Speaking in Tongues
Лавка Языков

Артюр Рембо

В переводах Олега Кустова

Вечность

Обрела она.

Что? – Вечности крыла.

Там, куда волна

Солнце увела.

И теперь украдкой

Шепчет тайное

Ночи, такой краткой,

Дня в его огне.

Одобренье света,

Планы общества –

Прах, ты знаешь это

Лоно естества.

И душа в забвенье

Телу предана.

Опыт и терпенье,

Казнь проверена.

Пламень одинокий

Лег на шелк углей,

С выдохом глубоким

Долг отпущен ей.

Обрела она.

Что? — Вечности крыла.

Там, куда волна

Солнце увела.

Ощущение

Летним вечером синим по тропинкам знакомым,

Испещряя траву лёгким следом своим,

Я уйду далеко, свежим ветром ведомый,

С головой непокрытой фантазёром босым.

Ничего не скажу, не подумаю даже,

Но любовь ни за что не потерпит урон,

И пропажей пустой буду вечно бродяжить,

Словно женщиной, счастьем земным упоён.

* * *

Плач в ушах твоих розовый звёздной тоски,

Бесконечное белым течёт к пояснице;

Море жемчуг берёт там, где алы соски,

И Мужчина в крови черной чревом царицы.

Пьяный корабль

Когда я выходил из Потоков бесстрастных,

Бечевою тугой больше не был ведом:

Краснокожие с криком пытали несчастных,

К разноцветным столбам пригвоздив нагишом.

Дела не было мне, что с моим экипажем,

С хлопком аглицким или фламандским зерном.

Только кончилось буйство над людом бродяжим,

И Потоки пустили меня напролом.

В плесках бешеных, тайны со мной зимовали,

Столько, что не вместит детская голова.

Я взял курс! И, торжественные, ликовали,

Отдавая швартовы, Полуострова.

Буря благословила мои пробужденья.

Легче пробки, я протанцевал по волнам,

Ненасытным в извечном жертвоприношенье,

И десяток ночей глаз слепил фонарям!

Воды, яблок нежней с детства чуть кисловатых,

Зеленея пронзали еловый скелет

И блевоту и пятна от вин синеватых,

Скинув дрек и штурвал, изводили на нет.

И с тех пор, вдохновенный Поэмою Моря,

Я купаюсь в небесном его молоке,

Пьющем зелень лазури, где, рад и покорен

Своим думам, покойник парит налегке,

Где, внезапно паршивея, в синем сиянье

Ритмом медленным днюя горячки напасть,

Крепче алкоголя и щедрей дарованья,

Бродит рыжей закваскою горькая страсть!

Я изведал, как молнии гложут глубины,

И пучины, и струи, и смерчи: вечор

Я настигнул Зарю с пылкостью голубиной

И проникнул, куда не осмелится взор.

Я увидел, как солнце меняет обличье,

Фиолетовых сгустков мистический страх,

Как, подобно актёрам на сцене античной,

На закрылках дрожа в волнах катится прах!

Я мечтал целовать море медленно в очи

И неслыханных сил ощущать круговерть,

И о том, как слепит снег зелёные ночи,

Как поют в фосфорах пробудясь синь и желть!

Я преследовал зыбь, будто скот в истерии,

Месяцами она налегала на риф,

И не думал, что к свету стоп Девы Марии

Океаны прильнут, морду поворотив!

Я разбил у Флорид, ни на что непохожих,

Глаз пантерих цветник на телах дикарей!

А под радугою, напряжённой, как вожжи,

Своё стадо пасли горизонты морей!

Я увидел брожение смрадной трясины,

Где загнил в камышах целый Левиафан!

Среди мёртвого штиля паденье лавины

И всё вглубь разверзающийся океан!

Перламутровый вал, солнца над ледниками!

Рейд на отмели бурой, отвратительный чад,

Где гигантские змеи, покрыты клопами,

На корявых деревьях качаясь висят!

Я хотел, чтобы с пением рыб в золоченье

На волнах голубых детям было светло,

Чтобы пены цветочной сбылись наважденья

И порою ветра подставляли крыло.

Иногда, надоев полюсам и пространствам,

Море, чьи причитанья баюкали трал,

По вантузам цветы возносило в убранство,

И, как женщина, я на колени вставал…

Полуостров, который безудержным скопом

Белолобые птицы не прочь раскачать.

И блуждал я, когда по загаженным стропам,

Пятясь задом, спускался утопленник спать!

Вот он я - тот корабль, измождённый простором,

Ураганом сметающий всё на пути,

И ни шхунам ганзейским, ни Мониторам

Опьянённый водою каркас не спасти;

Волен, пылок, закутан в туман фиолетов,

Я, который пробил неба рдяную хмурь,

Как стену, где вареньем для добрых поэтов

Под лишайником солнца соплива лазурь;

И который летел электрической бурей,

След безумца чернили морские коньки,

Когда ультрамарин под дубиной июлей

Грел воронки небес, разломясь на куски;

Я, который дрожал, за полсотни льё чуя

Бегемотов возню и Волненье на дне,

Неподвижность извечно пряду голубую,

И Европу мне жаль в парапетной броне!

Я увидел скопления звёзд! и открытый

Небосвод островов исступлённо лил свет:

- Птиц златых миллион, ты ли спишь, позабытый,

Средь кромешной ночи, о грядущий Расцвет?

Да, я знал много слёз! Удручающи зори.

И луна ужасает, и солнце горчит:

Исцеляли меня от любви, как от хвори.

О разбитый мой киль! Что мне море сулит!

Если что и сведёт с европейской сторонкой,

Это в сумерках вдоль мостовой ручеёк,

Где на корточки сел полный грусти мальчонка

И кораблик пустил, хрупкий, как мотылёк.

Только я не могу, о волна омовенья,

Снова пенить кильватер гружённых бортов,

Ни встречать вымпела, гордые без зазренья,