Speaking In Tongues
Лавка Языков

Филип Ларкин

В переводах Бориса Лейви

ПРЕДРАССВЕТНАЯ ПЕСНЯ

Пашу весь день, пью -- к ночи, до упора,

Гляжу во мглу, проснувшись до зари.

Пока от солнца не светлеет штора,

Я вижу, что творится здесь, внутри:

Смерть-непоседа ближе на день; стаи

Моих раздумий гонит. И когда ей

Назначен срок закончить дней отсчет?..

Пустой вопрос. Но мысли темный путь

Мешает мне уснуть,

И ужас нагоняет, и влечет.

Раздумье по нему бредет вслепую --

Не жалуясь, что цепь потерь длинна,

Не чувствуя вины за цепь такую,

Что долго так плетет лишь жизнь одна,

Чтоб разорвать -- и, может, безуспешно --

И в пустоте бездонной и кромешной,

Прямой дороге к смерти. Путь наш -- к ней,

И в ней пребудем, где-то, но не здесь,

Где были и где есть,

И нет сего правдивей и страшней. --

Таинственный и неуемный ужас

Не объяснить, хоть догма -- полотно

Изъеденное, длинное -- натужась,

Твердившее: уйти нам не дано,

Пыталась. И другие рвались, тоже,

Внушить, что человек того не может

Бояться, что не чувствует. Но мы

Бесчувствия боимся и того,

Где нету ничего,

Анестезии -- безысходной тьмы.

И так он расплывается по глазу,

Нездешний холод -- жирное пятно --

К бездействию склоняющий все сразу.

Пусть многого не будет, но оно,

Событие, случится. В жаркой жути

Пылает осознанье. Где же люди,

И где вино?! Отваге здесь дано

Лишь не пугать других. В ней нету силы,

Чтоб избежать могилы:

Отвага ль, трусость -- смерти все равно.

В растущем свете комната пустее.

Она ясна, как временность пути,

Как то, что нам известно; что не смеем

Принять, и от чего нам не уйти.

Но вот в глубинах кабинетных дыр

Трезвонят телефоны. Этот мир,

Одолженный, спешит на зов зари.

А небо -- в белом, словно крыто глиной.

День, видно, будет длинный.

Как доктора, приходят на дом почтари.

«Бытье живых существ и форм»

Бытье живых существ и форм --
искать убежище и корм --
нам чуждо, но навек

Мы связью скованы одной:
обресть свой путь и дом родной
стремится человек.

И эта связь, пускай она
необъяснима, неясна, --
основа бытия.

Но в хрупкой глине и траве,
в скале, в трепещущей листве
твой образ вижу я.

Болтать в постели

Болтать в постели, должно быть, пустяк,

Вдвоем, и связь времен тому порукой,

Негласный сговор, искренности знак.

А время -- тише… уж летит без звука.

Неполный ветра непокой и прыть

Вьет облака и строит их по кругу.

И полнят горизонт селенья-тени.

До нас нет дела ничему. Не объяснить,

Как в этом несравненном удаленье

От всеуединенья -- все трудней

Искать слова правдивей и добрей,

А может быть не лживей и не злей.

Неудаче

Приходишь незаметно, без драконов

С моею жизнью в лапах — напоказ,

И до смерти не бьешь у фаэтонов,

Где кони в страхе; и не как указ,

Условие — не избежать потерь,

Что нужно оплатить набор услуг,

Да вовремя к тому же; не как зверь

Иль дух бегущий утром через луг.

Нет, это серость денного бытья

Тебя у локтя ставит, как сверло.

В тиши каштаны отвердели. Я

Заметил — дни быстрее понесло,

И пахнут затхло. И твердят одно

В последний миг: ты здесь уже давно.

Посещение храма

Я жду, когда утихнет все внутри —
И захожу в обитель пустоты.
Еще одна: дорожки у двери,
Ряды скамеек, книжечки; цветы
Уже завяли; где-то в глубине
Молчит опрятный маленький орган;
Необратимость тишины густой...
В смущеньи странном движусь, как во сне,
По церкви, с непокрытой головой.

Купель нащупала рука моя.
Сверкает, словно новый, потолок.
Почищен? Кто-то ведает — не я.
На кафедру взобравшись, пару строк
Шепчу весомых. Много громче чем
Хотел, звучит «Доселе». Эха смех
Недолог. Постою у алтаря.
Монету брошу, распишусь. Зачем,
Спрошу, зашел? И сам отвечу: зря.

Но ведь зашел, и захожу всегда,

И знаю — бесполезен мой приход.

Я думаю о времени когда

Нужда в церквях навечно отпадет;

Во что их превратят; и, может быть,

Оставят пару действующих все ж?

А остальные будут для скота.

И, может, мы их будем обходить,

Как порчу наводящие места?

Но в церковь, верно, бабы с ребятней

Придут творить молитву у камней

Целительных, и в темноте глухой

Увидят, как мертвец идет по ней?

Магическая сила навсегда

Останется в считалках, играх, снах.

Как вера, суеверие умрет;

Но коль умрет безверье — что тогда? —

Заросшая тропа и небосвод,

И образ, узнаваемый трудней,

И назначенье непонятней. Кто

Последним самым будет видеть в ней

Первоначальный замысел? И что

Есть баптистерий сможет не забыть; -—

Могильный вор — ценитель старины;

Чудак, пьяненный запахом свечным,

Рождественской молитвой? — Может быть,

Он будет представителем моим —

Неискушенным; знающим — забыть

Уже успели всё. Сюда тянуть

Не перестанет. Как же сохранить

Здесь удалось надолго эту суть,

Что есть в разлуке лишь — рожденье, брак,

И смерть, и мысль об этом – понимай,

Как хочешь всё? Пусть неизвестно мне

К чему он, сей заброшенный сарай,

Но здесь побыть приятно в тишине.

Священный дом — на толочи земной,

Для наших общих действий место встреч,

Распознанных и названых судьбой.

Уж этому забвенья не предречь; —

Коль жажде посвященья — быть и впредь,

Кого-нибудь с ней, верно, занесет

На эту толочь и под этот кров,

Где должно, так мы слышали, стареть —

Затем, что здесь довольно мертвецов.

Законы торжеств

Не вспомню, чтоб налили мне до края:

Бокал — полупустой. Что ж, пить до дна

И думать о высоком, ожидая,

Что подойдут и уж плеснут сполна?

Мне говорят, ходи с пустым бокалом:

Тогда нальют. Я пробовал. В ничто

Упьешься, или час пройдет устало.

В зависимости, где ты. Или кто.