Speaking In Tongues
Лавка Языков

Эзра Паунд

Речи Любви


Переложение Кети Чухрукидзе

 
 

1 транскрипция

 
 

I

 
 
Нырять и плескаться здесь с тобой
удача какой не всякий дождется,
Обить плоть свою золотую
Взглядом твоим благодарным.
 
 
Из лучшей ткани покров мой купальный
Прилажен тесно к отвесным склонам
Намок совсем
И липнет, топорщится,
Но секретов все равно не выдаст.
 
 
Вижу отсюда как пригож ты,
Отплыву чуть-чуть и плыву обратно
Ладонями шлепаю по воде и болтаю
Ногами, не видно меня сквозь брызги.
 
 
Рыбка-красотка застряла в пальцах
Войди в воду и встань рядом
Пока не поздно,
Смотри выскользает.
 
 

II

 
 
Жду, жду, может, кто удержит
Меня смотрящим на берегу этом.
Крокодил старый на песчаной отмели
И тот не будет к тебе дорогой.
 
 
Бегу по спине его
Иду по ряби
Это любовь ее брошена в воду
И превращает скользкие волны
В комья земли,
Чтоб я шел ногами к ней по воде.
Река – наше зачарованное море.
 
 

III

 
 
Посмотрел все-таки – она приближалась
Красота такая уносит к смерти,
В сердце теперь вечная радость.
Время стало таким же вечным.
Поздно теперь ему тягаться с моим бессмертьем.
 
 

IV

 
 
Встречает меня,
Раскинула руки,
Я падаю в них как обтрепанный путник,
Что долго шел из земель далеких.
 
 
Все, что вижу превращается в воздух,
Голова – теперь аромат стойкий от ее благовоний.
распорол ей губы, и разум мой в руки
ложится ей пухом, а грудь вином выливается в ноги.
 
 

V

 
 
Стать бы мне придворной рабыней
До самой смерти не отпустит меня ни на шаг
никто от ее изголовья.
Солнце ее сверкающей плоти
Станет тогда пожирать то время,
Что богами мне отпущено было.
 
 
А лучше прачкой стать на месяц
смыть с покрывал ее златотканных
благовоний остатки.
 
 
Но и этого слишком много,
Достаточно мне стянуть кандалами
палец ее и зваться кольцом
Моей нареченной.
 
 

2 транскрипция

 
 

Он говорит:

 
 
Ты есть только
в роду первая, что слаще всех желаний
Живых и мертвых.
Ясный первенец,
Звезда на небе, что восходит в ночь
Под год новый, когда он добротен.
Цветистей цветов всех,
Цветы – зрачки твои.
Губы ее волшебные горны.
Горло – пирамида,
А груди – диво.
Волосы – сиянье лапис лазури,
Плечи – желтее песка золотого,
Где ее пальцы?
Вижу я только – лепестки упали побледневшего
лотоса.
Бока точил ее лучший плотник,
Ноги выдувал стеклодув величавый,
идет она смирно – велика ее поступь.
Расстегну если сердце – рабом оно станет.
Знает она и про шей повороты
и про вину, когда ловит взгляды.
Судьба ее может обнять да и только.
Стоять с ней будет она как с любовником.
Нет, глаза не бегущего с нею,
Когда уж и пяток ее не видно.
Богиня она – говорю воистину.
 
 

Она говорит:

 
 
Голос ее сверлит мне сердце
Речи его разносят грудь мне
Близко совсем живет от нас он
Но никак до него не добраться.
 
 

Мать:

 
 
Говоришь ты все о сосунках бродячих,
Думать о нем должно быть противно.
 
 

Она:

 
 
Думы о нем – тюрьма моя, мама.
 
 

Мать:

 
 
А ведь он, детка, пустоголовый мальчонка.
 
 

Она:

 
 
Но и я ведь точно такая.
Обнять бы стан его стройный руками
Как бы ты причитала, мама…
 
 
Все золотая богиня мне скажет
И подарит его как судьбу дорогую,
Стой там, где я тебя вижу,
Тогда мать с отцом моим будут рады.
Всем ведь нравится пировать с тобой вместе,
Вот и они это сделают скоро.
 
 

Он:

 
 
Видеть ее нельзя не ослепнув,
Смотри! двадцать дюжин колен преклоненных
И ртов голодных, дышащих ей в ноги любовью.
 
 
Клятвами я забросал Богиню,
Мне обещали девочку эту отдать
В руки – 3 дня я молился,
3 дня ее имя считало время.
5 дней я вижу ее затылок.
 
 

Она говорит:

 
 
Пошла к его дому, а дверь открыта,
Возлюбленный мною под боком у мамы
Братья и сестры вокруг резвятся.
Кто на него не посмотрит – вянет
От горящей тоски по его поцелуям.
Прошла я мимо, а он украдкой
Поднял глаза свои, сердце сломалось
От радости, Мама
Узнай мои думы примчалась бы тотчас.
 
 
Услышь Богиня Золотого Света,
Сделай явью мою молитву.
Побежать к его дому ничего мне не стоит,
Схватить его шею, пока видят люди локти мои.
Сколько же глаз, а я не заплачу,
весть ведь эта большая радость,
Узнают они, как ты ликуешь.
Что за пир тебя ждет Золотая Богиня.
И вот под вечер, когда пир в моем сердце,
Мне говорят, что пора возвращаться,
Сны мои тайные – бледные крылья.
 
 

Она говорит:

 
 
Хотела я выйти погулять на раздолье.
Смотрю, Мехи в своей колеснице.
С шайкой дружков своих, резвых мальчишек.
Можно ли мне теперь обернуться?
Идти вот так, как ни в чем не бывало?
Но впереди река разлита,
А ходить по воде я еще не умею.
 
 
Душа моя путана как ожерелье.
Пройтись перед ним и выронить тайну
Сказав «я твоя»,
Он схватит,
В кулак сожмет мое имя и всем раздаст его
понемножку
А потом они будут до утра веселиться.
 
 

Она говорит:

 
 
Как подумаю о любви, вытекает сердце,
Оно теперь и в воде и в небе.
Забыла совсем я, что раньше было.
Убираться в шелка, смотреть из под веера,
Глаза чернить и маслами душиться,
Ничего не помню.
 
 
— Что стоишь на пороге, а в дом не входишь? —
сказало сердце однажды и выдало то,
чего хочет оно всечасно.
— Прекрати баловаться в груди, карлица!
Возлежи себе в королевских покоях
и сами придут к тебе поклониться.
И дрожь моих пальцев никому не покажет,
что девочка эта рехнулась от боли.
Как вспомнишь его, злодейка пузатая,
Стой на посту, как бдительный воин,
Как великан, цепями плененный.
 
 

Он говорит:

 
 
Вчера моей боли 7 дней исполнилось.
Цветок болезни моей распустился.
Руки вялые в воздухе вязнут,
Ноги пустили корни в землю.
Стою, не могу двинуться дальше.
 
 
Жрец высокий спасти поручился,
Заклинанья велел повторять днем и ночью,
Но нет недугу конца и края.
Сказал я тогда: отдайте ее мне,
Именем этим стану ходить я,
Морем сердца посланья ее
Станут приливом его и отливом.
Лекарь такой стоит больше, чем
Все лекарства фармакоцеи.
Выпью до дна я снадобье это. Ее появленье?
Да будь это ядом – вернет оно жизнь мне.
 
 
— Пропустите ее — вот подходит
Приподнимает мои белые веки,
Икры мои начинают сочиться.
— Пусть речь ее кровью в меня вольется
И вот, наконец, я ее обнимаю,
И стан ее поглощает стоны больного.
Но те 7 дней, что я снова
Вижу затылок ее семидневный,
Все еще здесь.