Speaking In Tongues
Лавка Языков

Иван Глаголев

РОМАНТИЧНАЯ ОСЕННЯЯ ВСТРЕЧА

(ФРАГМЕНТЫ АВТОБИОГРАФИИ)

Посвящается Анне N и мне

27-го января 1997-го года я приступил к работе над объемным трудом, который хотел назвать «История предательства и дискриминации. Чувствительные предпосылки, побудительные мотивы и оправдания». Это длинное и скучное название мне самому очень не нравилось, а главное — оно совсем не отражало ни того, о чем я планировал написать, ни смысла и цели моего труда. А смыслом и целью этого труда было на широко и малоизвестных исторических примерах рассмотреть и проследить историю возникновения и развития различных видов дискриминации, причем исследование мое по сути своей должно было симпатизировать дискриминации и носить для нее оправдательный характер. Главным оправданием должен был стать тот факт, что роль дискриминации как движущего фактора эволюции и естественного отбора несомненно прослеживается в истории человеческой цивилизации. Предательство в моем труде должно было играть несколько промежуточную и второстепенную роль. Я также хотел оправдать его, рассматривая в каждом отдельном историческом случае возможные и действительные глубинные мотивы человеческого поведения, предвосхитившие факт того или иного предательства и спровоцировавшие последовавшую затем ту или иную череду событий.

Мой труд требовал упорной и напряженной работы с историческим материалом. Нужно было подолгу сидеть в библиотеках, часами рыться в скучных и однотипных каталогах, штудировать по счастливой случайности найденные издания. Это-то меня и остановило. Труд до сих пор не написан. Может быть, я напишу его позднее, во всяком случае, различные пометки для него я делаю постоянно, но, скорее всего, я придумаю все исторические события вместо того, чтобы читать научно-популярные и непопулярные дискуссии о том или ином из них. Какая разница? Все герои земной истории давно мертвы, и ничего в мире не изменится, если я изменю или подретуширую некоторые исторические факты. Моя осознанная выдумка в некотором роде будет гораздо невинней неосознанных выдумок и заблуждений историков-ученых. Абсолютной исторической правды не может знать никто.

Второй, но не главной, причиной того, что мой объемный труд все еще не написан, явилось то, что после некоторого времени работы над ним, которую я все-таки успел проделать, мне пришлось прерваться ради одного путешествия. Ниже речь идет как раз об этом.

11-го февраля 1996-го года я имел встречу с Анной N. Разговаривали мы в тот вечер немного. В моей голове кружились воспоминания о минувшей осени вперемежку с желтыми листьями; я никак не мог сосредоточиться на разговоре с Анной. Настроение мое было слишком осенним для того, чтобы поддерживать какие бы то ни было беседы, хотя бы даже и с Анной N. Взор мой довольно рассеянно гулял по той стене квартиры Анны, на которой висел большой красивый календарь на 1996-й год. В то же время пауза в нашей ненавязчивой болтовне затягивалась. Вся описываемая здесь история или, точнее сказать, ее событийная подоплека началась вот с этой самой натужной паузы и с моего желания ее прервать. Итак, требовалось что-то сказать. И я сказал. Буквально следующее:

— Действительно, именно этот день. Да, давай именно в этот день, — я ткнул пальцем в 7-е сентября, — обязательно в этот день, — долгим взглядом, многозначительность которого достигла небывалой величины, я забрался далеко вглубь Аниных глаз.

— Что? — Лицо Анны оставалось наигранно спокойным и ровным, но я не отрицаю той возможности, что в этот момент сразу несколько догадок могли промелькнуть в ее голове, и одна из этих догадок вероятно была даже о том, что я собираюсь сделать ей предложение и пытаюсь назначить время нашей свадьбы, но лицо ее, как я уже сказал, оставалось просто удивительнейше спокойным и чистым. — Что в этот день?

— Давай встретимся в этот день.

— Ты приглашаешь меня на свидание?

— Да, я назначаю время на 10 часов утра 7-го сентября и место — Венеция, большая площадь на набережной. Я не помню название этой площади, но это одна из самых больших достопримечательностей Венеции. Так что ты просто спросишь кого-нибудь обо всех самых знаменитых достопримечательностях Венеции, и тебе сразу же скажут и об этой площади. Там мы и встретимся.

— А разве нельзя назначить это свидание ближе к сегодняшнему дню?

— Нет, так надежнее. Чем больше у нас с тобой времени подготовиться к этому свиданию, тем больше гарантии, что мы действительно сможем там встретиться.

— Но место свидания так неудобно...

— Зато очень романтично. При данном раскладе вещей вообще все очень романтично. Прекрасная цифра «7», прекрасный первый месяц осени сентябрь (желтые листья все еще так и летали в моем воображении), утро — разве все это не удивительно романтичное стечение обстоятельств, которое мы устанавливаем своими силами?

— Да, действительно удивительное. Но у меня нет денег на такую романтику.

— Поэтому я и назначаю это свидание так заранее. Теперь у тебя есть время для того, чтобы заработать около двух тысяч долларов для этого путешествия, правильно спланировать свой отпуск и провести его в прекраснейшем городе Италии в начале осени.

— Я не успею это сделать до сентября. Да и как я могу знать сейчас, смогу я приехать или нет?

— Ладно, я думаю, что времени нам обоим действительно можно дать немного больше. Да и цифры подобрать еще символичнее. Например, 7-е сентября 1997-го года. Так мы получим еще одну семерку. Прекрасно.

— Но тогда вообще получается, что до свидания больше полутора лет. Нереально так задолго знать, смогу я приехать на это свидание или буду занята 7-го сентября 1997-го года?

— В том-то и дело, что, учитывая такой большой промежуток времени до нашего планируемого свидания, все вопросы отпадают сами собой. Неужели, раз тебе дано целых полтора года на подготовку, ты не сможешь сделать все так, чтобы в 10 часов утра 7-го сентября 1997-го года оказаться на этой — черт ее знает, как она называется — площади Венеции, где буду стоять я с семью белыми лилиями. Надо просто правильно задать порядок и очередность событий твоей жизни. Если ты придашь этому свиданию статус первоочередности во всех твоих делах, ты уже сделаешь половину для того, чтобы действительно оказаться в заданное время в заданном месте. Мы все еще сами распоряжаемся собой. Единственными объективными причинами для того, чтобы наша встреча не состоялась, могут быть смерть самых близких родственников за один или два дня до свидания или пребывание в тюрьме во время него. Я думаю, вполне справедливые причины. Ты согласна?

— Хорошо. Все это, конечно, смешно — только ты можешь такое придумать, но романтика всего этого действительно притягивает. Говоришь, у тебя в руках будет семь белых лилий?

— Да.

— Тогда хотя бы из-за этих семи белых лилий придется приехать.

— Отлично. Но ты, надеюсь, понимаешь, что все это абсолютно серьезно, без каких-либо шуток. Серьезно и четко. Я буду очень недоволен, если не увижу тебя утром 7-го сентября 1997-го года на Венецианской площади.

— Ну да.

Если бы я знал заранее, какую роль в моей судьбе сыграет Анна N. Если бы я заранее подготовил роль для нее в моей судьбе. Парадокс в том, что я легко могу это сделать, но не хочу. Я до сих пор не уверен ни в чем, что касается Анны N. Я придерживаюсь выжидательной политики, а точнее, политики бездействия, хотя, наверное, уже давным-давно мог бы раз и навсегда отвести ей определенное место в кругу людей, которых я когда-то знал или знаю, навесить ярлык «родной человек, позже — предатель» на ее воображаемый образ в галерее других таких же образов, заполняющих отделы моей памяти. Мои отношения с ней уже давно могли бы принять статус хоть чего-то незыблемого в безумной жизненной круговерти вокруг меня. Так бы я покончил со всем этим раз и навсегда. Но я ничего не делаю.

— Надо жить, надо стремиться, бороться и добиваться, — что-то очень похожее на эти слова, безнадежно давящие своей гиперактивностью, говорила Анна N 3-го июля 1996-го года. Жить, стремиться, бороться и добиваться. Есть, должно быть, некое счастье в потоке жизни, описываемом этими словами. Одно время я даже пытался выполнять эти предписания, желая стать ближе всех Анне N. Но секунды счастья пролетали слишком быстро в промежутках между достижениями и дальнейшей борьбой. Однажды Анна N сказала мне, что выходит замуж за одного богатого человека. Это был очередной шаг в ее борьбе и очередное ее достижение. Наверное, слишком спокойно воспринял я это известие. Все, что я сделал, так только сломал свои солнцезащитные очки, сжав их сначала в кулаке, а затем бросив со всего размаха в стену, и выкурил одну сигарету. Странно, но в тот момент и еще потом некоторое время мне казалось, — что-то сильно изменилось вокруг, словно надломилось что-то в логике и порядке мира. Лишь через месяц выяснилось, что все осталось на том же самом месте, при той же — или почти при той же — логике. Анна N осталась в той же жизни, недалеко, в том же городе. Иногда я даже начинал удивляться и возмущаться тем, что Анна N не звонила мне и я не слышал ее голос на своем автоответчике, когда приходил домой. Порой мне думалось, что, приди я к ней однажды в гости, она не удивится, а угостит меня чаем, и мы вновь сядем поболтать о милых предметах. Это казалось мне элементарным, но почему-то не происходило по элементарной причине, что в квартире Анны N сидел ее муж, которого она, скорее всего, постеснялась бы.

Сомневаюсь ли я теперь в том, была Анна N достойна моего доверия или нет? Как ни странно, я действительно сомневаюсь. Подсчитывая убытки от потери веры во все человечество вследствие предательства Анны N, я нахожу аргументы и силы оправдывать ее самые мельчайшие поступки и слова. Сила Анны N в том, что она остается той же прежней Анной N в моем сознании. Оправдание ее в том, что, предав меня, она, по крайней мере, нашла себя. Я считаю это довольно-таки убедительным оправданием, так как нахождение себя в течение долгого времени являлось серьезной проблемой для Анны N.

Я очень люблю небольшие гостиницы типа той, в которой я остановился сегодня по приезде в Венецию. Небольшое четырехэтажное здание архитектуры восемнадцатого века пропитано приятнейшим чувством уюта. Бордово-коричневый мягкий цвет отделки холла, ресторана и бара располагает к лености и спокойствию, и сразу же после принятия душа я спускаюсь вниз и усаживаюсь в одном из кресел классического стиля, расположенных в холле гостиницы. У меня на коленях лежит мой блокнот для записей, и я вывожу на бумаге эти строки. Излишне будет добавить, что сегодня шестое сентября 1997-го года.

Меня самого удивляет моя стопроцентная уверенность в том, что Анну N можно будет увидеть завтра на Пьяцца Сан-Марко (теперь я знаю название этой прекраснейшей площади Венеции) где-то с девяти сорока пяти до десяти пятнадцати, а то и до десяти тридцати. Хотя почему бы и нет? Почему бы Анне N, любящей Петербург и памятники архитектуры, не отдохнуть в Венеции от мужа? «Я создаю для себя невыносимые условия жизни оттого, что отказываюсь верить в то, во что верят мои соседи,» — написал Курт Воннегут сравнительно недавно. Я бы добавил: «еще и оттого, что я верю в то, во что не верят никакие соседи”. Я даже верю в Бога. И что-то заставляет меня верить: Пьяцца Сан-Марко познакомится завтра с рельефом подошв обуви Анны N. Анна N, в свою очередь, также всегда верила в то, во что не верят никакие соседи, и обычно мы были одинаково готовы на свершение необычных поступков. Это нас очень объединяло.

Я не согласен. Я никогда ни с чем не согласен. Мир зол, его устройство несправедливо, люди жестоки и слепы, время и судьбы алогичны и хаотичны. Мне иногда кажется, что даже время на Земле идет непоследовательно и неравномерно — я совсем не верю никаким доводам науки. Единственная вещь во всем мире, с которой я согласен сегодня — это тот факт, что я нахожусь теперь в этой гостинице. На данный момент это самое логичное и правильное местонахождение моего тела из миллиона возможных. Факт моего нахождения здесь является звеном логической цепочки и упорядоченным элементом последовательности. Это очень правильно. Все остальное — мировые несправедливости.

Время и воспоминания возвращаются. Да и разве могут они не вернуться сегодня? У них нет выбора и нет шанса. Мелодия песни, пролетевшая рядом, запах из кафетерия, мимика лица случайного прохожего. Как много таких незаметных мелочей, что при всей своей незаметности обладают удивительной способностью и силой выуживать из глубин памяти действия, лица, эмоции, прошедшее время жизни мертвых прожитых дней. И все это повторяется снова и снова.

Вот аромат знакомых духов, за одно мгновение нарисовавший и сразу же стерший в моем сознании память об элементах какой-то встречи, какой-то ситуации, элементах определенного нахождения и движения в пространстве определенного количества тел. Что-то было хорошее в той ситуации, положительные гормоны прорвались тогда откуда-то и куда-то внутри меня. Сейчас опять те же химические соединения прорвались в те же места. Что же такого сделала в тот момент Анна N, спровоцировав движение гормонов и прочей ерунды в моем организме. Боюсь, это навсегда заточено в темнице прошлого, закрыто свежими страницами календарей. Только аромат духов да схема движения гормонов и остались.

Но только что общего между памятью и судьбой? Какие отпечатки накладывает память о моем вчерашнем дне на судьбу моего же завтрашнего дня? Наличие взаимосвязи очевидно, но суть ее туманна. Что нужно вспомнить мне сегодня, чтобы завтра в десять часов утра я мог, увидев издалека Анну N, ждущую меня на Пьяцца Сан-Марко, усмехнуться и не подойти к ней, никаким образом не выказав своего пребывания здесь, восстановить необходимое душевное равновесие, и, насладившись последним днем пребывания в прелести осенней Венеции, со спокойным сердцем улететь домой? Моменты потерь или моменты побед?

«Не существует любви, но существует привязанность. И существует привязанность, смешанная с желанием, — великая вещь.» Анри де Монтерлан написал что-то такое в начале нынешнего века. К привязанности и к желанию я бы добавил еще схожесть типов и направленностей сознания и мышления. Все, что выходит за рамки этих трех понятий — нереальные и воображаемые вещи, придуманные людьми, в основном, женщинами. Смешение этих трех компонентов люди называют любовью. Хотя, много еще чего другого они называют этим же самым словом.

Нетерпение моих эмоций настолько возрастает сейчас, я так возбужден, что понимаю — уже не смогу успокоиться, пока не допишу конец этой истории, даже если он должен наступить только завтра в 10 часов утра. Я допишу конец сейчас и далее лишь буду следовать его сюжетной линии, как актер следует сценарию:

«Сегодня весь день я гуляю по улицам Венеции, необыкновенно наслаждаясь таким времяпрепровождением, ужинаю в шикарном ресторане “Ла Кабана”, на который набредаю к семи часам вечера. После вкусного и достаточно сытного ужина я нанимаю гондолу за бешеные деньги — восемьдесят долларов в час! — и на час ухожу в плавание по каналам и рекам. Я очень доволен своим сегодняшним днем. Позже вечером я нахожу бар с живой музыкой, название которого не запоминаю. Я выпиваю немного пива, затем знакомлюсь с какой-то проституткой, с которой общаюсь несколько сложно на английском языке и вместе с которой возвращаюсь в гостиницу. Заплатив ей около семидесяти тысяч лир, выгоняю ее из номера к пяти часам утра. Заведя будильник на восемь тридцать, я засыпаю.

Будильник будит меня в положенное время. Я с трудом, натужно просыпаюсь, принимаю ванну и совершаю прочие необходимые гигиенические процедуры. В девять десять спускаюсь в бар гостиницы позавтракать и заказываю омлет с ветчиной и свежие овощи. В девять тридцать я заканчиваю завтрак и выхожу из здания гостиницы. Вдруг я вспоминаю еще об одном условии намеченного свидания: у меня в руке должно быть семь белых лилий. Вернувшись в гостиницу, я спрашиваю у консьержа, где сейчас можно купить цветы. Он звонит в компанию по доставке цветов и пытается выспросить у меня, какие именно цветы мне нужно. Я не знаю, как по-английски “лилии”. Оглядываюсь вокруг в надежде увидеть их где-нибудь и показать консьержу. Увы, лилий нигде нет. Извиняясь за свой английский, который не дотягивает даже до названия таких простых цветов, как лилии, я узнаю у консьержа адрес компании, чтобы поехать туда самому и сделать заказ языком жестов.

Я всегда и везде опаздываю. Моя пунктуальность — если только она существует — хромает на обе ноги. За историю наших с Анной N отношений мы десять раз посетили театр. Восемь раз я приглашал ее, два раза — она меня. Десять раз я опаздывал, девять раз клялся, что больше никогда в жизни не буду опаздывать. В тот вечер, когда мне удалось избежать клятв, опоздал не только я — опоздала и Анна N.

К счастью, цветочная компания находится недалеко от гостиницы. Я заказываю такси и без пяти десять я уже у входа в цветочный магазин.

Сколько раз может повторяться одна и та же последовательность событий? Я опаздываю на встречу с Анной N. В последние минуты перед встречей мне приходит в голову мысль подарить ей цветы, я мчусь в цветочный магазин, мечусь между продавцами цветов, наконец выбираю нужное количество и сочетание, и опаздываю на встречу минут на десять-пятнадцать. Так и сегодня. Все, как два года назад — как всегда. Один круг событий, лишь только смена предметов окружения и декораций. Сегодня — цветочная компания “Тино Фиоре” и площадь Пьяцца Сан-Марко в Венеции.

Собрав необходимый букет, я выхожу из “Тино Фиоре” и сажусь в такси, назвав конечный адрес утреннего променада. Я все еще в полной неуверенности относительно того, что я буду делать на Пьяцца Сан-Марко. Подойду к Анне N и заговорю с ней? Понаблюдаю за ней издалека? Пройду мимо? Уверенность придет только в самый последний момент.

Чайки. Над Пьяцца Сан-Марко сегодня много чаек. Они красивы, бестолковы и голодны. Покормить их? Я не надушился одеколоном — готовый сюжет абсурдистского рассказа. Он не надушился одеколоном и постеснялся к ней подойти. И уехал. И ничего нельзя было изменить. Я знаю людей, которые вполне могли бы так поступить. Я отвлекаю себя разными мыслями, потому что не вижу Анну N. А не вижу Анну N я потому, что ее нет на площади. Потрясающие логические цепочки может строить иногда человеческий мозг. Надо пока покормить чаек. Цветами, если только они купятся на них. Вряд ли. Я думаю, им нужно мясо. Мясо Анны N.

А Анна N, оказывается, на площади. Ведь я давно не видел ее и потому не смог узнать. Она смеется над моим замешательством и над тем, что я не узнал ее. Хотя над последним ей, пожалуй, следовало скорее плакать, нежели смеяться. Она постарела. Жаль, что старость приходит и к женщинам — их-то можно было б пожалеть. Кстати, Анна N всегда боялась старости больше, чем смерти.

— Привет, — она подходит ко мне и приветствует меня.

— Семь лилий — доставка в любой уголок Земли — "Ди-Эйч-Эл" всегда с вами. — “У меня к тебе привязанность, смешанная с желанием, и нас объединяет схожесть типов мышления,” — добавляю я про себя. Хотя разве знаю я ее теперешний тип мышления?

— Да, было дело, заказывала я такие цветы. Да только неоперативно "Ди-Эйч-Эл" работает, заказ был произведен полтора года назад.

— Но точно на сегодняшнее число и на настоящее время.

— Ты все равно опоздал. На целых пятнадцать минут.

— Ты забыла о моих привычках.

— Нет, я, кстати говоря, прекрасно помню почти все твои опоздания. Хотя что теперь эти пятнадцать минут в сравнении с полутора годами, не правда ли?

— Неправда. Время не относительно. Тем более время, в котором живет человек.

— Тебе видней.

— Нет, я был и остаюсь слепцом, и это не болезнь, а внутреннее состояние, — я быстро начинаю терять чувство временных рамок и пространств. Те же беседы, что и полтора года назад, схожие слова...»

Меня прерывает метрдотель, обратившийся ко мне на ломаном английском:

— Извините, Вы мистер Авдеев?

— Да.

— Тут письмо для Вас, — он протягивает мне маленький белый конверт.

Что за ерунда, еще слишком рано предъявлять счет за номер. Я благодарю метрдотеля и с любопытством осматриваю конверт. Мысль о том, что это может быть послание от Анны N, не приходит мне в голову. На конверте отпечатан адрес гостиницы и мое имя. Вскрыв конверт, я читаю нижеследующее:

«Здравствуй, Евгений.

Как идет жизнь, работа?

Уже давно возникало желание написать тебе это письмо, мысленно писала тебе его наверное раз десять. Не знаю хочешь ли ты читать его или нет, но пойми, что мне в любом случае рано или поздно пришлось бы тебе его написать или сказать все при встрече. Но сегодня крайний срок, когда я могу написать это письмо, ты сам знаешь почему. И, все-таки, я предпочитаю все написать.

Не стоит таить на меня зла. Мне надо было объяснить тебе все с самого начала.

Извини, что все получилось как-то не так, как это должно было быть. Тогда, я не могла сказать тебе всю правду, которая сидела внутри и хотела вырваться наружу, это бы ни к чему хорошему не привело. Я знала лишь одно, что в тот момент ты бы не смог понять меня, а я со своей стороны не смогла бы объяснить тебе все как было.

Я всегда воспринимала тебя как саму себя, ты был моим вторым “я”. Такого близкого человека, как ты я искала всю жизнь, мне действительно было больно, когда все так произошло. Но чувства наши были немного разными. Да, я любила тебя, но как друга, как человека, с которым могла поделиться мыслями.

Не думай, что я приняла такое решение, жертвуя чем-то или с какими-нибудь другими намерениями. Нет. Я была влюблена в своего будущего мужа и сейчас счастлива с ним. Будет звучать, как оправдание, но мне следует сказать это тебе. Знаю, о чем ты думал и может быть продолжаешь думать и по сей день, что я вышла замуж по расчету. Полная утопия. В моем браке нет никакого расчета. Мы абсолютно не богаты, зарабатываем, как все нормальные люди.

Весь “расчет” мой состоял в том, что я хотела любить и быть любимой (ощущение любви приходит внезапно, само собой...), создать семью, иметь детей.

У тебя напрашивается вопрос: “Неужели мы с тобой не могли бы создать семью, не могли бы любить друг друга?” Могли бы, но не так все просто, Женя. Несколько раз я пыталась представить нас семьей, ты знаешь, откровенно говоря, это было сделать трудно, т. к. я видела в тебе только старшего друга, а что-то большее не умещалось в моей голове. Ведь ты и сам знаешь себя. Думаю, к тому времени я привыкла к тебе довольно-таки сильно или может быть... Хотя что об этом сейчас говорить...

Ты помнишь, какой у меня склад характера, так вот... мне всегда нужен был характер сильнее моего, который мог бы смягчить меня хотя бы немного, это-то и было одной из важнейших причин.

Спасибо тебе за все, что ты сделал для меня, а сделал ты очень много. С тобой очень интересно и такой большой души как у тебя нет ни у кого. Ты научил меня многому и привлек меня к определенному миру, который в прошлом я во многом не понимала. Ты открыл во мне то, что не удавалось никому. Спасибо и прости.

Я желаю тебе быть счастливым (со мной у тебя этого бы не вышло). Ты святой человек, не сомневайся, это правда (не зря ты родился 25-го декабря).

Перечитывая все то, что написала, поняла — письмо вышло неудачным.

Была, есть и буду твоим другом. Анна. 6-е сентября 1997-го года.»

Да... Удивительно пошлое письмо. Кажется, немного есть в мире писем, которые могли бы сравниться с этим по своей пошлости. Хотя, вполне возможно, что я мало читал писем в своей жизни. И столько орфографических и синтаксических ошибок! Раньше Анна N писала гораздо правильней грамматически. А сколько раз я ей говорил, что письмо, набранное на компьютере или напечатанное на машинке не несет такой эмоциональной нагрузки, как письмо, написанное от руки?! Она уже забыла об этом или, может, наоборот, попыталась скрыть все возможные эмоции за холодными линиями шрифта «гельветика», которым было отпечатано письмо. Анна употребляла слово «любовь», она еще не знала, что любви нет, а есть три ее составляющих. Она назвала меня святым, но это неправда. Действительно, можно сказать, что я был исключительно хорошим человеком (каковым, впрочем, остаюсь и до сих пор), но ведь и все окружавшие и окружающие меня теперь близкие люди, друзья и товарищи, почти все они были и пребывают теперь в бытии исключительно хорошими людьми, — это может подтвердить любой, кто хорошо их знает. Нет ничего проще, чем быть исключительно хорошим человеком.

Что-то в этом письме серьезно отдает мелочностью и какой-то вроде суетливостью. Я никак не могу понять, что. Она оправдывается, когда говорит, что они с мужем зарабатывают, как все нормальные люди. Является ли это оправданием? Вот оно! — наконец-то я понял, что раздражает меня в этом письме. Анна N оправдывается, Анна N просит! У нее, как у человека, написавшего это письмо, жалкий вид. Я никогда в жизни не видел, чтобы Анна N унижалась перед кем-либо. Гордость была красивейшей чертой ее характера, которая терялась теперь в этом письме.

Решив написать это письмо, она совсем не понимала, что для меня уже давным-давно не имело ни малейшего значения, по расчету вышла замуж Анна N, по любви, или по прочим разновидностям миражей, в которые мы любим верить. Более того, Анна N, предавшая меня ради денег и власти, но такая же сильная, гордая, самоуверенная и красивая женщина, какой она была раньше, мне всегда будет гораздо милее, симпатичней и дороже, чем оправдывающаяся и самоунижающаяся Анна, какой она сейчас предстала передо мной сквозь строки письма. Анна N не смогла этого понять. Пошло.

Пожалуй, стоит пройти в бар, выпить чашечку кофе и выкурить сигаретку. Кстати, из письма совсем не понятно, ждать завтра Анну N на площади или нет, и, следовательно, непонятно, насколько точен написанный мною конец истории. Удивительно бессодержательное письмо с одной верной фразой: «Перечитывая то, что написала, поняла — письмо вышло неудачным». Хотя, судя по тому, что на конверте не было ни марок, ни отметок почтовых отделений, письмо написано здесь, в Венеции, и передано через курьера. Но и за это ручаться нельзя.

В баре я закуриваю сигарету, которая через минуту привычно опустошает меня. Люблю это опустошение. Иногда. Мы были пустыми, когда пришли в этот мир, значит, это наше исходное состояние. Хотя иногда кажется, что было что-то и до этой исходности, например, когда возникает впечатление, что кое-что в твоей жизни идет уже по второму, а то и по третьему кругу. Дежа Вю. На пустом месте. В глубине-то все равно пустота. Великолепная и чистая пустота, и нет ничего милосердней, спокойней и справедливей ее. Графика Эшера притягивает меня этим — внутренняя пустота за внешней заполненностью листа.

В один из тех августовских дней 1996-го года, когда я под влиянием чего-то непонятного, а в большей степени, своей глупости, приходил домой и, в нетерпении прослушивая записи автоответчика, жаждал услышать голос Анны N, я услышал такую запись, оставленную моим бывшим юным другом К.: «Привет, если ты все еще слушаешь по вечерам эти чертовы магнитные ленты. Я советую тебе бросить это дело, а то еще услышишь когда-нибудь что-нибудь типа такого, что я скажу тебе сейчас — настроение на весь вечер испортится. Мы с тобой не виделись около полугода, последний раз слышали друг друга где-то месяца три назад, когда ты мне позвонил. Это не в упрек ни тебе, ни мне, а просто для информации. Кстати, я подготовил речь, которую сейчас произношу, а то иначе вышла бы слезливая кутерьма и пустословица, от какой и тебе, и мне стыдно бы стало. Так вот, сейчас, когда ты слушаешь эту пленку, я уже мертв и, вероятно, все еще вишу на бельевой веревке, скрученной в три слоя и подвешенной к потолку в моем сортире. В качестве своего посмертного письма я наговариваю слова на автоответчики тем, кому считаю нужным, в том числе и тебе. Тебе я говорю немного, так как ты был не самым моим близким другом. Ты это сам знаешь и, думаю, не обидишься на то, что я говорю это вслух. Ты в этой жизни сделал мне много хорошего и немного плохого. Спасибо тебе за хорошее. Ты молодец, ты много этого самого хорошего мне сделал. Спасибо. Теперь о плохом. Все плохое, что ты мне сделал, я давно простил тебе, кроме одной вещи. Я думаю, сейчас ты уже догадался, о чем я говорю. Я считал и считаю, что ты действительно поступил тогда подло по отношению ко мне, до этой вот самой минуты я не прощал тебя. Только сейчас я могу сказать, что прощаю тебя. Живи спокойно. О причинах моего самоубийства я тебе не скажу, я это наговорю на автоответчик Дину и Светловой, а кто-нибудь из них, если посчитает нужным, скажет тебе. Все. Прощай. Пауза — ты-ты-инц.»

Под плохим поступком, совершенным мною в отношении моего бывшего юного друга К., он имел в виду то, что я, как он считал, в некотором роде увел от него Анну N. Я не думал и не думаю, что в этом была моя вина: в моем понимании произошедшего и в понимании этого самой Анны N, никакого факта увода, самого состава преступления не было.

Причиной самоубийства К., как я узнал позже от Дина, была его усталость от жизни. Позднее я собрал четыре из пяти посмертных речей К., наговоренных им на автоответчики его друзей. Я думаю, что это самая мрачная коллекция, какую я только мог собрать в своей жизни. После того вечера, когда я услышал эту запись, я почти перестал пользоваться автоответчиком и уже больше не ждал Аниного сообщения.

Кармические предпосылки наших поступков и событий, происходящих с нами в течение нашей жизни, практически всегда являются следствием нашего заведомо определенного отношения к этим поступкам и событиям, а также следствием работы определенного типа мышления, присущего нам, сформированного в нас нашим окружением и нами, и оказывающего влияние на это же самое окружение и на те внешние факторы и раздражители, которые принято считать роком и судьбой. Поэтому я не верю ни в карму, ни в судьбу, а пишу все это потому, что предательство Анны N, возможно, было во многом фактическим событийным отражением моей внешней и внутренней реакции на цепь событий, предопределивших наши взаимоотношения, причем первые звенья этой цепи, я думаю, могли сложиться задолго до моего знакомства с Анной N. Я, тип моего сознания и черты внешних проявлений моих чувств к Анне N были косвенными причинами ее предательства и прямыми причинами кармических предпосылок событийной линии моей жизни (сорок шесть минут ушло у меня на составление трех последних предложений). Анна N предала меня в большой мере из-за некоторого характера поведения, присущего мне, и определенных поступков, совершенных или несовершенных мною. Характер моего поведения во многом складывался из работы моего мышления и из правил окружения, в котором я жил. То же можно сказать и о моих поступках. Теперь, когда эта мысль сформулирована, я могу понегодовать, что 3-го марта 1995-го года мой бывший друг К. обвинил меня в том, что я увел от него Анну N, которая даже никогда близко не знала К., и это обвинение, породившее некоторый комплекс вины в моем сознании, временами внушало мне, что отношения мои с Анной N являлись следствием не совсем честного поступка и потому должны были вызвать или спровоцировать следующий нечестный поступок, направленный в этот раз против меня. Очень глубоко внутри, так глубоко, что совсем не видно, я все знал — предчувствовал — заранее, только знания эти находились слишком глубоко для какого-либо восприятия или осознания. На поверхности я ничего не чувствовал — не видел, и лишь мои действия, каким-то удивительным образом иногда руководимые глубинными движениями моего сознания, выдавали меня и вели к предательству Анны N.

Надо признать, что Анна N своим письмом испортила всю историю, которая должна была закончиться совсем не так. Все должно было быть иначе. Я встречаю Анну N, Анна N изменяет своему мужу, мы вдвоем наслаждаемся красотами Венеции и друг другом, время не подчиняется закону относительности в эти несколько дней. Мы не подчиняемся никаким законам, между нами привязанность, желание и схожесть типов мышления. Потом наступает расставание, Анна N возвращается к мужу, я остаюсь в Венеции еще на несколько дней для работы над своим трудом «История предательства и дискриминации. Чувствительные предпосылки, побудительные мотивы и оправдания», затем тоже уезжаю, а, еще лучше, ухожу — ухожу в неизвестном направлении. Желтые листья залетают мне в голову покружиться с моими мыслями и подсказать место и время следующей встречи. А я иду дальше.

Я вижу журнал на столике рядом с моим и беру его полистать. На последней странице журнала реклама: «Мужчины с Земли, Женщины с Земли. Конец истории. Виски “Джонни Уокер. Рэд Лэйбл”». Действительно конец истории. Хорошо — именно эту марку виски я и заказываю бармену. Бармен — молодой красивый парень лет двадцати. Напьюсь, дам ему денег, попрошу пойти завтра в десять утра на Пьяцца Сан-Марко с охапкой белых лилий, и будет он дарить их по семь каждой встречающейся ему женщине.

Speaking In Tongues Лавка Языков

Иван Глаголев

РОМАНТИЧНАЯ ОСЕННЯЯ ВСТРЕЧА

(ФРАГМЕНТЫ АВТОБИОГРАФИИ)

Speaking In Tongues
Лавка Языков