Червь, точащий изнутри (о Саре Кэйн)

Пьеса Сары Кэйн Cleansed, инсценированная в Гамбурге Петером Цадеком

Рецензия опубликована в Die Zeit 16-12-98

Гомосексуалист Карл стоит на коленях, в его оголенный зад вбуравливается кол. Карл скулит, визжит, умоляет. Но торговец наркотиками Тинкер безжалостен, он неумолимо продолжает допрос. Как зовут твоего друга? Ты можешь описать его гениталии? Он сношается с тобой через задницу? Потом наступает финальный эксцесс. Карл, в бесконечной муке, предает своего друга Рода. Тинкер вынимает нож, отсекает ему язык, брызжет кровь, публика охает.

Так сцена за сценой, кошмар за кошмаром, проходит пьеса, которую впервые на немецком языке поставил Петер Цадек на сцене гамбургского камерного театра в импозантном актерском составе с Сюзанной Лотар, его знаменитой Лулу.

Cleansed, третья по счету пьеса 27-летней англичанки Сары Кэйн, — это гораздо больше чем просто набор чудовищных и непристойных деталей или просто скандал, которого многим хотелось уже заранее. Шока, подобного вызванному 3 года назад дебютом Кэйн с пьесой Phaedra в лондонском Royal Court Theatre, постановка Cleansed не произвела.

Разумеется, если ориентироваться только на традиционные представления о том, что допустимо и не допустимо на сцене (в отличие от кино, телевидения, жизни), театр ужасов Сары Кэйн – это слишком. На сцене принимают наркотики и пытают, совокупляются и онанируют. Инцест, изуродование, перемена пола, убийство, самоубийство, каннибализм – панорама обнажений и грубостей обширна. Поэтому на первый взгляд можно было бы отнести Cleansed к серии так называемых британских dirty plays, завоевывающих немецкую сцену и обеспечивающих себе популярность благодаря таким названиям как «Ближе к телу» или «Купи и трахни». Однако подобного сравнения может заслужить только внешняя сторона пьесы.

Сара Кэйн – драматург, в которого стоит вслушаться, и задача театра — в поиске подтекста, ассоциативной энергии скупых, лаконичных картин. И вызыващая ужас сцена «посажения на кол» подтверждает это одним единственным словом: на вопрос «Кто твой друг?» Карл заикаясь, едва слышно произносит: «Исус». Незадолго до этого Карл поклялся своему новому любовнику в вечной преданности – никогда-никогда он не предаст его. Старший Род, реалист, утихомиривает Карла: «Я не дам тебе никаких обещаний... И умирать ради тебя я не собираюсь.» Жизненный опыт против идеалистической чрезмерности, скепсис в противовес эйфории. И как только Тинкер начинает пытать юного Карла, тот не выдерживает и становится Иудой по отношению к своему другу.

Это не единственный намек на Библию в тексте, в других сценах речь идет о муках на кресте, о брате-ангеле. Семеро персонажей, которых Кэйн сводит между собой в некоем университетском кампусе, похожем на тюрьму, терзаются надеждами на непонятное избавление, все они похожи друг на друга в своих отчаянных попытках раздобыть немного солнца, толику тепла и человеческой близости: Грейс и Грэхем, брат и сестра, рожденные от инцеста, робкий Робин, гомосексуалисты Карл и Род, блондинка-стиптизка из пип-шоу. И даже Тинкер (актер Ульрих Мюэ), садист-служака, этакий доктор Мабузе или зловещий вестник смерти, грубо обрывающий попытки других обрести счастье, пребывает в погоне за своими страстными желаниями – мучитель целует своих жертв. Единственная альтернатива, которую видят эти люди для себя, оглашается Грэйс: «Полюби меня или убей».

Cleansed Сары Кэйн – это пляска смерти, мрачная череда ни к чему не ведущих телесных и душевных усилий, архаический ритуал желания и насилия.

Это непрекращающеся шествие одних мимо других, поиски помощи и необходимость причинять боль. Если текст пугает, сбивает с толку, цепляет, то не из-за своих плакативных мерзостных эффектов, а из-за этой почти болезненной перепутанности слоя реальности и тождественности. Кто здесь враг, кто друг? Кто преступник, кто жертва? Он или другие тоже? Живой или изуродованный? Только ли мертвые, привидения, сомнамбулы способны испытывать счастье? Известное нам – что это, реальность или кошмарный сон, которого все мы боимся?

Инсценировка Петера Цадека скупа, трезва, немногословна. Сцена-лаборатория, облицованная зеленым кафелем, выстроенная для него Петером Пабстом, с использованием занавеса, света и проекций обеспечивает быструю смену сценического пространства – постановка дляится всего75 минут. Цадек строго придерживается указаний Кэйн по поводу постановки, ничего не добавляя и не убавляя. Но прежде всего он не ищет объяснений Irritation pur.

И все-таки в этом океане ярости и агрессии есть место великолепным, нежным, счастливо-печальным моментам: вот Грейс и Грэхем двигаются в такт мелодии You Are My Sunshine, паря в воздухе, отражаясь друг в друге как в зеркале, вот Филипп Хохмэр, у которого нет больше ни языка ни рук, танцуя дикий танец радости, мечется перед своим другом. А молодой актер Аугуст Диль подкупает трогательной, безмолвной тоской своего героя Робина.

Наиболее интересно в Саре Кэйн то, как последовательно от одной пьесы к другой она рвет с началами реализма и уходит в сюрреальное, в лирические картины «черной» поэзии. Неудобоваримое понятие реальности новых британских писателей это не ее стихия. Беды, ставшие ее темами, это не беды социально деклассированных. Она описывает разрыв, разрывающее универсум экзистенциальное неизлечимое одиночество. И не случайно что Сара Кэйн, за много месяцев до премьеры Cleansed в Лондоне поставила бюхнеровского «Войцека». Горящий взгляд писательницы устремлен в пустое небо.

Этот сайт использует cookies для улучшения работы и аналитики. Продолжая использовать сайт, вы соглашаетесь с Политикой конфиденциальности.

Speaking In Tongues
Лавка Языков

Г.Юрдер

Червь, точащий изнутри

**Пьеса Сары Кэйн Cleansed, инсценированная в Гамбурге Петером Цадеком**

Speaking In Tongues Лавка Языков

Г.Юрдер

Червь, точащий изнутри

Пьеса Сары Кэйн Cleansed, инсценированная в Гамбурге Петером Цадеком

Speaking In Tongues
Лавка Языков

**Пьеса Сары Кэйн Cleansed, инсценированная в Гамбурге Петером Цадеком**