Speaking In Tongues
Лавка Языков

Шеймус Хини

Три стихотворения

Перевел Юрий Белоцерковский

Дети рельсов

Взобравшись на железнодорожную насыпь,

Мы глядели на чашечки телеграфных столбов,

И провода жужжали на высоте наших глаз.

Они живописно извивались вдаль

На запад и столь же далеко на восток,

Слегка прогибаясь под тяжестью птиц.

Мы были детьми, и мир был загадкой.

Мы верили, что слова путешествуют по проводам

В сверкающих капельках росы.

Каждая росинка переливалась светом

Неба, отблесками рельс, и мы в ней

Были так бесконечно малы

Что могли пройти сквозь игольное ушко.

Серенады

Ирландский соловей

Поет, свистит в камышах.

Не умолкают всю ночь

Его искусные трели.

Хоть и ирландец я,

И песня в моей крови,

Не слышал я соловья,

И даже совы, между прочим.

Нет, серенады мои --

Вороний сорванный крик

В полудреме иль на ветру,

Или мыши летучей вздох,

Или скрипучий клекот,

Что издает коростель,

Бредя по ничьей земле,

Там, где комбайны шумят.

Наполни ж бутыли, любовь,

Никто не прервет наш сон,

А пробудимся, что ж,

Услышим певца камышей.

Устрицы

Раковины потрескивают на блюдах.

Мой язык в вожделенном ожидании,

И нёбо пересохло в предвкушении:

Передо мной -- солоноватые Плеяды,

И Орион⁽¹⁾ вступает в море.

Они, живые и беззащитные,

Лежат на ледяных ложах;

Моллюски: раздвоенные сосуды,

Любовный вздох океана.

Сколько их взломано, и разорвано, и извлечено.

Мы добирались до побережья

По скалам, заросшим цветущими кустами,

И были там, и вкушали дружбу,

И не забыть ту простую посуду

И прохладную тень соломенных крыш.

Через Альпы, переложив сеном и снегом,

Везли римляне устриц на юг, в свой Рим:

Я видел влажные корзины,

Полные изысканного великолепия,

Вперемешку с папоротником и запахом океана,

И слегка терзался, не чувствуя

Света, то есть поэзии или свободы,

В дыхании моря. Я смаковал этот день,

Чтобы его пряный вкус

Вдохновил меня на Слово, чистое Слово.