Speaking In Tongues
Лавка Языков

Леонид Зейгермахер

Мешок

Хотя я не астроном, но

я, пожалуй, загляну

в телескоп.

Поговорка

Это грязное помещение больше всего походило на буфет. Директор -- не было никаких сомнений, что это именно директор, -- сидел в уголке и беседовал с кем-то по телефону. Лицо его время от времени искажалось плавной улыбкой, но по-прежнему несло свою долю страдания. Он морщился в точности так,как это делают любители анализировать психическую бамбуковую музыку. Только они умеют, доверчиво улыбнувшись, рассказать любопытную опереточную историю, которая так поражает индустриальное сознание во время бюрократических реформ.

-- Как же все-таки ты меня напугал! Ты так больше, пожалуйста, не шути... Ты понял? А то, знаешь...

Не так давно эта комната буквально лопалась от массы исследователей, приехавших на симпозиум -- все сходили с ума от общей надсадной субординации и от жары, которая бескорыстно утяжеляла обсуждение. Всхлипывали отремонтированные скамейки. На предостерегающе-сонных стенах висели специальные листочки. На рассвете помещение выплюнуло все это скопище неугомонных советчиков и свободно вздохнуло, избавившись от дурных шорохов... Пожалуй, можно даже сказать, что у этого крошечного прокуренного зала были сгустки сознания... Вот например, половицы, которые, как бессмысленные костяшки умершего пианино, постоянно напоминали о себе сдавленным шепотом и жалостливыми песнями. Сейчас, впрочем, они прислушивались к разговору человека в дисциплинированном пиджачке, которого можно было принять за директора.

Одет он был продуманно и воодушевленно, но немногие знали, что этот упитанный человек имел на правом плече тайную стоматологическую татуировку, а в кармане пиджака у него лежали странного вида бусы. На каждой осмысленной бусине содержалась маленькая рельефная картинка -- какой-то древний талантливый мастер, скорее всего монах, изобразил все стадии божественного перехода Бормашины. Однако, сам хозяин зачастую воспринимал бусины как пластмассовые обезьяньи головы. Во всяком случае, когда рядом были эти котлы с лампочками.

-- Ну, ты сейчас видишь его? Что он делает? Почесал локоть? Так, давай сразу же договоримся с тобой... Под любым предлогом... Ну, давай, смотри...

Он положил трубку.

Хотя в его утомленных очках окаменели сумерки, было ясно видно, что он выйдет победителем в той страшной игре, когда табуретку для шахмат покрывают красненькой тряпкой и каждый ход грозит потерей всего. Что самое ужасное -- непонятно, кто же все-таки твой противник: загробный матрос или ритуальный художник. Его монстры уже были завернуты в сукно. Санитарка-оборотень долго смотрела их, но поделать ничего не смогла. Он сильно переживал тогда, пил аминь из лучистой бутылки -- ему жалко было этих подстриженных свиней с переломанными костями.

-- Поглядим еще!

Директор вспомнил, как счастливо он жил в прицеле. А что, уютная хижина! Даже телескоп есть. Ну, может быть, только сделать небольшой ремонт... Он уже приобрел несколько пар щипцов. Самое главное -- там есть туннель. Он вышел и поймал заросшую мхом попутку. Шофер самосвала говорил с ним о вспомогательных типах топлива. Слушая вибрацию его голоса, директор понял, что не сможет с ним справиться. Он посмотрел, как безмятежно шофер манипулирует с изможденными рычагами и подумал почему-то, что сейчас на этих рукоятках, может быть, держится весь мир. Директор отхлебнул из термоса. Ладно уж, побудьте бессмертным! В начале шестидесятых он пришел к врачу. У него было тогда помешательство. Какие жалобы? Это спросил терапевт, звеня шприцами с наркозом. Он сказал тогда... Что же он тогда сказал? Директор бережно завинтил старомодную крышечку на термосе и убрал его в свой мешок. Удивительная штука жизнь! Вот необходимо, например, наблюдать за небесными шестеренками, а такие простые, вроде бы, вещи, как яблоко, коробка спичек, или там перочинный нож, тоже, оказывается, обладают забавными свойствами и тоже интересны в определенной степени... Одновременность их существования, их взаимодействия... И все это лежит сейчас в мешке. Ах, да! Есть еще банка отменных консервов! Он купил их в одном сельском магазине.

В прицел они попали на вторые сутки. Директор расплатился бумажками, шофер с благодарностью кивнул грязной бородой и уехал. Директору показалось, что он ехал в грузовике несколько лет. Он затянул свой мешок кожаными ремнями. Ему стало вдруг не по себе от мысли, что где-то во вселенной второй такой же директор повторяет сейчас все его действия. Но от этого не денешься никуда -- такова логика вещей.

Сегодня почему-то все время всплывал один эпизод из детства -- это было, кажется, во дворце культуры. Наряженный стариком артист -- (директор, кстати, потом много раз встречал его, но делал вид, что не узнает) -- так вот, тот фальшивый старик раздавал всем детишкам подарки из своего огромного мешка. Директору вспомнилось почему-то, что все происходило возле какого-то украшенного бесцветными свечами дерева, которое медленно раскачивалось, наверное, в предвкушении какой-то беды. Все дети были в масках. Дедушка вынимал для каждого игрушку и что-то говорил нараспев. Директору досталась маленькая белая птичка с красными глазками. Он схватил ее своими маленькими цепкими ручками, тоненько засмеялся и быстро убрал в карман синих штанишек.

Птичка, конечно же, потерялась -- ведь прошло столько лет, но зато теперь у него есть свой мешок, сшитый по специальному заказу. Скорее всего, это просто причуды, но он действительно однажды возненавидел все эти многозначительные заиндевелые саквояжи с какими-то унылыми симметричными крючочками. Может быть, в этом отчасти виновато движение эстетов, но с какой-то дикой отчетливостью он захотел именно такую форму. Мешок был совершенно водонепроницаемым и абсолютно удобным.

...Дома он едва нашел ступени на чердак. Появилось нелепое чувство, что все предметы странным образом переместились. Телескоп, к счастью, был на месте. Он погладил его. Котлы тоже были на своих местах. Они по-прежнему способны внушить самоубийственную целостность. Когда-то директор прочитал в одном журнале, что существует всего три повода для беспокойства. Сейчас он только пожал плечами, потому что совершенно не испытывал никакого беспокойства. Лампочки на котлах снисходительно подмигивали. Он извлек из кармана бусы и стал быстро-быстро их перебирать. Ему не требовалось даже прикрывать глаза для того, чтобы сосредоточиться. Обезьяньи головы в руках раскалились. Сколько их, интересно? Должно ведь быть какое-то определенное число. Котлы тревожно заурчали, тогда директор отогнал посторонние мысли. Он все ждал, когда высшие галлюцинации подадут ему какой-нибудь знак с помощью своих тончайших механизмов, но ничего такого не происходило. Ему представлялась сейчас сделанная из одного огромного куска железа Бормашина, которая доброжелательно светилась. Удобное полукресло звало к себе. Он знал, что только в этом чудесном кресле чувствуешь себя неуязвимым и одновременно беззащитным. Наконец, он явственно увидел реестр созвездий, а в нем -- нужное слово и координаты. Директор спрятал бусы и прильнул к телескопу. Он видел в глазок групповые эшелоны с космическим железом, какие-то планеты, обведенные фиолетовыми кружками, свободно и даже горделиво перемещавшиеся по блестящему каркасу. Мелькали различные надписи, но нужного названия все не было. Он уже подумал, что произошла какая-то ошибка, как вдруг на нарисованном небе ослепительно вспыхнула необходимая точка. Он тщательно зафиксировал телескоп, вытер пот со лба и осторожно спустился вниз, в комнату.

Мешок лежал на столе -- там, где он его оставил. Директор вынул из шкафа тетрадь, куда записывал астрономические наблюдения, полистал ее и вдруг отложил в сторону. Что-то подсказывало ему, что сегодняшнюю звезду записывать не стоит. Он только повторил несколько раз ее название, подаренное Бормашиной: Хин-Терюпе. Слово это означало, по всей вероятности, «Непреодолимая». Он прекрасно понимал, что в каталогах ее точно нет, но тем не менее специально поискал Непреодолимую, третьего класса яркости. У директора был в свое время друг -- преподаватель конспиративной истории. Он от всех требовал «Высказывайте, пожалуйста, свое личное отношение к тем или иным историческим событиям. Мне ведь совершенно неважно, насколько точно вы знаете разные там даты или помните имена. Мне нужно знать ваше персональное мнение. Иначе вы будете просто мешком с фактами.»

Директор вдруг вспомнил историка и машинально посмотрел на свой мешок. Мешок лежал все там же, на столе. Директор облегченно вздохнул. Историк, пожилой человек, конечно же, перегибал палку. Он прочитал однажды его полутемную монографию, полную исторической трухи. На всю толстенную книгу было от силы две или три даты, зато была масса нескончаемых домыслов. Но директор все равно оставался его другом, поэтому не сказал историку, что книга представляет собой своеобразный водопровод. Ты только замени оборонительный флот, переверни акцент и у тебя получится самый обычный водопровод, разве нет?

Директор развязал свой мешок, вынул банку консервов и яблоко. У него сегодня был удачный день -- все-таки не всегда удается совершить открытие новой звезды. Как там ее? Непреодолимая! Он вскрыл банку.

Speaking In Tongues Лавка Языков

Леонид Зейгермахер

Мешок

Speaking In Tongues
Лавка Языков