Speaking In Tongues
Лавка Языков

Сергей Анисимов

ЖИЗНЬ БЕЗ СМЕРТИ,
ИЛИ У КАЖДОГО СВОЙ ПОЧТАМТ

После жизни в клетке я осмелился пролезть в дыру и вылетел наружу словно выстрел в небеса. Небеса?

Может, мир она и не спасла, но явно его улучшила.

«Почтамт»

С писателями проблема.

«Женщины»

Я хорошо все подсчитал. Если каждый день делать ровно по сто двадцать записей, то мой месячный заработок составит две семьсот. Две тысячи семьсот рублей. Это очень неплохой заработок. Я бы даже сказал: это очень хороший заработок. Минус квартира, жратва и прочее — можно даже откладывать на черный день.

Только ни за что я не буду делать ровно по сто двадцать записей. И на черный день откладывать тоже не буду. Просто потому, что у меня каждый день черный. До тех пор, пока я буду делать ровно по сто двадцать записей.

Почему у тебя принтер все время работает, спрашивает меня эта тетка. Халтуру свою делаешь.

Тетка, как Энди Такер, любой рубль в кармане другого воспринимает как личное оскорбление.

Это не халтура, отвечаю я. Это рассказы Чарлза Буковски.

Она не слышит моего ответа, она следит, как белые листы с черными строчками поперек, один за другим выползают из принтера. И может быть, считает их количество.

И еще мне кажется, что из всех слов, сказанных мной, она слышит только одно: халтура.

Вам надо расценки пересмотреть, выговаривает, наконец, до обеда работаете, а после занимаетесь ерундой.

Ерунда: один строчит рефераты, другой, я, печатает для себя рассказы.

Потом она выходит из кабинета. У нее в голове зреют несколько новых мыслей. Как нам снизить расценки, например. Хорошо быть начальником.

Всегда есть на ком отыграться.

Ушел бы я из этой конторы. Но мне нужны деньги. На деньги я покупаю себе свободу. Свободу не видеть этих рож два дня в неделю. Свободу связываться с миром через интернет. Свободу переписать себе прозу Буковски.

Другую подходящую контору, в принципе, можно найти. Только там еще хуже.

Мы ничем не отличаемся от гребцов на галерах. Только вместо весел — клавиатура и монитор. Роль плети играет страх. Страх оказаться на улице.

Чарлз Буковски. Генри Чинаски, как он именует себя в рассказах. Хэнк, называют его все остальные. Грубые, будто сколоченные из досок, тексты. На первый взгляд. Иногда это похоже на Хэма, но Хэм был серьезен. И ни за что бы не допустил у себя подробных грубых описаний постельных сцен. Но после описаний сношений, когда читать становится едва ли не противно, вдруг следует настолько точное и яркое наблюдение, характеристика, мысль, что обращать внимание на адюльтер становится глупо.

В рассказах Хэнка много людей. Но они все чужие. Отстраненность друг от друга из страха оказаться непонятым, оскорбленным. Да и сам Хэнк заявляет, что не любит людей. Лукавит. Любит. Мизантроп не сможет написать честную книгу. Настоящую.

Хэнк настоящий. Вот в чем все дело.

Несложно написать роман про драконов. Легко делается повесть о подвигах работников сыска. Еще легче играть мыслями, раскрашивая эту игру ажурной вязью красивых слов, отточенных фраз, демонстрируя эрудицию и образованность.

Самое элементарное рассуждать о будущем культуры в целом, о дальнейших путях развития искусства. С неизменными цитатами из себя, в качестве положительного примера.

А вы попробуйте сказать о главном простыми словами?

Для меня навсегда останется загадкой вот какая вещь, слушайте. У меня не было опыта лагерного охранника и профессионального журналиста, я не играл на скачках, не пересекал страну от одного побережья до другого. Не издавал газету, и не напивался до провалов в памяти. Моя жизнь в сравнении с жизнями героев Буковски, равно как и самого Буковски, — нормальная жизнь среднего обывателя.

Но почему, черт возьми, кто мне сможет объяснить, почему страдания и проблемы, слезы и ненависть людей из мира Хэнка мне гораздо более близки и понятны, чем стенания подвыпившего соседа, который полчаса назад жаловался мне на жизнь? Проклиная свою молодость, правительство, и недалекость жены?

Почему я вижу себя среди всех этих Чинаски, Лидий, Гарри и Бетти, Сесилий, Бартов и Д.Г.? Среди ущербных, больных, пьющих людей. Хотя я сам абсолютно не из этого круга.

И не вижу себя среди таких же нормальных, как и я сам.

Когда-то я читал один рассказ. Из жизни художников. Про одного из героев говорили: «У него расстояние от сердца до холста,» — и указательным и большими пальцами показывали, какое именно расстояние.

У Хэнка это расстояние равно нулю.

За скупым языком Хэнка, за короткими, как выстрел, фразами — пахота. Огромный труд работы над словом. Техника Хэнка — изящество чугунной решетки Летнего сада. Грубый металл, а глаз не оторвать.

Похоже, я догадался, что роднит меня с Хэнком. Подобное родство не комплимент. Мол, а ведь и про меня. Это констатация факта, от которого, в общем-то, грустно.

Я, как и он (здесь я позволяю себе эту наглость — сопоставление) — аутсайдер. Хотя, наверное, трудно увидеть аутсайдера в человеке, который неплохо зарабатывает и пропадает часами в интернете.

Но аутсайдер — не обязательно грязные ботинки и отсутствие дома. Вечное похмелье в утренних сумерках. Незнание имени той, с кем проснулся.

Физиологическое неприятие лжи и помпезности — тоже приметы аутсайдера. Может, здесь кроется секрет проблевов Бука-Чинаски перед выступлениями?

Хэнк — настоящий. Вот в чем все дело.

У меня был один любимый писатель. Сергей Довлатов. Я мечтаю написать о нем книгу. В этой книге я бы рассказал о радости открытия похожих взглядов. Ведь я тоже не люблю официальную работу, фальшивые улыбки и снобствующие глубокомысленные разговоры.

Теперь у меня два любимых писателя. Сергей Довлатов и Чарлз Буковски. Мне думается, что где-то там, в раю (хорошие писатели не попадают в ад, свой ад они прошли здесь, на Земле), есть особое место для таких, как они. Меньше всего это место похоже на рай. Там всегда играет джаз и никто не упрекнет, если переберешь джина с тоником.

И это место — самое прекрасное в раю.

Я не верю в то, что возможно изменить мир. Но можно постараться сделать так, чтобы он не стал хуже из-за тебя.

Хэнк постарался.

Speaking In Tongues Лавка Языков

Сергей Анисимов

ЖИЗНЬ БЕЗ СМЕРТИ, ИЛИ У КАЖДОГО СВОЙ ПОЧТАМТ

Speaking In Tongues
Лавка Языков

ЖИЗНЬ БЕЗ СМЕРТИ,
ИЛИ У КАЖДОГО СВОЙ ПОЧТАМТ