Speaking In Tongues
Лавка Языков

анна глазова

КАК ДОГОРЕЛА ИНКВИЗИЦИЯ

любовь

грише

железные девы

ждут визитёров

любят железных инквизиторов

прекрасные рыцари

любят прекрасные панцири

их щиты украшают

волосы ведьм и чешуйки драконов

драконы любят

лежать под конями

наблюдая их злую мошну

ведьмы любят рожать пеликанов

и сжирать их в глухую пору

я люблю вгрызаться в глухую кору

железистых капканов

инквизицией плоти

расставленных на истуканов

в горючем плоти болоте

огонь

сожжённые воды;

жгут инквизиторов:

девы любят антрепренёров;

покорённые броды

любят лежать под ногами

корни любят скрипеть под конями

перешедшими воду вброд

кони любят ржать пред огнями,

чадом пеплом углём изошедшими,

и корявый урод-пеликан

любит ставить капкан:

на бессмертных любителей истины

будет свой костёр и елей

ересей несусветных

перевёрнутых дней

воспалённого века

негорящего человека;

полыхает река.

крылья

и когда окрылённые кони

корень паслёновый

топчут, плачет вода из огня:

и броня на коне --

простыня и попона --

сожжена, спалена и утоплена;

инквизитор вставляет ступню в стремена,

в ступе ведьма толчёт семена, --

улететь бы во времени! --

в пламени на водопой

углечёрной толпой по земле идут кони.

пепел, уголь

лёжа под корнем древесным

конь выпростал злое крыло

и на землю легло

бессловесное заклинание.

как на заклание,

на сожжение

привели молодого дракона:

одному монаху

было откровение,

что дракон -- человек в покровах

из чешуи, изготовленной ведьмой.

расплавленной медью

ухо залили коню,

и опало очарование.

глухо

стонет дракон, споткнувшись о корень,

воет ветер, монах просит пламени,

но получает огонь

инквизиции. дракон

вскочил в стремя, проворен,

как само время,

и быстрее, чем конь.

о, снова костёр разожгли

для невинного, а под виновного

угли

пухом и пеплом легли.

как спастись в ветре времени от огня инквизиции

и летят по времени кони!

затаивши дыханье монах

прижимается к холке и ветер

рвёт и мечет развеянный прах;

воет конь; ускоряет погоня.

сквозь свист времени светел

нож священника -- обдирает

кожу с дракона, скоблит чешую --

и под крови струю

подставляют чашу простёртую

в мокрой руке. налегке

инквизитор восходит в костёр.

одну руку простёр в заклинании,

вторую -- в знамении.

вознесясь над пространством,

плутает во времени, и в порхании этом

есть что-то от лебединой песни дракона

от чешуи пеликана

и от грома и стона

инквизитора-истукана.

какая разница, кого жечь и кто смотрит?

рыцарь, дракон, оруженосец и конь --

всё поглотит священный костёр и огонь;

инквизитор щипцами завьёт себе локон,

пока из всех окон быстр взгляд и остёр.

беспощадные дамы со шпицами смотрят в огонь,

как какие-то люди чьи-то голые груди пронзают спицами,

и со свистом выходит гар из палёного оловом лёгкого.

разгорается истинной веры пожар:

должно быть, рукоплескание -- дар

цивилизации от инквизиции, и мораль:

пусть отступников жаль, но дороже

сентимента -- хруст кожи сгоревшей, дотлевший

в ладонях, горящих от трения апплодисмента.

эпифания

освежёван дракон бескрылый

спрятан в саван и брошен на склон

между обломками креста

два аиста

суют рыла в пеликана

его горло как рана кровь извергает

сыромятный ремень рассекает кремень

вода точит камень

отошедшее время тянет камень на шее

в воду; небо темнеет, светает, выпь льнёт к удоду

в руке монаха лежит черепаха

на её темени он чертит знамение дня:

лети птицей

журавль стань синицей

колодец -- горлицей!

небо стало от огня ало

собственно история

великий инквизитор опускается в кресло,

жанна кладёт ему руки на чресла,

он за ногу закидывает копыто.

плавится сусальная плева, за стеной стонет стальная дева:

раскалённой стрелой её внутренность вскрыта.

наливают в корыто воды, остудить остриё.

жанна, смеясь, надевает колье и копьё,

вознаграждая священника за труды.

инквизитор, оскалясь, садится за стол

и чертит схему: костёр и кол, на который посадят деву.

жанна поднимает забрало, зрачки её алы сквозь прорези шор.

инквизитор подписывает листок козьей костью,

и не разбирая порогов, бежит на двор.

на следующий день его гостью сожгли.

отбрасывал тень

её стальной хребет на угли,

раздавали бесплатно шербет, пылал руанский

костёл и обители,

а зрители

из окрестных сёл

в креслах крестились,

и пили, и ели труп христианский.

и инквизиция тоже священнодействие

чернее угля

лебяжий пух

оседает на пепла седины.

на дне посудины, в самой её середине,

покоится вырванный слух с корнем уха.

лишённый слуха монах молится наугад.

в рану на месте уха вползает чешуйчатый гад,

заговоренный ведьмой. слуга бога

молится напропалую. стая седых лебедей

словно тайфун

уносит табун чёрных коней;

в их ушах -- топот погони. инквизитор-скакун

их торопит: скорей --

под тенью седых и почерневших лун

уже прорастает репей

сожжённых заживо дней!

и нежней касается струн

рука глухого монаха

и катается слово

по кругу

на скудельном покрове

догоревшего праха.

дева верхом на звере дракон

«и вот как бы чешуя сходит с глаз его»

Иван К.

вот пейзаж нарисованный ведьмой:

знойный пляж; ветер и влажный зной

заметают копьём след мой --

лишь след вод на песке и слышен их вой.

я плыву под водой:

закованный в латы

подо мной проседает горбатый

плывущий дракон, глаза его в шорах.

взрывается порох в нюрнбергской печи,

и ещё кладут кирпичи те же, кого в них сожгут.

в огненный пруд я ныряю в ночи,

чтоб протянуть стебелёк лука

тем, кого горящая мука

отлучила от бога, копья или плуга.

вытянув из пруда, я и дракон везём их туда,

где их ждут кирпичи обожжённой печи --

из огня ада в пламя земли, где на мели боли

грешники каются, лишаются воли,

и их смерть словно рай.

взвейся, огонь земной! ад, остывай!

связь времён

когда синим пламенем жгли софию

в последнем великолепном аутодафе

мальчик плакал скорчившись на софе

это был достоевский в пять лет

он уже начал ждать инквизитора

пламя сходит на нет

как затихнувший крик

и в валенсии пепел дотлевший дымится

догорел еретик умерла инквизиция

можно жечь и в колодце

еретик ребром встал в колодце

инквизитору поступившись честью пришлось

вычерпать пламя из книги монаха

чтоб огневая дымилась ось

чтоб без крови не ссохлась плаха

и топор приподняв и пожар раззадорив

инквизитор восстал как палач

и собрав среди дев немного праха

еретику всыпал в рот заглушив его плач

и мешалась водица с слезами

и смешались христианские лица

даже сами вёдра рыдали

об отравленных недрах

а воды плескали

об стенки колодезной кладки

и шуршали складки

в платье мадонны щедрой

пока подскакивала голова

дымясь додымлясь уже мертва

ужас открывает глаза на пороге дня или ночи

скинут труп коня на погосте в колодезь

среди неба воркует удод

под покровом лицо уроня

плачет всадник-урод всуе

и расправив крыла над огнём

мятежный дракон поднимается в воздух

где восторжен и нем

клубится закат, и в нём

инкизитору мнится роздых

но то не закат

и не восход,

а пылающий ряд

отправляется в ход

к плахе пожарищу и пепелищу

у них на руках

взалкавший монах

изменивший товарищу

и не закат а кострища полощут

тряпки огня

исподнее дня

в крови человека

поднимается алое веко

как крышка колодца

зрачком расколоться

вскрыли глаз словно лаз в подземелье

и в него влили горящее зелье

конь лишается зрения

воет пёс -- его нос обоняет благоухание тления --

из раскрытого глаза сожжённого

из его немого рассказа

восходит луна --

краснодонна

почему инквизиция уничтожала летописи

сквозь зелёное дно

лошадиного ока

светилась красная ось,

опираясь на отрока

теплилась летописца душа

и дрожала рука

на дне колодца книгою сокруша

тень костра -- книга остра

была как огонь и страданье,

и в неё было вписано лошадиное ржание:

это буйно скакал конёк-уголёк

красным пламешком в месте огня --

распылялся как ночь

распалялся как день

-- конь спотыкался и падала тень

«их сожгли, не распяли», --

так умоляли записать летописца в тетрадь,

но худые как спицы

его пальцы писали:

«их распяли, распнули, распинали,

как лист распинают в тетрадь,

а потом их снимали

и распинали опять...»

ожог бывает свежим не каждый день

на погосте темно и нескладно.

ересь дрожит в руке старика,

не желая вжигаться во строку:--

острым перстом летописец

грозит отроку с вострым лицом.

иконописец пеняет иконоборцу,

что мол ива крива; тот к осине стремится:--

на дне колодца, в самой его сердцевине,

плавятся лица костра в чешуях воды, в её тине.

тонет ведро в глубине:

так священник не может напиться

до рассветного дня,

так на погосте шелещет и злится

с дракона содранная чешуя,

так стило летописца рвёт из пальца

священника нож как ресницу

из глаза из лужи из медного таза

и на доску не ляжет изображенья

святого мученья, и в книгу

не впишут интригу с чужого двора

и вдовица вора не получит печёных сердец

птиц еретичек и изуверец

-- щебечет скворец --

инквизитор-старец с недовольным лицом

из вчерашних птичек ест холодец

полдник инквизитора

дева верхом на коне дракон

подносит на блюде печёную голову.

маятник черепа с сердцем из олова

в воздухе чертит коленный поклон.

кровь разлита по кувшинам,

вверх ползёт бровь

инквизитора-дегустатора.

я люблю называется слово любовь,

и у ног пантократора

в ход пускается божья машина

для изжарки на вертеле.

дева сидя на коле думает о метле.

поспевает жаркое.

инквизитор пробует мясо кое

-- какое --

-- из еретика --

из пустого в порожнее

из жилого в отхожее

капает кровь и кровь тоже

о, осторожно...

о, острожнее...

острог глазами змеи, чьё зрение засорено бревном

я тоже увидела, как цветёт

яд;

да, я чувствую привкус паслёна,

и на папоротнике из клёна

мерцающий лёд.

я как роза

вращаю в остроге

цветы

среди суеты

и коней и мороза

стынут дороги

замерзают кнуты

и коня

уж не гонят к месту костра

и позора.

для меня

не всплывает из осетра

озеро не из дракона. ах, пора-не-пора,

и без вида и повода

и топора

из глазницы роняю бревно под сидением овода

и мухой над головешкою

трупа:--

не слезая с крупа --

не оскопишь коня.

орёл ко мне тоже обращается решкою,

и вместо дракона жгут и топят меня,

и я тоже я тоже -- как роза -- я мешкаю --

и горю додымляюсь я огонь я земля...

сама земля совершила побег!

«четыре чувства вспять пошли

на все четыре края света

и элементов тоже пять

сползли с седьмого континента», --

так говорил инквизитор

ступив на облако тонкого дыма --

пока взоры острились

а розы астр змеились --

и из розы огня поднималась звезда-мытарь

огнём омыта, водой опалима...

а жители видели и смотрели

как возносились становясь небожителями

над их бесхитростными земными обителями:

четыре дракона, четыре коня,

пять девиц и семь искупителей,

три сотни монахов, шестьдесят шесть крестителей,

один оруженосец, один скопец,

рыцарь и служка его, конюший,

один иностранный одержимый гонец

и под конец -- целый венок пастуший...

...и от острова зарева

оттолкнулась земля,

и как от остова -- мясо сгоревшее,

так отпала она от него, и кругля

в дыме и гари весло, поспешно

от острова зарева в звёздное марево

долой с планеты поспешила земля,

тёмной ряской одета...

на драконьем кургане всходят зубы

и вот как бы чешуя сходит с глаз его

и развёрзт под ней скользкий лаз

и в него как в колодец падает конь.

и оттуда поднимается вонь и дым.

и тлеет напалм на водице под ним --

хочешь ныряй хочешь спасай остальное ребро.

на поверхности озера -- серебро.

а в колодце -- драконом поломаны сходы.

и над ними витают удоды.

всё равно.

...............................

над полями качаются всходы,

и забыты колодцы давно,

ах, пора не пора, ах была не была,

лишь бы в небе сияла дыра.

долго ли коротко --

но всплыла

среди поля в воде голова

и ребристое тулово дракона сутулого

изрекло огневые слова:

«где моя

чешуя

стынет мой

глаз слепой...»

.................................

похоронен кривой как земля

курватура куба

кривизна земли

изогнулась в драконьем глазу.

отразилась сквозь призму,

стекла в слезу.

слеза скатилась

и канула в варево.

над кипящим золотом вздрогнуло зарево,

словно в дереве, громом расколотом.

на дракона влез рыцарь

с булавою и молотом

в каждой руке.

(налегке

инквизитор восходит в костёр.)

рыцарь в латах держит циркуль из злата,

шар из золота в пепел растёр.

во все сопла дракон засопел, --

и как огненный шар

из него вышел пар! --

(инквизитор лежал, стёрт

в порошок, и неслышно рыдал,

и рыдание пел, хрупок стал,

сыпок стал, стар и мёртв...)

на закате дня зрители становятся сентиментальней

под землёю вдруг вздрогнуло злато.

оскопивши коня -- вспомнишь старца-кастрата

и научишься брать под узцы дракона.

время с жезлом в руке падает с трона.

на пространстве переплавляешь концы,

пока в чугуне на огне закипает расплата.

из красных глаз бронзового заката

выкатывается одна слеза.

в зрачке дракона плещется бирюза

сине-зелёной медью колодца.

если в челюсти камень не хочет молоться --

сталь щипцов на помощь зовёт стрекоза.

на огне калеют девины прелести,

а с костёла тем временем обламывается щипец,

падает, расшибает кому-то крестец,

и седлая коня,

гарь сдувая с огня,

оруженосец-кузнец

в летопись вплавит печальный конец

..................................

(угли дня заливает и гасит свинец)

из кострища — в игралище

камнем с петлёю замучен злой идол:

млечные зубы ему палач вырвал

из звёзного нёба, и в эту рану

(как в лунку семя) вложил истукана

раны края стали рваны, черствы

в почве отверзлись звёздные рвы

в них покатилась его голова

и во вращеньи пришли к ней слова:

камнем катился,

рвался ремень,

сеял и жал, плугом вспарывал день,

вырвал из неба движенье телесное, --

а умер во времени, во вращении тесном

пращи, на дне камня, в его глубине...

когда устаёт рассказчик, история теряет конец и смысл

и тогда истукан

кружку крови в колодец

проливает, полощет стакан,

умывается, зубом скрежещет уродец,

и седлает коня.

стрелы связывая пуком,

уроня

на плечо свой колчан,

она наполняет напалмом чан.

и упруго ворочая языком,

по кругу обклеивает ярлыком

пояс девственности.

(так получен бездонный колодец)

лев неприкосновенности в пух и прах

разорвал пеликана; два капкана

ему впиваются в пах, и зияет отверзтая рана.

лев сражается с тигром. змея жалит коня.

и двух дев догоня,

(так получена западня)

вырывает монах раздвоённое жало.

на пол капает разогретое сало

из глаза дракона.

истукан как ведро низвергается с трона

и ныряет в колодец его жёлтое рыло.

пламя пылает. время пробило...

(так получен конец - это неотвратимо)

................................

без конца и без времени

время стекло

мимо рта, по стеклу протекло, и всё мимо...

я сказала всю сказку, я всё позабыла

в памяти, пламени, в теле и тлене!

Speaking In Tongues Лавка Языков