Speaking In Tongues
Лавка Языков

Линор Горалик
СКАЗКИ ПРО СОНЬ


Сони и медведи


Маленькие сони живут в малинниках. Честно говоря, даже непонятно, почему их называют сонями — ничего сонного в них нет. Напротив, они очень энергичные и деловитые существа.
В качестве доказательства, надо отметить, что сони встают, когда на небе еще видны звезды. Сони считают, что самые вкусные звезды — утренние, и что они тают, потому что другие, небесные сони, растворяют их в туманном молоке и едят на завтрак. Сами сони едят на завтрак крошечные бисквитные печенья, тоже растворенные в молоке — правда, в самом обычном.
Сони маленькие, но их ближайшими родственниками являются большие лесные медведи. Сони считают, что все медведи родились в малиннике в незапамятные времена и жили там, пока Сонн не поссорился со Снумом, и Снум не увел половину соней жить в чаще. Те сони питались шишками и выросли в медведей, а эти питались печеньем, молоком и малиной и остались маленькими.
Потом сони помирились с медведями, но так и остались жить порознь — медведи уже не помещались под малиновыми кустами. Однако и теперь медведи ходят в малинник в гости и просиживают с сонями по целым дням, угощаясь малиной и беседуя о бабочках, о музыке и о зиме.


Сони и Бабочка


Это было весной.
Весной сони пекут печенья и считают звезды. И то, и то отнимает у соней очень много сил и времени: надо испечь ни в коем случае не меньше крошечных бисквитов, чем звезд на небе. Все это потому, что в сонях очень развиты родственные чувства: малиновые сони считают, что должны быть готовы помочь небесным соням, если на небе случатся какие-нибудь перебои с едой. Правда, пока что к ним никто за помощью не обращался, и каждую зиму перед спячкой сони пускают несъеденные печенья ночью по реке, чтобы те плыли в черной воде, как маленькие звезды, и давали небесным соням понять, что в случае всего — всегда пожалуйста. На некоторые печенья сони устанавливают маленькие горящие свечки — просто так.
Так вот, это было весной. Сони возились в пекарне, когда туда залетела Бабочка. Это была огромная, совершенно огромная Бабочка, и в какую-то минуту соням показалось, что к ним залетела целая весенняя поляна, вся в цветах, ручейках и шелковой, сверкающей траве. От крыльев Бабочки поднимался ветер и сметал со стола муку и сахар, и постепенно соням стало казаться, что Бабочку заволокло туманом. В тумане она казалась еще красивей, а муки и сахара в воздухе становилось все больше и больше, так, что сони совсем перестали видеть Бабочку, и только стояли, замерев от восхищения, посреди огромного мучного снегопада. А когда вся мука и весь сахар осели, никакой Бабочки в пекарне уже не было. Но сони еще долго стояли, замерев, и думали обо всей этой невозможной красоте.


Сони и Большая Медведица


А сони и не знали, что кроме лесных медведей есть медведи небесные. Узнали они об этом случайно, в июле, в медвежий летний праздник, когда медведи съели по полной лапе меда «за небесную братию». Небесных медведей было двое — Большой и Маленький. Маленький, оказывается, помогал медведям найти дорогу из дому в малинник, а Большой — из малинника домой. Медведи долго пытались объяснить соням, как это происходит, но сони были так огорошены новостью, что совсем ничего не понимали, и от непониманию почувствовавли себя ужасно уставшими, так что медведям пришлось осторожно нести их в малинник и там укладывать в кроватки. А сони покачивались на медвежих лапах, и им снилось, что Большой Небесный Медведь везет их к небесным соням на широкой мягкой спине.


Сони и река


Однажды весной сони пошли в лес и на месте ручья случайно обнаружили реку. Обычно сони относились к ручью очень нежно: переходя, мочили в нем круглые пушистые лапки и топали по песку, оставляя мягкие круглые следы. К реке сони совсем не были готовы. Все вокруг сразу стало другим: пол-леса лежало за рекой, а пол — перед рекой, и перейти реку на коротких лапах не было никакой возможности. Сони немножко походили по берегу туда и сюда и отправились домой.
На следующий день сони снова пошли в лес. Все дело было в том, что соням нужен был подсосновый мох — такой особый мох, который растет под соснами. Мохом сони набивали мягкие барабанчики, сшитые из дубовых листьев; на таких барабанчиках (и еще на гулких раковинах лесных улиток) сони играли вальсы после обеда. Однако река по прежнему была рекой, а лапки соней совсем не удлинились со вчерашнего дня.
Вечером сони долго совещались, а утром склеили смолой несколько ракушек и, покряхтывая, понесли их к реке. Ракушковый плот покачивался на речных волнах, сони осторожно перебрались на него, и стали, тесно обнявшись для храбрости. Плот двигался, подскакивая на маленьких камешках, и тогда сони обнимались еще теснее. Наконец река стала узкой, потом — совсем узкой, и, наконец, плот застрял между двух речных берегов. Но по дороге его поворачивало столько раз, что теперь сони не знали, на какой берег им надо сойти, чтобы попасть в родной малинник, а на какой — чтобы идти за мхом в большой лес. Тогда сони побрели, куда глаза глядят, и, к счастью, скоро оказались дома.
Тогда сони научились набивать барабанчики паутиной и больше не ходили к реке.


Сони и плед


Плед жил у соней много-много лет, но он был слишком большой,чтобы под ним спать: за ночь сони терялись под пледом и с утра еле-еле находили дорогу наружу. Поэтому плед лежал себе и лежал, а бережливые сони честно выбивали его весной, а зимой чистили снегом, твердо зная, что рано или поздно плед пригодится.
И вдруг осенью один соня заболел. Он лежал и постанывал, у него болел живот, он дрожал, а лоб был горячим, и на шерстке блестели тяжелые капли испарины. Его поили малиновым отваром, и настойкой из дубовых листьев, и клали на лоб компресс, но соне все равно было очень плохо. Иногда он открывал глаза, и ему казалось, что все вокруг плывет и качается, а от стоит совсем один-одинешенек на плоту, плывущем под холодным мокрым ветром. Соня опять закрывал глаза, и ему становилось темно и страшно.
И тогда что-то защекотало у сони в носу, и в комнате запахло зимним снегом и весенними цветами, и соня опять открыл глаза: в носу у него была бахрома пледа, и сам он был укрыт пледом, сложенным во много-много раз, так, что от него согревалась каждая клеточка сониного тела, а потеряться было совсем невозможно. Сначала у сони согрелись лапы, потом уши, потом хвост, и даже сонин живот перестал болеть от такого замечательного тепла. И соня сам не заметил, как поплыл на плоту, но не под холодным ветром, а под ласковым теплым солнцем, над головой его кружила Сахарная Бабочка, а с другого берега махали лапами небесные медведи. Первый раз за три дня соня спал.
А другой соня смотрел на него и смотрел, потом подоткнул плед, осторожно-осторожно, так, чтобы не оставить холодному ветру ни одной щелочки, сел в большое кресло и стал ждать утра, когда больной соня проснется уже совсем здоровым.
Ведь на всем свете соней было всего двое. Не считая, конечно, небесных.