топям,

По нехоженым тропам

Принесусь мертвым временем

Из пробитого темени

_______Города;

Жижицей мозговой

Хлыну в подземки,

Водой питьевой

Захлебнусь из фонтанчика,

Потным рабочим приникнув

К ржавому крану.

В толпе проституток увижу

Лицо Афродиты,

Венеры, проверенной

Горьким грехом. Не

Мадонна Витрин,

Манекен поправляя рукой

С перламутровым перстнем, протянет

Супруге бюстгальтер и грацию

И мимоходом

Развернет каталог

С тонким запахом Christian Dior.

Город блюза и моды, сидящих на лавочках нищих,

Спящих под зорким оком полиции, город с грязными

Пляжами,

Жри меня, словно я «Man-Go». Род

Брокеров, лоуеров, додиков и онанистов

Под окнами, город газет и мостов.

Стороною пройду –

Мимо парков, парковок, портов, переходов, туннелей.

Мимо Божьих коробок (церквей), эстакад и панелей.

По скрипучим пескам, по несвежим следам,

По могильным крестам, по «ни здесь и ни там»,

По морям, по волнам, по случайным делам,

По хрустящим хребтам,

По опухшим, прищуренным вечно глазам,

По оплаченным дням и бессонным ночам.

Я пройду стороной,

И скажу: «Это мой

НЬЮ-ЙОРК».

ПОСЛЕ ЛЮБВИ

После пыльного солнца

И ржавой осени,

После зимних берлог

И весенних трелей

Мы вчерашних мертвых

О чем-то спросим –

Давних призраков

Наших в пустой квартире

Или комнате,

Где всегда – никого,

И где не отыскать

Потайных подвальных

Помещений,

Где выход похож на вход,

И ступени ведут

До дверей вокзальных...

Находиться надо,

Наверно, под

И внутри того,

Что тебя наполнит,

Повернув эпоху,

Число и год,

Понимая, что нет

Никаких астральных

Тел, которые не обнять,

Или встреч,

О которых душа не помнит,

Понимая,

Как мало дано понять.