Speaking In Tongues
Лавка Языков

Леонид Зейгермахер

Без названия

На кожаном видавшем виды диване сидит пожилой человек. Он знает, как сделать свою жизнь хоть сколько-нибудь отличной от жизни других людей. Он не хочет ни с кем ссориться, но современные духовные процессы его все-таки угнетают. Он даже заказал себе особенные ключи, чтобы получше отгородиться. Утром приплыл катер. Быстроходный катер. Ребята привезли ему хлеб. У хлеба горьковатый вкус, и этот вкус ему нравится. Он любит этот качественный хлеб. В этом городе он контролирует всех и абсолютно всё. Это по его приказу самые смелые крестьяне помолились луне, упаковали надежду в свои походные коробки и приступили к охране объектов.

На дальнем шпиле пересеклись лукавые электрические лучи. Сегодня дождливый день. Кружатся птицы во внутреннем городе. Они вылетают из своих прочных гаражей, вращаются и ищут лучшие участки. Это ласточки. Они вылетают из окошек, летят сквозь заборы, мимо сараев, летят сквозь бараки. Крестьяне уже стоят на полянах с острыми пиками в руках, ждут их. Всюду, где пролетят ласточки, должны стоять крестьяне в кольчугах. Это приказ. Так приказал он. Переодетые в кольчуги крестьяне стоят на всех проспектах и площадях. Они закрывают глаза от нестерпимого света. Ласточки могут пролететь там тоже. Крестьяне караулят их на всех возможных маршрутах. Ласточки -- самые опасные птицы. Это сложно объяснить. Они пишут сложные знаки в небе, а их мощные металлические клювы разрезают все на своем пути.

Убитых ласточек экипаж везет в замок. Их мясо считается деликатесом. Граф любит мясо ласточек. Он ходит по залу в халате, берет маленькие вкусные кусочки. Отличившихся крестьян граф награждает лично. Он долго всматривается в их лица. Выясняет, как же зовут героев. Обнимает их. Вы храбро сражались. Победа зависит от умения следить за полетом врага. Крестьяне, худые, грязные, лохматые, оборванные, одобрительно гудят. Граф торжественно выдает им свитки и колпаки. Молодцы! Играет музыка.

Он ведет их по туннелям своего сознания. Там проложена асфальтовая дорога. Возьмите, возьмите это, это конфеты, печенье. Для детей ваших, для жен. Берите, берите. В конце туннеля возникает проржавевший щит. За ним стоит какой-то бидон. Это вино. Я бы выпил сейчас с вами, ребятушки, но мне еще работать надо. Граф говорит любезно, правда, слегка кривит рот. Это хорошее вино. Крестьяне переглядываются. Берите, дома выпьете за мое здоровье. Крестьяне, кряхтя, выкатывают бидон, садятся на ступени замка, дышат и пьют вино.

Я пытаюсь скоблить бревно. Топор тяжелый, работа для меня непривычная, но что-то получается. Надо мной стоит дядя Орю. Нет в мире сейчас более важной задачи для него, чем вещать, что тот, кто не был в армии, тот, как бы это помягче выразиться, считается неполноценным. Раньше в деревнях так и считали. Дядя Орю работает электриком.

Как-то я пришел к нему домой. Он долго, помню, разглагольствовал о том, что сейчас люди заканчивают техникум, приходят на производство, а сами не могут даже элементарный пускатель починить. Дядя Орю любит книжки о партизанах. У него большая полка с книжками. У него сын служил в армии, во внутренних войсках, охранял жульманов, потом на гражданке принялся воровать линолеум, дядя Орю гордится им. Сынок этот -- мастер спорта по лыжам. Как-то он чуть было не женился, уже познакомил родителей с невестой, купили ящик водки, кольца, но прошел месяц, и он женился на совсем другой. Завели собаку, счастливо зажили, каждое воскресенье -- на лыжах. А дядя Орю стоит сейчас надо мной и говорит, что любая баба это бревно очистит от коры. Это будет столб для навеса. Я скоблю бревно впервые в жизни, я этого никогда раньше не делал. Дядя Орю тоже, наверное, раньше никогда не занимался программированием. У него два любимых выражения: «Охомячивать» и «Морда лица, прости господи.» Он их произносит как Охомящивать и Морда лиса.

Охомячивать -- это значит что-то есть с аппетитом. Я раньше (да и сейчас) был неплохим программистом. Меня заочно знали в любом компьютерном классе. Я начинал программировать на самых древних машинах, знаю всякие языки. Я делал разные душевные программы, а пользователи считали своим долгом иметь их у себя на дискетах. Еще я работал в лаборатории, выращивал германат свинца -- желтые прозрачные кристаллы. Это очень хитрый процесс. Дядя Орю рассказывает про зайца, которого он держал в детстве в бочке, кидал ему туда морковь, траву, а заяц убежал от него. Не стал морковку охомячивать. Дядя Орю сам похож на зайца, когда ведет свои идиотские разговоры. Из артистов он признает только Изабеллу Юрьеву, ругает все новое. Когда-то ему показалось, что сын его слишком много читает, тогда дядя Орю отдал его в лыжную секцию. Дядя Орю всегда ссорится с моей тещей и тестем. Это на их даче я работаю, таскаю навоз, скоблю бревна, копаю картошку. Теща всю дорогу жужжит, что сейчас нельзя быть слишком умным, надо работать, зарабатывать деньги. Кстати, я работаю программистом и ночным сторожем, успеваю еще бегать на далекую молочную кухню, стирать пеленки и черт знает что еще делаю.

Еще любит моя теща порассуждать, где можно купить шубу, какой мех лучше, прочнее, какие шубы носят у них на работе. Она весьма холодная нудная женщина, но я только потом в полной мере смог оценить, какая она стерва. Тесть едет молча -- он сидит за рулем. Только иногда, когда меня возмущают бесконечные разговоры о одних только вещах -- о шубах и пр., он говорит монотонные слова: «Это жизнь и нечего витать в облаках».

Мой тесть. Этот человек, между прочим, награжден вымпелом. У него этот вымпел висит на самом видном месте. На другом видном месте висит его крупная фотография, снятая с доски почета. Он постоянно что-то винтит, крутит, собирает счетчики топлива для автозаправок. Это его гордость, он сам изобрел этот счетчик. Он как-то сказал мне его название СУИС -- Система Управления И Счета. Я сказал, что это слово похоже на суицид. (Как вы яхту назовете, так она и поплывет.) Он полез в энциклопедию -- слова «суицид» он не знал и стал после этого угощать меня винегретом. Культ винегрета. Я пришел к нему на день рождения, сидит куча народа, стоит миска с винегретом, тесть увидел меня и сразу сказал: «Я тут слово одно вычитал в энциклопедии -- нарцисцизм, ты послушай, тебя это тоже касается... Это такие люди, которые стремятся быть в центре внимания, любуются собой...» Я отвел глаза и почему-то увидел его фотографию за стеклом в шкафу. Потом тесть рассказывал старые, всегда одни и те же истории, гости слушали его с неподдельным интересом, ели винегрет и запивали коньяком. Его друзья тоже странные люди. Один на восьмое марта переодевается женщиной, другой поет в хоре, третий -- главный конструктор, четвертый работает в морге.

Кстати, о моей теще. Она -- химик. Вечно недосаливает еду. Меня она всегда встречала словами: «Ну, что тебе нужно?» Вообще, я слышал от нее множество раз: «Плодишь нищету», «Тебе собраться -- только подпоясаться». От нее исходило какое-то сладкое уныние. Она умела играть на пианино. Я уже не помню, вроде «собачий вальс». На пианино у тещи стоит литой чугунный Пушкин. Шубу она себе все-таки купила. Вполне приличная козья шуба. У тестя с тещей была богатая коллекция книг, но, по-моему, они их не читали. Я сам как-то по глупости подарил тестю Бернарда Шоу. Только здесь дарили другие подарки. Один раз теща подарила тестю рулетку. Цветы и рулетку. Тесть обрадовался подарку. Он действительно любил все измерять и высчитывать. Надо сказать, что у моей любимой тещи была музыкальная открытка. HAPPY BIRTHDAY TO YOU. Однажды мой сын спросил у меня: «Папа, а что там играет?» Я сказал ему: «Там сидит гномик. Он играет на серебряной скрипочке.» Теща тогда сказала тусклым голосом: «Скажи ему, как на самом деле. Он и так у тебя слишком большой фантазер.»

Теща и тесть -- это сплошные «зачем» и «почему». «Зачем тебе это нужно?» и «Почему мы должны?» Однажды ласточка залетела в их пристрой, билась в окна, изорвала все шторы. Граф больше уже не живет в замке, он живет сейчас в санитарной будке времени. Он пролазит туда через пол, продирается через жестяные ступени. Он давно уже не воюет с птицами. Он говорит что-то невпопад. В чулане он хранит колеса от телеги. Он понемногу ломает наш священный мир. Синими вечерами к нему привозят на грузовиках кукол. Он забыл, чем они различаются, долго переворачивает и рассматривает эти формы жизни. У него в бытовом административном доме есть уголь, и он может затопить печку, но этого не делает, а поэтому ежится от холода.

Speaking In Tongues Лавка Языков

Леонид Зейгермахер

Без названия

Speaking In Tongues
Лавка Языков