Speaking In Tongues
Лавка Языков

Генрих Гейне

В переводах Виктора Шнейдера

Лорелея

Рыцарь Олаф

Винили меня кастраты...

Любовь того, иного ненависть...

Мне верится не очень...

День и ночь слагал стихи я...

Донна Клара

Паломничество в Кевлаар

Дон Рамиро

Из «Северного моря»

Лорелея

Кто мне объяснить поможет,

Откуда взялась тоска;

Приходит на ум все тот же

Старинный один рассказ.

Смеркается, холодает,

Лениво бежит волна,

Вершина горы сияет,

Закатом озарена.

На этой горе прибрежной —

Прекраснейшая из дев.

Из уст ее грустный, нежный

И властный летит напев.

Моряк, проплывая подле

И слыша прелестный глас,

Не может быть, чтоб не поднял

На гору и деву глаз.

И тотчас забыв о гребле,

О скалах, о парусах,

Следит за мельканьем гребня

В распущенных волосах.

Не чудо, в итоге если

Поглотит его вода.

Вот сколько от дивной песни

Бывает порой вреда.

Рыцарь Олаф
(отрывок)

Свадебный пир подходит к концу.

Жених подносит бокал к лицу —

Остатки его вина

Не скрывают дна.

Палач ждет в дверях.

Невеста прильнула к его плечу.

Невеста глядит в глаза палачу,

Но зная, что это значит,

Она не плачет.

Палач ждет в дверях.

За руку невесту жених берет

И вводит последний раз в хоровод

Под звуки веселых песен,

И пляс их — весел.

Палач ждет в дверях.

****

Винили меня кастраты,

Когда я пытался петь,

За мой напев простоватый

И голос — ну просто смерть!

А их прелестные трели,

Их тонкие голоса,

Казалось, будто летели

Прямо на небеса.

Пели они про чувства,

Про нежность, любовь, обман,

И тонкое их искусство

До слез волновало дам.

****

Любовь того, иного ненависть

Мне досаждали хуже хвори,

И причиняли мне страдания,

и приносили боль и горе.

Но та, что горше всех обидела,

Всех больше мучила и злила,

Меня ничуть не ненавидела,

Меня нисколько не любила.

****

Мне верится не очень

Поповским словесам.

Я верю в Ваши очи,

Как верят в Небеса.

Мне Божий гнев не страшен,

(Какой в молитве прок?)

Поскольку сердце Ваше —

Единственный мой Бог.

Мне в россказни не верится,

Что есть, мол, ад и бес,

Но в Ваше злое сердце

И глаз холодный блеск.

Золотой Телец

Вой шофара, барабаны —

Гром гремит над караваном.

Пляшут дети Израэля

У златого у тельца:

Оп-ца-ца —

Звон литавр и шум веселья!

Водят дети, жены, вдовы

Хоровод вокруг коровы.

На минуту не присели,

Точно вихрь их завертел:

Круг из тел —

Звон литавр и шум веселья!

Аарон — блюститель Божий —

Сам в священничьей одёже

В пляс пустился вслед за всеми

И танцует точно бык:

Прыг-прыг-прыг —

Звон литавр и шум веселья!

Царь Давид

Умирая, царь Давид

Соломону говорит:

Присмотрись получше, право,

К генералу Иоаву.

Этот храбрый генерал

Роль в судьбе моей играл,

Да какую! Я же мало

Занимался генералом.

Ты разумен, мой сынок,

Ты силен и в вере строг,

В общем, оного солдата

Уничтожишь без труда ты.

****

Она мне написала:

«Пробил прощанья срок!»,

Но страшно мне не стало

При виде этих строк.

Почти что диссертация!

На дюжине листов!

Когда хотят расстаться,

Не тратят столько слов.

К «Эмме»

Растолкуй мое мне чувство:

От любви я без ума,

Или есть любовь сама

Только следствие безумства?

Ах, меня, родная Эмма,

Без того терзает страсть,

А теперь ещё напасть —

Эта самая дилемма.

****

День и ночь слагал стихи я

А смотрю — стихи плохие.

Я в гармониях купался,

Труд же мой ничем остался.

Донна Клара

В поздний час в вечернем парке

Бродит Клара, дочь алькальда.

К ней доносятся из замка

Звон литавр и шум веселья.

«Мне несносны будут танцы

И потоки льстивой речи,

Кавалеры, что изящно

Меня сравнивают с солнцем.

«Стало все невыносимо

С той поры, как увидала

Я в окне при лунном свете

Рыцаря со звучной лютней.

«Как манили эти звуки!

Как он мужественен, статен!

Как глаза его горели,

Будто он — святой Георгий!» —

Так, потупя очи долу,

Размышляла Донна Клара.

Вдруг взглянула — а прекрасный

Незнакомец перед нею.

Руки сжав, шепчась друг с другом,

Они бродят под луною,

Их зефир ласкает нежно,

Розы кланяются низко.

Розы кланяются низко

И пылают, словно в сказке.

— Но скажи мне, дорогая,

Отчего ты покраснела?

«Комары кусают, милый,

А в такое время года

Комары мне ненавистны,

Как носатые евреи.»

— Брось ты мух, да и евреев, —

Говорит ей рыцарь нежно.

А с деревьев облетают

Лепестков миндальных тыщи.

Лепестков миндальных тыщи

Разливают ароматы.

— Но скажи мне, дорогая,

Благосклонна ли ко мне ты?

«Я люблю тебя, мой милый,

Поклянусь хоть на распятье,

Где Спасителя убили

Кровожадные евреи.»

— Брось Христа, да и евреев, —

Говорит ей рыцарь нежно.

Вдалеке качает ветер

Сонно чаши белых лилий,

Сонно чаши белых лилий

Отражают свет созвездий.

— Но скажи мне, дорогая,

Твои клятвы не фальшивы ль?

«Фальши нет во мне, мой милый,

Как в груди моей ни капли

Крови нет от крови мавра

Или грязного еврея.»

— Брось ты мавров и евреев, —

Говорит ей рыцарь нежно,

И к беседке дочь алькальда

Увлекает за собою,

И украдкой оплетает

Донну сетию любовной;

Поцелуи слов протяжней

И сердца переполняют.

Свадебные песни-трели

Соловей поет над ними.

Словно в танце с факелами,

Светлячки по травам скачут.

А в беседке стало тихо.

Только слышно, как украдкой

Что-то шепчет мирт беседке,

Да цветочное дыханье.

Но слышнее стал из замка

Гром литавр и барабанов,

И проснувшаяся Клара

Руку с рыцаря снимает:

— Чу! Зовут меня, мой милый;

Мы расстанемся, но прежде

Имя милое свое мне

Наконец назвать ты должен.

И с безоблачной улыбкой

Рыцарь руки ей целует,

Он целует донне губы,

Щеки, лоб и произносит:

— О сеньора, я, Ваш милый,

Сын премудрого и всеми

Почитаемого Рабби,

Израель из Сарагосы.

Паломничество в Кевлаар
(отрывок)

Мария с утра надела

Лучшее свое платье.

Много больных, как видно,

Придется нынче принять ей:

В желании излечиться

Приносят люди, как водится,

Кто руку свою, кто ногу,

Кто палец — в дар Богородице.

Больные приносят в жертву

Разные части тела...

Естественно — восковые,

Чтоб Мария на них глядела.

Кто слепит из воска руку —

С руки того сходит язва.

Кто слепит из воска ногу —

Хромать перестанет сразу.

Подходит женщина с сыном.

Мать сердце лепит из свечки:

«Сынок,помолись, Мать Божья

Залечит твое сердечко!»

Сын (у иконы): «Мария!

Сердце мое разбито.

Помоги, если можешь:

Мертва моя Маргарита.

Избавишь от этой боли —

С другими и даже первый

Петь буду до самой ночи:

"Славься, Святая Дева!"»

Ночью во сне мать видит

(И видится ей, и верится):

Мария подходит к сыну

И руку кладет на сердце.

Тут завыла собака,

От воя мать пробудилась

И — сразу к сыну... У сына

Сердце остановилось.

Мать непослушные руки

Сложила и в такт напева

Стала шептать привычно:

«Славься, Святая Дева.»

Дон Рамиро

«Донна Клара! Донна Клара!

Сладость долгих лет и кара!

Решена моя погибель,

Решена без сожаленья.

«Донна Клара! Донна Клара!

Жизни дар, однако, сладок!

А внизу, в сырой могиле

Холодно, темно и жутко.

«Донна Клара! Завтра утром

Назовет тебя Фернандо

Перед алтарем супругой.

Ты зовешь меня на свадьбу?»

«Дон Рамиро! Дон Рамиро!

Твои речи слышать горше

Планов звезд, что лишь смеются

Над желаньями моими.

«Дон Рамиро! Дон Рамиро!

Отряхни с себя унынье;

Много девушек на свете,

Нас же Бог развел с тобою.

«Дон Рамиро, смелый рыцарь,

Поборовший стольких мавров,

Побороть себя сумей же —

Приходи ко мне на свадьбу.»

«Донна Клара! Донна Клара!

Да, приду, я обещаю!

Я желаю первый танец

Танцевать с тобой; до завтра.»

«Доброй ночи!» — Звякнул ставень.

Рыцарь, как окаменевший,

Долго не сдвигался с места;

Наконец во тьме сокрылся.

Вот и ночь, пройдя по кругу,

Уступила место утру;

И, как пестрый сад цветочный,

Расстилается Толедо.

Роскошью дворцы блистают,

В свете дня переливаясь,

Купола церквей сияют,

Словно крыты позолотой.

И, жужжа, как рой пчелиный,

Колокол звонит, и к небу

От церквей благочестивых

Поднимаются молитвы.

А на площадь из капеллы

Высыпает тьма народу.

Здесь придворные и дворня,

Доны, донны, духовенство,

И едва видна за ними

Окружённая почтеньем

Молодая пара в центре —

Донна Клара, дон Фернандо.

Вал народа дружно катит

К замку жениха, где нынче

По обычаю роскошно

Свадьба праздноваться будет.

Игры рыцарей, застолье,

Шум, веселье, ликованье,

Пролетели час за часом —

Незаметно дело к ночи.

В зал гостей зовут на танец...

...Сидя на высоких стульях,

Молодые обращают

Речи сладкие друг к другу.

Зал наполнился звучаньем

Музыкальных инструментов,

В такт литаврам начинают

Набегать людские волны...

«Госпожа моя и прелесть,

Что ты взгляда не отводишь

От того угла пустого?» —

Рыцарь говорит невесте.

«От пустого? Дон Фернандо,

Неужели ты не видишь

Там кого-то в чем-то черном?»

«Это тень!» — смеется рыцарь.

Но, однако, тень все ближе,

И, узнав Рамиро, Клара

В замешательстве краснеет

И здоровается с гостем.

Огляделась. Видит — танец

Начался, танцоров носит

Дикое круженье вальса.

Пол трещит, весь зал трясется.

«Дон Рамиро, я с охотой

Танцевать с тобою буду...

Но в дальнейшем этот черный

Плащ ты надевать не должен.»

Рыцарь сверлит Клару взглядом,

Обнимает, вводит в танец

И угрюмо произносит:

«Ты велела — я явился!»

«Твои щеки — как из снега!» —

Шепчет Клара с содроганьем.

«Ты велела — я явился!» —

Глух в ответ Рамиро голос.

А гремят кругом литавры,

А звенят над замком трубы,

А свечей мигает пламя

Сквозь гостей столпотворенье.

«Как из льда твои ладони,» —

Шепчет Клара, не пытаясь

Более скрывать свой ужас.

«Ты велела — я явился!»

«Отпусти! Пусти! Рамиро!

Выдох твой — дыханье смерти!»

И в ответ все то же слово:

«Ты велела — я явился!»

«Ну, уйди ты ради Бога!» —

И как только это слово

Клара, больше не стеная,

Твердым голосом сказала,

В то же самое мгновенье

Дон Рамиро испарился.

Клара взгляд остановила,

Побелела, как бумага,

И упала без сознанья.

Наконец, в себя приходит,

Но опять стремятся камни

Накатиться на глаза ей,

Так как видит, что с начала

Танца не вставала с места.

Рядом с ней сидит Фернандо

И тревожно вопрошает:

«Отчего ты побледнела?»

«А Рамиро?..» — заикаясь,

Клара начала, но ужас

Ей язык парализует.

Жениху на лоб ложится

Первая морщина: «Донна,

Не выспрашивай подробней.

Нынче днем Рамиро умер.»

СЕВЕРНОЕ МОРЕ

VII
НОЧЬЮ В КАЮТЕ

Укачали меня волны,

А мечты — того сильнее.

Тихо я в своей каюте

Завалился на кровать

И смотрел сквозь люк открытый

На глаза своей любимой

В высоте, на самом небе:

На плеяды светлых звёзд.

И возлюбленные очи

Над моею головою

Не дремали, а сияли

И подмигивали мне,

Я часами любовался

Синею небесной крышей,

До тех пор, туман покуда

Миилые глаза не скрыл.

*

О дощатый борт,

Где лежит мой сонный череп,

Разбиваются волны, разбиваются дикие волны.

Они шелестят и бормочут

Мне на ухо тайно:

«Дуралей!

Руки твои коротки, а небо далеко,

И звёзды там вверху прибиты

Золотыми гвоздями —

Тщетна тоска, тщетны стенания,

Лучше всего, засыпай.»

*

Мне снилась пустошь где-то в отдаленьи,

Покрытая глубоким белым снегом,

А я лежал под этим белым снегом,

Лежал и спал холодным смертным сном.

Но с высоты, с чернеющего неба

Глядели на меня глаза любимой,

Те звездоглазки милые — с улыбкой,

Спокойные, но полные любви.

Кевлаар (Кевелар) — город в Северной Рейн-Вестфалии, традиционное место паломничества. (Прим. переводчика.)

Speaking In Tongues Лавка Языков

Генрих Гейне

Лорелея

Рыцарь Олаф (отрывок)

****

****

****

Золотой Телец

Царь Давид

****

К «Эмме»

****

Донна Клара

Паломничество в Кевлаар (отрывок)

Дон Рамиро

СЕВЕРНОЕ МОРЕ

VII НОЧЬЮ В КАЮТЕ

*

*

Speaking In Tongues
Лавка Языков

Рыцарь Олаф
(отрывок)

Паломничество в Кевлаар
(отрывок)

VII
НОЧЬЮ В КАЮТЕ