Speaking In Tongues
Лавка Языков
КОЛОКОЛА
(сокращенная версия)
* * *
Мама, мамочка, прости меня, — я ухожу.
На рассвете в лужах остынут мои следы..
Помяни меня в тихой церкви — я отслужу
Свою службу за все твои тридцать три беды.
Поверни мне стопу — носком сапога на восток, —
Почему все смотрят на Запад, — еще не закат?! —
Я иду туда, где был и есть мой исток:
Отрыдаться в неровный синий Байкальский плат....
Папа, папочка, ты прости заблудшую дочь!
Заблудилось сердце в попытках что-то постичь,
Заплутало по бездорожью, да больше терпеть невмочь:
Как же так получилось, что здесь никого не спасти?
Как же так: каждый горд тем, что круче его хомут?!
Все несчастны, и на это сто тысяч причин...
А причина только одна... Как сказать? Не поймут, —
Только солнце задаром пашет в Великий Почин....
Папа, папочка, ты всегда все мог объяснить!
У любой, самой длинной сказки, ты всегда знал конец...
Папа, папочка, что мне делать, кого полюбить
Если под каждой сказкой теперь пишут просто: «Пиздец!»
Ты прости, если я не умею чин-чинарем...
Ты сам учил меня настоящему — как же теперь солгать?!
Мне приснилось: над колокольней, слепым звонарем,
Ты все кличешь меня, проклиная правду
которую смог мне
дать......
* * *
Смерть — короткое слово. Путь к ней намного длинней:
С первым криком младенца песок утекает вниз...
Ты идешь, надевая броню из чужих идей,
Ты считаешь, что все так важно — чего ни коснись!
Но однажды ты коснешься траурных лент...
Посмотри: покой окончателен, ночь нежна...
Кровь — как мост между болью и спутанной ниткой вен.
Жизнь — как жажда крови и как война.
Так воюй со смертью за время, которого нет,
За клочок надежды, за детский крик во дворе,
За последнюю истину, за последний обет,
За последний закат, погашенный в декабре!
Кто здесь воин, способный ждать и терпеть?...
Смерть — она приходит со стороны спины.
И она подкрадется, как только ты бросишь петь,
Решив, что твои песни уже никому не нужны...
Так что поздно ползти обратно, — ты уже есть.
Ты уже замечен ею, а смерть — хороший стрелок.
Слышал в тире, как звенит пробитая жесть? —
Только в этот раз не тебе нажимать на курок...
Ты — коняшка на стержне своих понятий и слов,
У тебя нет шансов — ты куешь свои удила.
И, быть может, тебя бы спасла, как всегда, любовь,
Но твоя любовь слишком долго тебя ждала....
ИГОРЬ И ОЛЬГА
Ой-е, свеченька, гори-гори ясно,
Я пишу кровью по бересте..
Что-то наше солнышко нынче красно:
Князь мой, посмотри — быть беде!
Шли они, — веселые, хмельные дети,
Побросав орала, полюбившись мечам,
Убивать за то, что те — не так одеты,
И за то, что молятся не тем богам...
Что там сверху смотрит, — глаза или звезды?
Их-то словом «подвиг» не наебешь…
А ты брось свой меч, пока еще не поздно! —
То, что кровью писано — не сотрешь!
Дайте воли удалью похвалиться,
Помахать мечом да всласть погулять! —
Русская душа — что дикая птица,
Ее долго в теле не удержать.
Потому ль потомкам, — ни в хвост, ни в гриву?
Потому ль — да ни кола, ни двора?...
Потому ль нас ставят, — свои и чужие
На горох коленями до утра?!
Вот и платим смертно за дурную силу,
Все одно — похмелье или погост...
А когда шарахнуло да скрутило, —
Вот тогда и вспомним Великий Пост..
Скатертью дорога — да все блазнится:
Будет еще день — да как не пировать?!
....На иконах наших — такие лица,
Словно мы и приходим их распинать....
Ой-е, свеченька, гори-гори ясно
Я пишу кровью по бересте,
Как их принесли в платяницах красных,
Как круги пошли по талой воде...
Как глаза закрыли медною правдой:
Смерть, мой князь, — она никому не лжет...
И как пошли святые большеглазые бабы
Забеременев тоской — да пахать огород....
* * *
Эх, боярыня Зима, нрав твой крут!
Сердце — как тулуп наизнанку...
А ты держись, когда ее повезут
Мимо нас на каторжных санках.
Мимо нас — в остроги Весны
Добывать руду покаяния...
А ты держись, когда бес ее седины
Перекрестит нас на прощание,
Перекрестит в снежные изваяния,
Перекрестит в стылые идолы,
В стражей беспросветного — да молчания!
Эх, боярыня Зима, нрав твой крут!
Эх, боярыня Зима, дар твой лют! —
Все четыреста лет да по всей Руси
Все не тают, — стоят и молчат, — ледяные витязи,
Ледяные безмолвные витязи...
Эх, боярыня Зима, жалости не жди!
Столько лет — кругом одни разговоры!
Но пора, пора, — я в своей груди
Ржавым топором — прорубаю прорубь!
Ржавым топором не своей вины...
Костерок под ребрами разгорится....
Я сожгу все вены на приходе Весны,
Чтобы только просто тебе присниться...
Что же ты стоишь: Бери топор — и айда!
Объявили рейс. Кончен бал ожидания!
Из моей полыньи черпни, — а там соль да вода
От начала — и до конца мироздания....
А вокруг — стоят изваяния...
А вокруг — молчат изваяния..
Опустив глаза безответные
Плачут льдом и верят сияниям,
ложным солнцам, ложным сияния...
Эх, боярыня Зима, нрав твой крут!
Эх, боярыня Зима, дар твой лют! —
Все четыреста лет да по всей Руси
Все не тают, — стоят и молчат, — ледяные витязи...
Заглядевшись на мой огонь, — ледяные витязи....
Протянув к нему жадные пальцы,
Обжигаясь и обижаясь,
Что огня становится меньше
Все не тают, стоят и молчат, — ледяные витязи,
Ледяные безмолвные витязи....
* * *
Наточи мне сердце тоской — чтобы резало!
Оселок визжит. В поле — васильки...
А за выселками — любовь безвозмездная
Растечется — пей ее из реки!
На закате солнце закатит бал
О семи свечах в канделябрах ивовых.
Как слепой художник разрисовал
Наши лица радостными морщинами.
Коли улыбаться — разучились вдрызг!
Коли в брызгах света ищем пятно...
А самим-то, Господи, — хоть удавись!
Что ж молчим да корчимся перед сном?!
Если б знать, где водится трын-трава...
А ты возьми — да выпей моей водицы!
Вот и разошью твои рукава,
Отпорю ежовые рукавицы.
Чтоб живой ладонью по волосам!
Чтоб живым нутром — что-то будто выбилось!
Только ты сумей — чтоб сквозь небеса,
Чтобы, как над пропастью — до погибели!
Эх, слизни слезу, что рвется с языка..
Я люблю — значит рвусь наружу.
Полюби меня так, что не дрогнет твоя рука
Из груди на волю выпустив душу....
* * *
В темному лесу, в темном лесу,
В темном лесу да во сыром бору
Ветки царапают сердце в попытках его зацепить.
Ох, не сносить головы добру молодцу в кольцах чумной сон-травы!
Точит косу, точит косу,
Точит косу угрюмый косарь:
То, что посеяли в озимь, в осень пора пожинать.
Ох, когда сеяли зло, не подумали, что на навозе взошло!
Смерть, повезет... Смерть, повезет..
Смерть — подвезет да подбросит поленьев в аду!
Смерть повезет, — и да вывезет нас, как всегда, по дорожке кривой!
Да что-то темно… Что-то темно.
Что-то темно, как в темнице!
Впрочем, кто нас запрет, коли вроде — великий народ?
Сами с усами. Поди... Сами сядем. Да кто же придет нас спасти?!
Правда и ложь. Правда и ложь.
Правда и ложь в каждом выдохе, — кроме Скорбящих-В-Ночи.
Что они выдохнут в небо, морозом себе обжигая зрачки?
Что обещая за третью попытку стать искреннее, чем мы есть?
В темном лесу... В темном лесу...
В темном лесу да во сыром бору
Пляшет босой светлокосая девочка Маша
Не понимая, как скоро и страшно над ней прозвучит Благовест....
* * *
Мы с тобой — два дерева на обочине.
Ты растешь наверх, а я скособочена.
Твои корни уходят в светлый песок.
Мои — в темную глину и на восток...
Твои ветви — куполом, листья — узорами.
Мои ветви скрючены, в них ютятся вороны.
Под твоими — девки поют да любятся,
Под моими разбойники пьют да судятся...
Оттого ли тебе снится туман над дубравами?
Оттого ли на моих листьях росы кровавые?
Мы с тобой — два дерева во сыром бору.
Как подуют вьюги — я выстою на любом ветру!
Изогнусь, — до треска и до земли! —
Поцелую слякоть и корни твои....
И молиться буду с истовой силой,
Чтобы Мать-Пурга тебя пощадила,
Потому что такие как ты, в бури не выживают.
Потому что таких, как я, только люди и вырубают....
Мы с тобой — два дерева, и придет весна.
Твои ветви усыплет душистая белизна.
Оборвут их девки, совьют в венки
Да и бросят в речку с завалинки....
На моих ветвях расцветет цветок
Темно-красным — робок, мал одинок....
И проснется спьяну разбойник под ним,
И сорвет мой цветок, и станет святым.
А разгадку мою разведает слепой мальчик,
Прикоснется к стволу ладонями — и заплачет:
От греха, да от боли, — как водится на миру,
Он услышит, как сердце мое стучит сквозь кору.....
ИСПОВЕДЬ СКИТНИКА
Будто бы по делу шли, ан все пришли — к тому, с чего начали.
Будто бы хотели как лучше, а вышло — маленько не так.
Вышли воевать, а выяснилось — сердце растрачено,
А в пустой груди — архипелаг Гулаг.
Что-то надломилось, а что — выяснять нет времени.
Что-то смутно помнилось о том, что надо успеть...
А потом мы выпили. А потом поехали.
А потом похмелье и только — еж твою медь...
А когда пришли они во сне, все так же, в сияющем,
А когда спросили: «Как так, ты ведь мог?»
Я как-то не смог ответить: «Да вот старалися.
И ведь не получилось, истинный Бог».
И вроде бы готовил речь, — замудренную да гладкую,
А слова застряли в горле и дальше не идут.
Глянул им в глаза — а глаза такие ласковые,
Все понимают.... Но с собой не берут.
* * *
Что-то небо черно от воронья...
Ветер шапку бьет с лихой головы...
Гасит звезды каждая полынья!
Что к чему? — спроси у любой совы, —
Ухнет, как дубинушкой — по хребту,
Что пора Ивашке — с печи слезать,
В наших сказках вечно, — еще б мечту,
Да вот беда — лень валенки надевать.
Да плестись с бадьями, не помня рук,
Да крестить студеной — битые лбы...
Переловят в речке последних щук,
Вот тогда и жди-тка своей судьбы..
А судьба Ивашкина, — вскачь да прочь!
В тридесятом царстве, где солнце спит,
Бродит по степи кобылица Ночь
Высекает звезды из-под копыт,
А пока все волки, водка да сны...
А пока царевны — сплошь Несмеяны...
Эх, Ивашка, как нам дожить до Весны,
Коли ты все спишь, дурень окаянный?
Коли сон твой — даже не тридцать лет?
Коли невдомек тебе от спанья,
Что в Угрюм-реке больше рыбы нет
Да льдом идет последняя полынья...
* * *
Отчего же внутри столько глупой и мутной отравы,
Столько полной нелепости — быть как все и за всех?
Я учусь бесконечной мудрости жить, как дикие травы:
Без сомнений и страха безмолвно расти наверх.
Я учусь быть одной травинкой из сотен тысяч.
Я учусь знать пришедшее время, как знает зерно,
Я учусь состраданию, — тому, что в глазах у рыси,
Этой древней янтарной мудрости брать, что дано...
Причаститься б у ели, — той, что расколота молнией
Звенящей мудрости неба, — едва-едва! —
И эта мудрость придет, и накроет таким безмолвием,
После которого бессмысленны все слова..
И — упасть, и лежать, побратавшись с павшими листьями,
Познавая неотвратимое: стать землей...
И вернешься в люди, думая: «Вот она, истина!
И сказать бы как есть — да слова испохабят ее...»
* * *
«В городе холодно. В городе — дым из
труб...»
И.Аргунов
А в городе ярмарка. Распродажа чести из вторых рук.
В городе осень. Патриарха нет и в его дворце — скотный двор.
В городе холодно. И кто-то, похожий на подогретый труп,
Пытается петь, потому что не в силах вести разговор.
А казалось — все сложится, что там: стихи да любовь!
Но пряма дорожка, и ты душой по ней не елозь!
Как ни кинь, все себе попадешь, даже если не в глаз, — то в бровь.
Как ни жми, все не выжмешь того, что — до хрипа! — не выстрадалось.
Вот и вымолви СЛОВО, с которым не стыдно семь лет отмолчать.
Вот и выпей взахлеб все, что перебродило в твоих погребах.
Вот и сей, вот и жни, да на пару с кукушкой лети отсчитать,
Сколько можно вскормить на трех рыбах да на пяти хлебах?
А когда поведут, ты подумаешь: «Посмотреть да другим рассказать....
Да причем тут деготь и перья? Это даже не шутка, братки!»
«Что ты, ласточка? Ты ведь хотел летать?
Так лети, птичка, — вон с той колоколенки!»
И когда он взлетит, то взлетит действительно вверх.
На земле останется кровь — нелепым пятном...
Помоги нам, Господи, никогда не быть среди тех,
Кто ушел, не черпнув ее сердцем... этим сердцем....
этим вечно пустым и грязным
ковшом.....
* * *
Да нельзя рябине к дубу перебраться
Видно, сиротине, век одной качаться…
Песня
Расскажи мне, милый, сказку про путь к добру,
Спой мне про рябину и про высокий дуб..
Спой о том, что на миру, — как на ветру,
Все стоим, качаясь, не размыкая губ..
Калики с дырявою калитой,
Гусляры с густой синевой очей
Пригорюнились... Ан ляжет путь петлей —
И петляй, как заяц от егерей!
А нам бы — только выписать светлый лик!
Выйдет же — по брови в черном плату
И посмотрит внутрь, — не бессильно ли? —
Соколиным глазом — сквозь пустоту...
И посмотрит строго сквозь времена
Не смыкая век, — да за веком век,
Мать честная! Глянь! Там, в степи, — война..
Падают сыны на горячий снег…
А уж кто останется, — подсоби,
Матерь наша, чтоб тебя так- растак!..
Все грубим, а сами-то... ждем любви-и-и…
Ужо мы расплатимся. Всем и всяк.
Да легко забудутся все слова…
Мы живем, братуха! Пока живем,
Коли водка есть, — да вон та вдова
Эх, зараза! — просто кровь с молоком!
И на той крови, — сохрани-спаси! —
Вспоит да отпустит в сырую ночь...
Так-то оно так... А только на Руси
Потому и нет рябиновых рощ…