Speaking In Tongues
Лавка Языков

Артем Липатов

СЭЛИНДЖЕР:
Хлопок одной ладони

По сей день роман Джерома Дэвида Сэлинджера «Ловец во ржи» прочно удерживает взятую сорок восемь лет назад серьезную планку (бестселлер!). И не только по суммарному количеству тиражей, хотя по данным 1985 года ежегодно в США выходило -- и продавалось! -- не менее 400 тыс. экземпляров этой книги. Сомневаюсь, что за прошедшие тринадцать лет ситуация коренным образом изменилась.

Повторюсь: дело не только в тиражах.

Практически сразу же после своего появления «Ловец во ржи» попал в «джентльменский набор» западной свободомыслящей интеллигенции (можно предположить, что в том же списке мы найдем «Кто-то пролетел над гнездом кукушки» Кена Кизи, «Заводной апельсин» Энтони Берджесса, «Чужак в чужой стране» Роберта Хайнлайна, «Чайка по имени Джонатан Ливингстон» Ричарда Баха и так далее). Примерно на том же месте «Ловец» оказался и в СССР -- после появления в середине 60-х блестящего перевода Риты Райт-Ковалевой (прижившееся у нас название «Над пропастью во ржи» в принципе непротиворечиво, но несколько -- по сравнению с оригинальным -- размыто). «Молодогвардейское» издание с черно-белой репродукцией картины американского художника Эндрю Уайета на обложке (в сборник, помимо «Ловца», вошло несколько рассказов) надолго стало настольным сразу для нескольких поколений -- до тех пор, пока в середине восьмидесятых, его не стали переиздавать. Потом вышли «Фрэнни» и «Зуи», потом в «Иностранке» появился «Томми»; в последнем, наиболее полном русскоязычном двухтомнике, опубликован и последний из напечатанных (1965, журнал «Нью-Йоркер») «Хэпворт 16, 1924»… Надо заметить, что наш список серьезно отличался от западного, -- прежде всего за счет включения в него книжек братьев Стругацких и прочего настольного чтения юных инженерно-технических работников.

Восемь лет назад сорокалетие первого издания «Ловца» не было отмечено ни одной публикацией в российской, -- прежде всего молодежной -- прессе, все были увлечены политическими и экономическими пертурбациями. Наверное, концом глобальной значимости романа в нашей стране стала середина восьмидесятых; после этого «Ловец» стал просто литературой. А чуть позже обитатели «самой читающей страны в мире медленно, но верно стали предпочитать литературе макулатуру.

Я даже рад этому превращению истории Холдена Колфилда: представить себе его имя начертанным на чьем бы то ни было знамени кажется невозможным. Но значение-то было, и немалое: описанные в романе три дня из жизни американского школьника конца сороковых Холдена Колфилда стали путеводной звездой для сотен и тысяч «сердитых молодых людей» по обе стороны Атлантики. Принято считать, что «Ловец» предвосхитил битничество и его первого провозвестника Джека Керуака (роман последнего «На дороге» появился только в 1957-м). Затем вектор странствий пролег в коммуны хиппи, а после «волосатиков», которые стали как бы «детьми Холдена», его «внуками» стали панки…

Кто, в сущности, такой Холден Колфилд? Просто неудачник (выгнали из школы: завалил переэкзаменовку). Романтик-неудачник (пытался заступиться за опороченную честь барышни -- надавали по голове). Неисправимый лгун без причины (идет в магазин за журналом, а говорит, что в оперу). Выпивает. Курит. Подозревает любимого учителя в гомосексуализме. Шляется по Нью-Йорку, мучимый, помимо прочего, странным вопросом: куда деваются утки с озера в Сентрал-парке, когда оно замерзает? Ну и так далее.

Советский «литературовед в штатском» Георгий Анджапаридзе в 1982-м году пошел против общественного мнения. Он сказал прямо и нелицеприятно: Холден -- истеричный, капризный невротик, мучимый неудовлетворенностью оттого, что общество его -- с его идеями и выдумками -- никак не принимает в свое лоно. В общем, неприятный тип. Никто и не заметил, что Анджапаридзе в данном случае выступил словно бы от имени и по поручению американского общества. Для признанного, авторитетного советского критика, -- по меньшей мере, странно.

Странно? Нисколько. Более того, объяснение всеобщему умилению либеральной совковой критики может быть лишь в том, что юный «бунтарь без причины» со своим максимализмом, которому можно бы найти и лучшее применение, одинаково чужой для любой тоталитарной системы -- а США тоталитарны ничуть не меньше, чем бывший СССР (если Софья Власьевна была недовольна отщепенцами по причине потенциально-разлагающего влияния на стройные ряды строителей коммунизма, то в Америке drop-out'ов тоже не любили: путались под ногами у индивидуальных ударников капиталистического труда, сманивали их детишек в непонятные путешествия, мешали зарабатывать деньги…). Критики-американисты были либеральны по определению, из-за противостояния двух супердержав. Только честный и принципиальный Анджапаридзе назвал вещи своими именами. Бог ему судья.

А мы просто любим Холдена Колфилда. Не за то, какой он, и не вопреки этому. Просто любим. Наверное, потому, что каждый из нас хочет быть хоть чуть-чуть похожим на него: открытым, удивленным, наивным. Каждый из нас хотел бы иметь право сказать: «Как узнать, делаешь ты все это напоказ или по-настоящему, липа все это или не липа?». Скажите, кто из вас за последние несколько лет хоть раз задал себе этот вопрос?

Именно в «Ловце», а не в запутанной буддистско-индуистской символике «Девяти рассказов» и цикла повестей о семействе Глассов, лежат корни многолетнего затворничества Сэлинджера.

Он умнее, чем мы думаем. А мы абсолютно слепы. Ведь в последних строчках «Ловца» сказано:

«И вы лучше тоже никому не рассказывайте. А то расскажете про всех -- и вам станет скучно».

Эпиграфом к «Девяти рассказам» стала известная буддийская загадка (на самом деле -- коан, упражнение для начинающих практиков дзэна). Звучит она так:

«Мы знаем звук хлопка двух ладоней, а как звучит одной ладони хлопок?».

Я почти уверен, что писатель, в ящиках стола которого (и это не досужий домысел) лежит не менее семи абсолютно готовых к печати рукописей, очень смеется над теми, кто пишет о нем объёмистые монографии, расчленяя строчки и слова в поисках неизвестно чего.

А еще он слушает. Звук хлопка одной ладони.

Speaking In Tongues Лавка Языков

Артем Липатов

СЭЛИНДЖЕР: Хлопок одной ладони

Speaking In Tongues
Лавка Языков

СЭЛИНДЖЕР:
Хлопок одной ладони