Слово о Православии...

Читано на научно-практической конференции «Дни славянской письменности и культуры» 30 мая 1997 г. в Дальневосточном университете, г.Владивосток

«Когда все идут по пути безнравственности, никто этого не видит.
И только если кто-нибудь, остановившись, уподобляется неподвижной точке,
мы замечаем бег остальных.»

Бесы трепещут, идя на контакт,
и от креста не отхлынут никак.

Мы будем говорить о Кирилле и Мефодии. Но речь, прежде всего, как и должно быть в подобных случаях, пойдёт о единстве и целостности. Живом Единстве и Божественной Целостности. А также о силах, извечно противодействующих во Вселенной -- как на уровне, скажем, «чёрных дыр», так и на уровне атома: силе центростремительной и силе центробежной, коим соответствуют силы метафизические: созидающая, стремящая к соединению с Предвечным Целым, и другая -- изначально норовящая разрушить это Целое, влекущая прочь от Света, «уносящая свет», -- сила Люциферова. Первая устремляет нас к Богу и Жизни вечной, вторая же увлекает к вечной погибели, оставляя за собой мертвящий шлейф разделений, расколов, нестроений, рассеяния, развлечения и расщепления души, разума, семьи, культуры, Церкви, Родины, мира и, наконец. Вселенной.

На языке политиков и публицистов эта, последняя, сила именуется нынче плюрализмом. Хотя уместнее было бы употребить здесь биологический термин «шизогония», означающий разновидность бесполого размиожения, присущую некоторым одноклеточным организмам, при котором происходит многократное деление ядра, вследствии чего организм распадается на множество особей. А имя им -- легион.

Сколь-нибудь трезвому уму изначально понятно, какие противоположные силы действуют в человеке и мире. По слову Достоевского, здесь дьявол с Богом борется, а поле битвы -- сердца людей. И наше славянское, Православное мессианство, о котором так много думал и писал Достоевский, и которое столь раздражало и поныне раздражает умственные рецепторы доморощенных западников и космополитов -- суть не национального лишь, но -- духовного, религиозного, мистического порядка.

Русская религиозная мысль после многовекового молчания сразу, минуя дебри лукавомудрия и всевозможных критик разума и отвлечённых начал, заговорила о главном: о Всеединстве и Целостности. И, к слову сказать, в этом главном, помимо всего прочего, есть необходимое объяснение (и даже апология) нашей так называемой бытовой неустроенности. Так Лев Карсавин, один из множества изгнаиных большевиками философов, писал: «Русского гораздо меньше, чем европейца, заботит внешняя устроенность быта. Русский хочет жить для идеи (Бога) и возмущается, когда видит, что европейцы живут для вокруг себя.» Другой пассажир «философского парохода» Иван Ильин как 6ы подхватывает эту мысль: «Народ может иметь древнюю и утончённую культуру, но в вопросах внешней цивилизации являть картину отсталости. И обратное: народ может стоять на последней высоте техники и цивилизации, а в вопросах духовной культуры переживать эпоху упадка».

Суемудрие наших западников, почти ненамеренно позабывших не только корни свои, но и десятую Заповедь о зависти, лукаво пытается объяснить городу и миру эту нашу «бытовую неустроенность» (в сравнении, конечно, с косметической цивилизацией «для вокруг себя») принятием тысячу лет назад и непредвзятым исповеданием Православного христианства. Так, например, один из множества страдальцев по косметической цивилизации некто М.Сокольский явно с голоса Чаадаева вопиет почти нелицемерно: «Принятие византийской веры не только не приблизило Русь к центру тяжести христианского мира (?, Ю.К), европейской общности, к которой русские по географическим, генетическим и культурным началам как-никак природно, первоисходно тяготели, если не принадлежали -- оно напрочь на много веков отрезало всю восточнославянскую ветвь от нарождающегося европейского семейства народов».

Сугубая историческая и религиозная безграмотность выдаёт с головой их вожделения, сеющие «ради собственной греховной плоти» (Гал., 6.8). Всякому мало-мальски образованному человеку известно, что Русь крестилась до официального разделения Церкви (1054 г.) на Восточную и Западную. И Церковь, крестившая Русь, полногласно именовалась (именуется и поныне) Единой Святой Православной Кафолической (т.е. Соборной) Христианской Церковью.

Здесь не место (хотя и время) рассуждать о видимых причинах разделения. Необходимо лишь заметить, что Римская церковь, отделившись от Православия (а не наоборот!), сама через несколько веков пожнёт пагубу фрагментации и расщепления, породив всевозможное протестантство, которое, в свою очередь, как всякая часть, возомнившая себя целым, будет дробиться до бесконечности. Ибо сказано: «Царство, разделившее на ся, не устоит» (Мк., 3.24). И, к слову сказать: возможно, если бы Лютер в своём яростном неприятии католической церкви обратил взор к Православию, он не стал бы изобретать велосипеда.

О «молчаливой» Руси писали много -- и други, и недруги, каждый по-своему оценивая это её «неизрекаемое безмолвие». Мы же, не вдаваясь в полемику, должны напомнить читателю, что русское любомудрие вплоть до ХVIII века (отчасти и далее) неразрывно связано с богомыслием, т.е. молчаливым памятованном о Целом, Едином, к чему необходимо должна стремиться мысль -- да и вся земная жизнь -- верующего человека. И богомыслие это, конечно же, выражалось не столько на понятийно-рассудочном уровне, столь милым сердцу Запада, сколько на уровне живого общения с Предвечным -- в форме непрестанной Иисусовой молитвы, житийных переживаний, церковной гимнографии или иконописи («умозрение в красках»), и -- уже в новейшее время -- в наивысших духовных всплесках классической литературы XIX века.

Всему этому видимым началом было сознательное, неподневольное крещение Руси, принятое из рук тогда уже пышной и многоглаголивой Византии. «Крещение было пробуждением русского духа, -- пишет известный богослов Зарубежной Русской Православной церкви отец Георгий Флоровский, -- призыв от "поэтической" мечтательности язычества к духовной трезвости и раздумию. И вместе с тем -- через Христианство Древняя Русь вступает в творческое и живое взаимодействие со всем окружающим культурным миром». Это случилось, как известно, в 988 году усилиями Равноапостольного князя киевского Владимира.

Но мы не должны забывать и о таком немаловажном явлении, которое о.Георгий Флоровский назвал «христианством до Владимира». Речь даже не о том, что Равноапостольная княгиня Ольга, бабка Владимира, крестилась задолго до христианизации Руси, не о том, что, по свидетельству Ибн-Хордадбеха, русские купцы, торгуя в странах Востока, ещё в сороковые годы девятого столетия именовали себя христианами, и не о том даже, что в некрещённом ещё Киеве действовала Православная церковь св. Ильи, упоминаемая в Договоре 944 года. Речь о том, что в конце IX -- начале Х вв. начинают устанавливаться культурные и религиозные связи Киевской Руси с Болгарией. «Это было вхождением в права на Кирилло-Мефодиевское наследство. Византийское влияние было только прямым и непосредственным, -- и, кажется, именно непрямое влияние было и первым по времени и самым значительным и решающим», -- пишет о.Георгий.

Речь о том, что именно к этому времени «поэтичная» славянская душа созрела для осознанного приятия христианства. И это проявилось, прежде всего, в ясном сознании славянского этнического единства, которое выразилось, -- замечает известный историк и лингвист О.Н.Трубачёв, -- «в едином самоназвании -- slovne, этимологически что-то вроде "ясно говорящие, понятные друг другу"». Говорящие -- но ещё не читающие и не пишущие. А без этих культурных факторов принятие христианства оказалось бы слепым и, как следствие, подневольным. А ведь такая слепая вера -- не за совесть, а за страх, -- вера, исключающая свободу воли верующего, есть профанация и извращение самой сути христианства. Косвенный пример тому -- магометанство с его неподвижным монолитом аллахова ока, или -- то же католичество с «непогрешимым» папой в чине наместника Бога на земле. Христианское Православие предполагает свободный выбор человека между добром и злом, необходимость глубокого духовного осознания самого факта крещения. И, может быть, оттого Русь одной из последних в Европе приняла христианство (позже неё крестились лишь скандинавы-варяги и Литва), что дожидалась созревания своего часа и срока.

Итак, не хватало лишь малой искры, чтобы возжечь на Руси светильник Православной веры. И этой искрой, этим мостком к Православию оказалось изобретение славянской азбуки и распространение в восточной Европе славянской письменности.

«Германские племена, на заре христианства опрокинувшие Западно-римскую империю, приняли из рук Рима не только крещение, но и латинское письмо. Казалось, такая же естественная судьба ждала и славян, живших в тени мощной греко-римской культуры, -- замечает историк. Но случилось другое. В 60-е годы IХ столетия один человек, блистательный учёный Константин Философ, в монашестве Кирилл, впервые сложил буквы славянского письма...»

Не вдруг появляются «изобретения», и счастливая случайность любит лишь тех, кто к ней готов...

Когда послы моравского князя Ростилава прибыли к императору Михаилу с просьбой прислать учителей, которые могли бы проповедовать на родном для славян языке, и выбор пал на Константина и Мефодия, Константин не сразу согласился. Узнав, что у славян нет букв для языка, он возразил: «Кто сможет написать Евангелическую беседу на воде и хочет заслужить себе прозвище еретика?» Император ответил, что Господь даёт всякому без сомнения просящему и отворяет всем стучащим.

После продолжительного поста, усердно помолясь, приступили братья к главному, как потом оказалось, подвигу своей жизни. Составив славянскую азбуку, они перевели книги, без которых не могло совершаться богослужение: Евангелие, Апостол, Псалтирь, избранные службы. Это было в 863 году.

Придя в Моравию, братья начали учить богослужению на славянском языке. Немецкие епископы, не желавшие, чтобы истина христианства шла от Византии, говорили, что так Бога не славят, что Бог избрал лишь три языка: еврейский, греческий и латинский, ими же и подобает воздавать Ему хвалу. Константин отвечал на это: «Давид вопиет: Пойте Господеви вся земля, хвалите Господа вси языци, всякое дыхание да хвалит Господа!» Посрамив латинян, Константин назвал их триязычниками и пилатниками, ибо на этих трёх языках Понтий Пилат велел написать на Кресте Господнем: «Иисус Христос Царь Иудейский».

Здесь стоило бы добавить вот что: остальные, кроме славян, (да и то не все) христианские народы Европы смогли читать Священное Писание на своих родных языках лишь с ХVI века, после центробежных лютеровских реформаций, раздробивших и без того нецелое католичество. Но -- «не означает ли славянский язык Церкви отрыв от классической культуры, -- справедливо вопрошает о.Георгий Флоровский. -- Перевод заслоняет оригинал, устраняет неизбежность знать по-гречески, подобно тому как на Западе латинский язык Церкви был обязательным». Однако результат покрывал все эти видимые минусы (скорее культурологического, нежели религиозного свойства), ибо постоянное слышание Евангелия на близком языке за богослужением, конечно, заставляло и очень помогало памятовать о Христе и хранить Его живой образ в сердце.

Другое дело -- сегодня. Раздаются голоса, что церковную службу необходимо вести на современном (русском, украинском, белорусском или болгарском) языке, дабы каждый зашедший в храм понимал, «о чём речь». Но напомним, что в храм не заходят, а приходят, и прихожане -- собственным усердием и с помощью Божией -- прекрасно справляются с пониманием церковно-славянской службы. Вспомним ещё раз, какое мощное дробление Церкви и веры вызвал лютеровский перевод Священного Писания. Видимо то, что хорошо у истоков, не всегда удобоприемлемо в среднем и нижнем течении.

Возвращаясь же к нашей истории, необходимо упомянуть о том, что тогдашний папа Адриан собственноручно утвердил богослужение на славянском языке, а преподобные книги освятил и велел положить в римских церквах. Ученики-славяне, пришедшие в Рим вместе с братьями-просветителями, были рукоположены во священники. Мефодий же после смерти брата перевёл на славянский язык почти весь Ветхий Завет и многие Святоотеческие книги, а продолжая Евангелическую проповедь, крестил, к великому неудовольствию немецких епископов, чешского князя Борислава с его супругой Людмилой и некоторых польских князей.

Завершая наш экскурс в историю славянской письменности, необходимо высветить феномен, о котором упоминает О.Н.Трубачёв: «Возникновение латинского письма из эападногреческого алфавита тянулось столетиями, и здесь так же нет авторства, как нет печати гения. У нас вообще не так много таких точных великих культурных дат древности, как эта».

Вот уже без малого 1135 лет как мы пользуемся славянской азбукой. И письмо это, созданное в Моравском княжестве, с самого начала адресовано всем славянам. «Это было становление и образование самого "славянского" языка, его внутренняя христианизация и воцерковление, преображение самой стихии славянской мысли и слова, славянского "логоса", самой души народа», -- замечает о.Георгий Флоровский.

И даже значительность петровских преобразований, -- по мысли О.Н.Трубачёва, -- выразилась не столько в европеизации государственных и общественных институтов, сколько, может быть, в том, что не посягнули на русское кирилловское письмо. Ограничились лишь умелой модернизацией его начертания, причём сделано это было так удачно, с таким тактом, что другие славяне, пользовавшиеся кириллицей, без колебаний перешли потом на русский гражданский шрифт. «Так красиво возвратила Россия старинный культурный долг тем славянам, которые раньше её приобщились к славянскому письму», -- вдохновенно замечает историк.

Благодаря распространению славянского письма к началу XI века на Руси в обращении оказывается «вдруг» целая литература на близком и вполне доступном языке, литература, которая «по богатству произведений церковно-религиозного содержания могла смело стать наряду с самыми богатыми в то время литературами -- греческой и латинской, превосходя в этом отношении все другие европейские литературы», -- констатирует о.Георгий.

Уже в том же XI веке русский летописец так поэтически характеризует самоё явление книги: «...се бо суть рекы, напаяющия вселенную, се суть исходяща мудрости, книгам бо есть неисчетная глубина, сими бо в печали утешаеми есмы, кои суть узда воздержанью...»

Тогда же Ярослав Мудрый устроил при Соборе св.Софии в Киеве первую на Руси библиотеку, которая немало способствовала развитию книгописания. По исчислению академика В.В.Виноградова, для совершения служб в 10.000 церквах и 300 монастырях домонгольской Руси нужно было иметь не менее 85.000 книг. А «с учётом четьей и светской литературы все книжные богатства Древней Руси следует определить в 130-140 тысяч томов», -- считает современный исследователь Б.В.Сапунов.

Следует заметить, что литературный труд, в том числе и труд переписчиков, в Древней Руси был особой формой молитвы.

«Нашей первой книгой, заглавным древнерусским чтением, литургическим, а потом домашним, как и самым первым чтением общеславянским, стало Евангелие -- самая первая книга христианского мира», -- пишет другой современный исследователь Ю.Лощиц. И отсюда простая, но глубочайшая мысль: Евангелие есть первопричина и первотолчок всей нашей тысячелетней литературы. Достаточно вспомнить Остромирово Евангелие -- первую точно датированную полную русскую рукопись 1056-1057 гг. А потом было «Слово о Законе и Благодати» киевского митрополита Иллариона, а потом -- «Слово о полку Игореве»... И так далее, и так далее -- вплоть до наших смятенных и расхристанных дней.

24 мая -- день памяти Святых Равноапостольных первоучителей и просветителей славянства братьев Кирилла и Мефодия. Этот день памяти -- один из символов единства славянских народов. «Сознание этого единства входит в самосознание самих славян. В нём никто никогда не сомневался, его не надо было доказывать, не требовало насаждать», -- справедливо утверждает историк.

Доказывать же что-либо предвзятым и одержимым публицистам -- всё равно, что по лесу с бороной ходить. Однако различать среди политической разноголосицы их центробежное рвение к расщеплению всего Целостного -- нам необходимо.

Тот же автор, о котором мы упоминали в начале этой работы, различающий в «дыме Отечества» лишь гарь да копоть, с нескрываемым раздражением пишет: «Да ведь как раз в том, что православие, в противовес западным изощрениям разума, извечно и неизменно являет миру некую "живую цельность", проповедники и носители религиозной ностальгии всегда находили -- и находят -- величавую его красоту и непреходящую ценность, залог органичного развития народа». Всё так, только со знаком минус. Как говорится, видит око, да зуб неймёт.

Дальнейшая история -- и стечением роковых обстоятельств, и усилиями недоброжелателей -- потрудилась как могла, чтобы подорвать общее сознание славянского и Православного единства. Чего уж далеко ходить, когда мы, русские, и ближайшие наши братья украинцы и белоруссы -- родные, не двоюродные! -- оказались в ядовитом тумане бесовского наваждения: всяк на себя своё одеяльце тянет, всяк под себя гребёт.

Вполне возможно, что это это есть эсхатологические признаки мирового распада, предвещающие окончательное воцарение Антихриста со всеми, как говорится, вытекающими последствиями. Но это сугубо особый разговор.

Мы же должны знать и помнить о том, что Святая Русь -- со времён падения Византии -- есть священный сосуд Православного христианства, и мир видимый будет существовать лишь постольку, поскольку сохраняется целостность этого сосуда, поскольку ещё теплится и мерцает в нём -- если и не пылает уже -- Святая Православная вера.

Подвижники времён Кирилла и Мефодия верили, что они работают во имя целостного и единого, во имя единства славян и всех христиан, просвещённых единой верой, дабы, как сказано в Писании, «было у всех уверовавших одно сердце и одна душа» (Деян., 4.32).

«Величаем вас, святии равноапольнии Мефодие и Кирилле, вся Словенския страны ученьми своими просветившия и ко Христу приведшия.»

Speaking In Tongues
Лавка Языков

Юрий Кабанков

СЛОВО О ПРАВОСЛАВИИ КАК ПРИЧИНЕ ЕДИНСТВЕННО ВОЗМОЖНОЙ ЖИВОЙ ЦЕЛЬНОСТИ МИРА ВИДИМОГО,

СКАЗАННОЕ ПО СЛУЧАЮ ДНЯ ПАМЯТИ ПЕРВОУЧИТЕЛЕЙ И ПРОСВЕТИТЕЛЕЙ СЛАВЯНСТВА СВЯТЫХ И РАВНОАПОСТОЛЬНЫХ БРАТЬЕВ КИРИЛЛА И МЕФОДИЯ

БИБЛИОГРАФИЯ

Speaking In Tongues Лавка Языков

Юрий Кабанков

СЛОВО О ПРАВОСЛАВИИ КАК ПРИЧИНЕ ЕДИНСТВЕННО ВОЗМОЖНОЙ ЖИВОЙ ЦЕЛЬНОСТИ МИРА ВИДИМОГО,

СКАЗАННОЕ ПО СЛУЧАЮ ДНЯ ПАМЯТИ ПЕРВОУЧИТЕЛЕЙ И ПРОСВЕТИТЕЛЕЙ СЛАВЯНСТВА СВЯТЫХ И РАВНОАПОСТОЛЬНЫХ БРАТЬЕВ КИРИЛЛА И МЕФОДИЯ

БИБЛИОГРАФИЯ

Speaking In Tongues
Лавка Языков