Speaking In Tongues
Шеймус Хини Перевел Юрий Белоцерковский
Дети рельсов Взобравшись на железнодорожную насыпь,
Мы глядели на чашечки телеграфных столбов,
И провода жужжали на высоте наших глаз.
Они живописно извивались вдаль
На запад и столь же далеко на восток,
Слегка прогибаясь под тяжестью птиц.
Мы были детьми, и мир был загадкой.
Мы верили, что слова путешествуют по проводам
В сверкающих капельках росы.
Каждая росинка переливалась светом
Неба, отблесками рельс, и мы в ней
Были так бесконечно малы
Что могли пройти сквозь игольное ушко.
Серенады
Ирландский соловей
Поет, свистит в камышах.
Не умолкают всю ночь
Его искусные трели.
Хоть и ирландец я,
И песня в моей крови,
Не слышал я соловья,
И даже совы, между прочим.
Нет, серенады мои --
Вороний сорванный крик
В полудреме иль на ветру,
Или мыши летучей вздох,
Или скрипучий клекот,
Что издает коростель,
Бредя по ничьей земле,
Там, где комбайны шумят.
Наполни ж бутыли, любовь,
Никто не прервет наш сон,
А пробудимся, что ж,
Услышим певца камышей.
Устрицы
Раковины потрескивают на блюдах.
Мой язык в вожделенном ожидании,
И нёбо пересохло в предвкушении:
Передо мной -- солоноватые Плеяды,
И Орион (1)
Они, живые и беззащитные,
Лежат на ледяных ложах;
Моллюски: раздвоенные сосуды,
Любовный вздох океана.
Сколько их взломано, и разорвано, и извлечено.
Мы добирались до побережья
По скалам, заросшим цветущими кустами,
И были там, и вкушали дружбу,
И не забыть ту простую посуду
И прохладную тень соломенных крыш.
Через Альпы, переложив сеном и снегом,
Везли римляне устриц на юг, в свой Рим:
Я видел влажные корзины,
Полные изысканного великолепия,
Вперемешку с папоротником и запахом океана,
И слегка терзался, не чувствуя
Света, то есть поэзии или свободы,
В дыхании моря. Я смаковал этот день,
Чтобы его пряный вкус
Вдохновил меня на Слово, чистое Слово.
1. По одному из вариантов мифа о красавце
Орионе, он воспылал страстью к Плеядам, чем вызвал гнев Артемиды, поразившей
его, когда он плыл по морю. (прим. пер. )