Speaking In Tongues
Лавка Языков
Василий Геронимус
СВОБОДНЫЙ КВАДРАТ
I.
* * *
Век ли деревьям от ветра качаться?
Нынче хожу я немного тревожный.
Как бы мне в ночь дозвезды достучаться,
Дабы не сгинуть в тоске придорожной.
Странно плутая в окрестностях дома,
Я обезумел немного от ветра.
Это плато мне до боли знакомо,
Тянется утро на три километра.
Думаю выжить в пустыне газетной,
И не считая холодных толп,
Я в лошадиной тоске несусветной
Бьюсь головой о фонарный столб.
* * *
И длится одинокая ничья
В молчании на шахматной доске;
Заброшенный квадрат небытия
Двоится в нескончаемой тоске.
Безоблачное небо, это ты ль?
Нема застывшей бездны пустота.
Тысячелетий мраморная пыль
Воздушная по-прежнему чиста.
Живёт печаль в классических домах,
И тянутся засушливые дни.
Теряясь неожиданно впотьмах,
Мелькают разноцветные огни.
* * *
Классическая старая Москва
Теряется в тумане голубом
Какие-то отдельные слова
Ложатся в беспорядочный альбом.
Счастливому часов не сосчитать,
Не знает ночь пологих берегов,
И я хотел бы вечность коротать
Вдали от канцелярий и торгов.
От «А» до «Я» проложен млечный путь,
И проступают вдруг из темноты
Необъяснимо грустные чуть-чуть
Офелии нездешние черты.
II.
* * *
Непогода сплошная стоит в человеческий рост,
На заснеженном поле свободно чернеют вороны;
В этой грустной тщете не достать головою до звёзд,
Только тянутся к небу деревьев счастливые кроны.
Я почти отрешиться успел от житейских тревог,
Посетитель пространства предзимнего обыкновенный,
Мир опутан надёжною сетью железных дорог,
Только слышится танго забытый мотив довоенный.
Я от тряски вагонной сегодня немного устал,
Лишь окна беспечален морозный узор запотелый,
Видно в этом движении сам я наверное стал,
Загулявшись, какой-то негаданно заледенелый.
* * *
Торжественная поступь декабря
Окрасила собою панораму.
Прозрачен день, как проза букваря:
«Купили ёлку», «Мама мыла раму».
Морозного окна знакомый вид
По-прежнему до ижицы понятен.
Рассыпанный чернеет алфавит,
В картине этой нет случайных пятен.
И всё-таки прообраз этих черт
В немых потёмках загодя запрятан,
Как будто бы заплаканный конверт
Холодною лазурью опечатан.
* * *
На кухне славно вымыта посуда,
Кофейные цвета подходят к фону.
А я, увы, немного не отсюда,
К небесному я позван телефону.
Лежит свободно скатерть на столе,
Где всякая вместимость станет тесна,
И мне почти не место на земле,
Влечёт меня распахнутая бездна.
Но нажимаю я на тормоза:
В большом пространстве телу неуютно,
И фонарей усталые глаза
Глядят на землю как-то бесприютно.
* * *
Рассеянно стряхнув остатки сна,
Я посетил забытое поместье,
И вот уже знакомого окна
Во мраке показалось перекрестье.
В такую пору гостя пригласив,
Просторны полутёмные покои,
Молчания трепещущий курсив
Посыпался на жёлтые обои.
В альбомах заключён прошедший век,
На пыльных этажах роятся тени;
Беспечно поднимаясь круто вверх,
Скрипят немного лестницы ступени.
III.
* * *
Я по первому снегу нетвёрдой походкой иду,
Голубая комета блуждает в воздушной петле.
Для тоски вековечной едва ли слова я найду,
Мне недолго осталось гостить на остывшей земле.
Неуютно слоняться в высоком жилище ветров,
Только слышится флейты военной безудержный вой.
На приёме у вечности быт человека суров
На бесхлебье-безрыбье в дорожной грязи вековой.
И почти непосильно томительный выдержать пост,
Даже правые сердцем сумеют едва устоять.
Лишь в декабрьском небе далёких не высчитать звёзд,
Только синего неба пытливым умом не объять.
* * *
Вдохновенье, увы, невозможно продать на рынке,
Даже рукопись выменять нынче на деньги нельзя;
Я работаю стойко на пишущей старой машинке,
По следам алфавита рассеянным взглядом скользя.
Осторожно касаясь немного промёрзлых клавиш,
Век ли мне по бумаге железкою серой стучать?
О печаль, ты и в будничных недрах делами правишь,
В ледяных помещениях долго ли буду скучать?
Неуютно учится у жизни в вечерней школе,
И в воздушной обёртке сегодня цветущий букет
Из безадресных мест приношу я лучистой Оле,
В нашей жизни убогой далёкого счастья макет.
* * *
В сером мире почти отзвучала соната,
По пюпитру разбросаны старые ноты.
В грустном пепельном цвете осенней дремоты
Догорают последние искры заката.
Циферблата не весел овал оловянный,
Отуманенный памятью древних империй.
Соберу лоскуты из высоких материй,
И фонарь за окошком качается пьяный.
Часть окна чуть заплакана, как промокашка,
В этой сырости даже не хочется чаю.
У веков на дому я совсем не скучаю,
На столе остывает забытая чашка.