Speaking In Tongues
Лавка Языков

Уильям Шекспир

СОНЕТЫ

В переводе Андрея Кузнецова

1

Прекрасное должно всегда расти,

А розы цвет не должен увядать,

Пусть зрелости придется отцвести,

В наследнике воспрянет благодать.

Но ты, как будто сам себе не мил,

В огне сгораешь сам с собой в борьбе

И изобилье в голод превратил,

О враг жестокий самому себе.

Ты свежестью своей украсил свет,

Герольдом перед праздничной весной,

Но ты хоронишь сам свой нежный цвет,

Растратчик милый, скаредник родной...

Мир пожалей, его не обижай,

Не сохранить в могиле урожай.

2

Когда оставят сорок зим свой след,

Исполосуют борозды чело,

Красой твоей не восхитится свет,

И ты поймешь, что время истекло,

Тогда в ответ на то – А где сейчас

Богатства, красота минувших дней?

Ответишь – Там, на дне запавших глаз, –

Но кто тебе поверит из людей?

Насколько б лучше прозвучал ответ –

Взгляните на моих детей – у них

Хранится прелесть, прежней славы цвет,

В них оправданье немощей моих.

Так пусть и кровь, и свет твоих очей

В наследниках пылают горячей.

3

Ты в зеркале лицо свое узнай, –

Нет в целом свете образа свежей,

Свой облик повтори, не растеряй

Благословенья матери своей.

Взгляни на юных дев, ведь ты не слеп,

Они тебя мечтают повторить,

Или тебя устроит тесный склеп,

А эгоизм прервет потомства нить?

Ты – зеркало для матери, она

В тебе находит юность дней своих,

А ты, когда пройдет твоя весна,

Увидишь юность в детях, только в них.

Коль жизнь в потомстве не продлишь, тогда

Твой чудный образ сгинет навсегда.

4

Растратчик миловидный, отчего

Свое богатство ты пустил в растраты?

Природа отдала тебе его

На срок, взаймы и без процентной платы.

Тогда, прелестный скряга, почему

Ты общий клад скрываешь от людей,

Как ростовщик, который никому

Не даст кредит от скупости своей?

Скупую сделку заключив с собой,

Ты сам себя обманываешь, милый,

И как, заканчивая путь земной,

Ты сможешь подвести итог унылый?

Ведь прелесть, превратившись в пустоцвет,

С тобою навсегда покинет свет.

5

Тот час, когда твой милый, нежный вид

И светлый образ услаждают глаз,

Становится тираном и грозит

Большой несправедливостью для нас.

Нас время всех без устали ведет

Из лета к разрушительной зиме;

Без листьев лес, в стволах не сок, а лед,

Под снегом красота в холодной тьме.

Когда нет летней прелести цветов,

Текучий пленник в стенках из стекла –

Цветочный запах – аромат духов,

Напомнит нам, как красота цвела.

Цветы погибли, встретившись с зимой,

А сущность их сохранена живой.

6

Пока рука свирепейшей из зим

Не погубила облик летний, милый,

Фиал наполни существом своим,

И красота не кончит путь могилой.

Как кредитор, что выгодный заем

С процентом прибыльным вернет обратно,

Ты мог бы в светлом образе своем

Увидеть сам себя десятикратно.

Ты жил бы не один, а десять раз,

Десятикратно повторенный в детях,

Когда бы пробил твой последний час,

Ты в них бы жил, уж не живя на свете.

Наследниками прелести своей,

Смотри, не сделай земляных червей.

7

Глянь на восток, там благодатный свет

Стал излучать верховный яркий глаз,

Он, вновь явившись, миру шлет привет,

Своим величьем восхищая нас;

Степенно поднимается в зенит,

Как ты, ласкает мир своим лучом,

И даже смерть до времени хранит

Его в паломничестве золотом.

Когда же колесница с вышины

Уходит вниз, кончая день земной,

Глаза светила дряхлости полны

И смотрят не на нас, а в мир иной.

Свой полдень проходя, его цени

И светлый образ в сыне сохрани.

8

Вот музыка, но почему печально

Звучит она, хоть слух ласкать должна?

Ты прелести внимаешь музыкальной

С тоской, тебя не радует она.

Но если мелодические звуки

В согласьи нежном твой смущают слух,

То не упрек ли это той разлуке,

Что предпочел ты единенью двух?

Заметь, одна струна звучит уныло,

Но сколько вместе радости дают;

Так мать, отец и их наследник милый

В единстве с наслаждением поют,

И в песне их звучит тебе намек:

«Как беден тот, кто в жизни одинок.»

9

Страшась, должно быть, слез из вдовьих глаз,

Ты не связал себя ни с кем судьбой,

Но коль бездетным ты уйдешь от нас,

Мир взвоет безутешною вдовой.

Нет, в мире не отыщутся слова,

Чтоб облегчить страдания его,

Но сохранила б скорбная вдова

В глазах ребенка мужа своего.

Растратчик мой, ты обездолишь мир,

Хоть он сейчас любуется тобой,

Но красота не вечна, и кумир

Не будет вечен в славе молодой.

Любви к другим не проявить тому,

В ком нет любви к себе же самому.

10

Сказать, что любишь ты кого-то – стыдно,

Себя ты любишь менее всего,

И любящим тебя – им очевидно,–

Растратчик, ты не любишь никого.

Относишься с губительной враждою

К себе, как будто заговорщик злой,

Пренебрегаешь славой молодою,

В руины превращаешь облик свой.

Ужели мысли, где царит вражда,

На мысли о любви не сменишь ты?

В тебе и нежность есть, и красота,

Так дай себе немного доброты.

Когда ты жить начнешь, других любя,

В прелестном сыне повторишь себя.

11

Твой быстрый рост в стремительный закат

Перерастет, но юный удалец

Часть свежей крови перельет назад

Тебе, когда подступит твой конец.

Вот в этом мудрость, красота и цвет,

Без этого, в безумстве и грехах,

Мир жил бы только шесть десятков лет,

А после все бы обратились в прах.

Пускай Природа губит без следа

Жестоких, злобных, грубых и тупых,

А ты оставить должен навсегда

Для мира дар благих щедрот твоих.

Ты вырезан Природой, как печать,

Пусть оттиск твой не будет умирать.

12

Когда отсчет часов идет на нет,

И день прекрасный гаснет в тьме ночной,

Когда я вижу вянущий букет,

И локон, что мерцает сединой,

Когда без листьев частокол стволов –

Приют стадам в палящий летний зной,

На погребальных дрогах воз снопов,

Свисающих колючей бородой;

Я думаю о прелести твоей,

Которой ты украсил белый свет,

Она поблекнет на закате дней,

От смерти красоте спасенья нет.

Себя от смерти можно защитить,

Продлив в потомке жизненную нить.

13

О, будь собой! Всегда будь сам собой,

Но помни, что всему наступит край,

И к сроку смерти милый образ свой

Кому-нибудь другому передай.

Тебе дана краса и благодать

В аренду, ненадолго. Если ты

Покинешь нас, должны мы увидать

В твоем потомке все твои черты.

Кто разрешит сгноить свой милый кров,

Бесстрастным будет и не защитит

Его от вьюжных, яростных ветров

И холода, где смерть одна царит?

Лишь сумасброд! но ты, мой милый, все же

Имел отца, пусть сын твой скажет то же.

14

Я таинств астрологии не знаю,

И звезды мне не скажут никогда –

Ждать голода, а может, урожая,

Чума грядет, другая ли беда.

Я не могу прогноза дать о счастье,

Дожди, грозу иль ветер предсказать,

Кто из царей останется у власти

Мне небеса не могут указать.

В твоих глазах я истину читаю,

Что верность с красотою не умрут,

Со звездным постоянством обещая,

В потомках для себя найти приют.

А если нет, то предвещаю я, –

В могиле сгинет красота твоя.

15

Когда я вижу – красота и рост

Живут в расцвете только краткий миг,

Что все подчинено влиянью звезд,

А мир – театр в ничтожествах своих,

Когда любого, словно он росток,

Растит и губит та же мощь небес,

Сегодня в каждом бродит юный сок,

А завтра каждый сник, увял, исчез,

Тогда в неотвратимости времен,

Которая любому злейший враг,

Прелестный облик будет изменен,

Как светлый полдень на угрюмый мрак.

Бой с Временем и долог, и жесток,

Оставь в наследье новый черенок.

16

Ну, почему ты не избегнешь плена

У Времени – врага щедрот твоих,

Не защитишь себя сильней от тлена,

Получше, чем мой бледный, слабый стих?

Ты на вершине своего расцвета,

И столько дев желают подарить

Тебе свою невинность, прелесть цвета

И образ твой надежней сохранить.

Так в строках жизни жизнь сама исправит

Мое перо и карандаш времен,

Она тебя в глазах людей оставит,

Правдиво будешь в них запечатлен.

Отдав себя, ты сохранишь в веках

Себя в своих потомках и делах.

17

Спустя года, поверят ли в мой стих,

Который полон прелести твоей? –

Хранилище красы, заслуг твоих

Не лучшее, чем склеп иль мавзолей.

Пусть описал я глаз чудесных свет,

Что в доброте и свежести возник,

В иное время скажут: «Лгал поэт,

Придав лицу земному божий лик.»

Мне кажется, что пожелтелый лист

Воспримут, словно лепет стариков,

Хоть скажут, что в пылу поэт речист

И соблюдал размеры древних строф.

Но доживи твой сын до этих дней,

Ты б дважды жил – в нем и строфе моей.

18

Сравню ли с летним днем тебя, мой свет?

Ты привлекательнее и скромней,

Сорвут порывы ветра майский цвет,

И лето коротко в сияньи дней,

Бывает, что горящий глаз небес

Тускнеет, золотой теряя вид,

И не один прекрасный лик исчез,

Ведь Время смертью каждому грозит.

Ну, а в тебе не меркнет летний день,

И красоту твою не победить,

Твой образ не накроет смерти тень,

Ты в вечных строках вечно будешь жить.

Пока глядит и дышит человек,

Ты будешь жить всегда – за веком век.

19

О, Время, когти притупи у львов,

Смети людские племена с Земли,

Оставь свирепых тигров без зубов

И феникса в крови его спали,

Меняй на хмурый радостный сезон,

Пускай жестоким будешь ты для всех,

Пускай стареет мир, пусть вянет он,

Не совершай один злодейский грех;

Ты не касайся милого чела

Своим пером старинным, пожалей,

Чтоб прелесть неиспорченной могла

Остаться образцом для всех людей.

Коль, Время, будешь ты старухой злой,

Любовь в стихах оставлю молодой.

20

Твой женский лик природа начертила,

О царь–царица и любви, и власти,

По-женски нежен ты, но все-же сила

Души твоей чужда обманной страсти.

Веселый взор лишен игры фальшивой,

Внимание к себе ты привлекаешь,

Энергией разишь неукротимой

Мужчин и души женщин восхищаешь.

Ты был задуман женщиною милой

Природой, но, в тебя влюбившись нежно,

Она тебя закончила мужчиной,

А я тебя утратил безнадежно.

Ты создан был для женских наслаждений,

Оставь же мне любовь для утешений.

21

О, нет! Поверьте, я не тот поэт,

Который макияжной красоте

Слагает оду и творит сонет

В сравненьях величавых полноте.

Тот всякую красавицу сравнит

С морской сокровищницей и земной,

С сияньем, что светило затемнит,

А может, с серебристою луной,

А я в своих стихах пишу о той,

Что матерью земною рождена,

Она не блещет пышной красотой,

Не бриллиант, не солнце, не луна.

Пускай другим плетут хвалы венец,

Я не хвалю, ведь я не продавец.

22

Не скажет мне зеркальное стекло,

Что я – старик, пока ты молода.

Увижу я, что время истекло,

Когда твой лик избороздят года.

Ведь прелестью, окутавшей тебя,

И сердце верное мое полно,

Храню твое я сердце в нем, любя,

И не могу быть старше, чем оно.

Поэтому, старайся же хранить

Себя, как я в себе, моя душа,

Тебя стараюсь бережно носить,

Как ласковая няня малыша.

А если смерть мой остановит путь,

Как сердце мне твое назад вернуть?

23

Как молодой актер, что, оробев,

Боится позабыть на сцене роль,

Как сумасшедший, что впадая в гнев,

Не чувствует усталость или боль,

Так я боюсь, что не смогу сказать

То, что таят во мне уста мои,

И буду силы разума терять

Под тяжким гнетом сил моей любви.

Пусть эта книга говорит с тобой –

Немой посланник от души моей,

Придет к тебе с любовью и мольбой

И скажет все и лучше, и точней...

Читай слова моей любви немой,

Глазами слушай страстный голос мой.

24

Мой глаз – художник, милый облик твой

На сердце сохранил, как на листе,

А тело стало рамою живой,

И истинность прекрасна в мастерстве.

В художнике ты видишь мастерство,

С которым нарисован твой портрет,

А окна мастерской в душе его

Твои глаза заполнили, мой свет.

О, как же наши взоры хороши;

Мой глаз твой лик изобразил, любя,

Через твои в окно моей души

Заглядывает солнце на тебя.

Глаза несут в искусство благодать,

А что в душе – они не могут знать.

25

Кто под счастливою рожден звездой,

Тот титулом кичится или властью,

А я скромнее награжден судьбой,

Ведь для меня любовь – источник счастья.

Блистают фавориты в красоте,

Пока их сюзерены опекают,

Но, как цветы без солнца в темноте,

В изгнании бесславно увядают.

Пусть маршал после тысячи побед

Не выиграет одного сраженья,

Цены его заслугам больше нет,

Навеки потерпел он пораженье.

В твоей любви я с ними не сравним:

Я был, я есть и буду я любим!

26

Любовь моя! О милости молю

В своих долгах перед твоей любовью,

Тебе посланье письменное шлю

Без разума, рассудка, острословья.

Долг так велик, а ум так скуден мой,

Что я в словах предстану, как в отрепье,

Но я молюсь, чтоб светлый разум твой

Одел меня в твое великолепье.

И может быть, ход звезд, что задает

И направляет каждое движенье,

Отдаст наряд, лохмотья отберет,

Вернет твою любовь и уваженье.

Тогда скажу, как я люблю тебя,

Пока скрываю даже от себя.

27

Я от трудов усталый и больной,

Ложусь в постель, стихает все вокруг,

И только воспаленный разум мой

Привычных мыслей запускает круг.

Опять гляжу в ночную темноту

И, как неутомимый пилигрим,

Иду сквозь тьму, слепую пустоту

На образ твой, что и во мраке зрим.

Мое воображение хранит

Твой облик и во мраке узнает.

Он, как алмаз на бархате, блестит

И обаянье ночи придает.

Днем я, а ночью разум мой в пути,

Мне без тебя покоя не найти.

28

Когда лишен я благодати сна,

Как мне вернуть счастливый прежний вид?

Приходит ночь, но не несет она

Покой от тягости, что днем томит.

А день и ночь, хоть и враги всегда,

Затеяли альянс для тяжких мук:

День изнуряет тяжестью труда,

А ночь пытает горечью разлук.

Расположить к себе желая день,

Я говорил, что ты, как день, прекрасна,

И смуглой ночи я украсил тень

Не звездами, а ликом милым, ясным.

Но каждый день мне в горестях длинней,

И каждой ночью боль души сильней.

29

Когда вдали любимые глаза,

Когда в разлуке горестной с тобой,

Когда мольбу не слышат небеса

И чувствую, что побежден судьбой,

Хочу я быть похожим на других,

В искусстве и богатстве преуспеть,

Избавиться от горестей моих

И все, о чем мечтаю я, иметь,

То, свято помня о любви твоей,

Я малодушье жалкое кляну,

И жаворонком в зелени полей

Моя душа несется в вышину.

С твоей любовью, с памятью о ней

Я счастлив. И богаче королей.

30

Когда в своих мечтах, в собраньи дум,

Я в мыслях время отвожу назад,

Пороки прошлого терзают ум,

И плачу я от горечи утрат,

Тогда могу я утонуть в слезах

О тех, кто спит в смертельной тьме глухой,

И слезы вновь в тоскующих глазах,

И стон по взгляду, что утрачен мной.

Тогда могу печалям всем моим

От горя к горю подвести итог,

Платя за то, что задолжал другим,

За что когда-то заплатить не смог.

Но если вспомню о тебе, мой друг,

То сразу забываю свой недуг.

31

В твоей душе я вижу вновь и вновь

Моих друзей, что в мир ушли иной,

По прежнему пылает к ним любовь,

И я храню ее в тебе одной.

Как много слез над ними я пролил;

О нет! Они не обратились в прах,

Не в сырости покоятся могил,

А вновь живут в тебе, в твоих глазах.

Ты склеп, который призван сохранить

Любовь и нежность для друзей моих,

И хоть судьбы их оборвалась нить,

Но ты в душе нашла приют для них.

Их образы в тебе я нахожу

И вам всецело я принадлежу.

32

O, если ты тот день переживешь,

Когда уйду я в мрак иного круга,

И как-то на досуге перечтешь

Простые строки умершего друга,

Сравни их со стихами старины,

Меня в своей оценке не жалей,

Мои простыми чувствами полны,

Не рифмами талантливых людей.

Меня лишь мыслью доброй удостой:

«Я Музу милую твою найду,

В любви ко мне рожденную тобой,

Идущей гордо в золотом ряду;

Поэтов лучших видел белый свет,

Но для меня стихов прекрасней нет.»

33

Я видел утром солнышка лучи

Ласкали стены хмурые хребтов

И золотили бледные ручьи,

И целовали травостой лугов,

Но вскоре низкие лохмотья туч

Закрыли от земли небесный лик,

И ни один животворящий луч

В наш мир несчастный за день не проник,

Подобно солнцу моему, что час,

Блистая, освещало мне чело,

Увы, его не вижу я сейчас,

Оно, как в тучи, от меня ушло.

Я не сержусь, я все готов простить,

Ведь даже солнцу можно лик затмить.

34

В тебя я верил, словно в ясность дня,

Когда, пустившись в путь, плаща не взял,

В дороге туча догнала меня,

И налетел с дождем жестокий шквал.

Когда же с неба перестало лить,

Я тер лицо, избитое дождем,

Но невозможно было заживить

Те раны, что оставил шторм на нем.

Ни стыд, ни сожаления твои

Не помогли мне возместить урон,

Они ни разу тем не помогли,

Кому ущерб тяжелый нанесен.

Но жемчугами слез из милых глаз

Твои грехи искуплены тотчас.

35

Ты не горюй, узнав себя сполна;

У роз – шипы, без мути нет ручьев,

Бывают в тучах солнце и луна,

И червь живет в бутонах у цветов.

Мы все грешны, и я в своих стихах

Грешу, когда в любой из этих строк

Оправдываю жизнь твою в грехах,

Не замечая ни один порок.

Как прокурор я начинаю суд,

Но провожу его как адвокат,

Моя любовь и неприязнь идут

На утонченный, вежливый разлад;

Пусть ты меня ограбил, милый вор,

Я не могу послать тебе укор.

36

Позволь признать – мы каждый по себе,

Хотя в любви – мы, как душа одна.

Стараюсь не оставить на тебе

В глазах толпы порочного пятна.

Настрой в любви один у двух сердец,

Но груз проблем у каждого из нас

Не разорвет божественный венец,

А украдет медовый счастья час.

В любви к тебе признание мое

От всех таю, чтобы молва и месть

Не тронули достоинство твое,

Не запятнали, не задели честь.

Себя, молву и честь с тобой делю.

Я твой навек! Я так тебя люблю.

37

Как радуется старенький отец

Отваге и энергии детей,

Так я, приняв от злой судьбы венец,

Живу красой и прелестью твоей.

Происхожденье, ум и красота,

И все иные качества твои,

Чудесный облик, каждая черта

Приумножают мой запас любви.

Не болен и не беден я с тобой,

И даже тень твоя мне может дать

Такой избыток славы молодой,

Что восприму ее как благодать.

Что пожелал тебе – ко мне назад

Вернется счастьем большим в десять крат.

38

Как бедной Музе выдумать сюжет,

Чтоб красоту твою в стихах излить,

Ты так прекрасна, сможет ли поэт

Все на простой бумаге повторить?

Благодари себя, коль я опять

Для тех могу создать чудесный стих,

Чья немота не может описать

Всей красоты прелестных глаз твоих.

Десятой Музой будь и в десять раз

Прекраснее известных девяти,

Нам радости неси за часом час

И в вечности их сможешь превзойти.

Коль ты согласна Музой стать моей,

Живи в хвале до окончанья дней.

39

Как мне твои достоинства воспеть?

Ведь ты – ты все прекрасное во мне,

Как в похвале возможно преуспеть,

Хваля себя в безудержной волне?

Для этого мы – каждый по себе,

Чтобы в любви восторженной стих мой

В разлуке нашей приносил тебе

Хвалу, достойную тебя одной.

С тобой в разлуке, между тяжких мук,

Но в милых думах о моей любви,

Могу смягчить мучительный досуг,

На время мысли обмануть свои.

Ты делишь пополам меня с собой,

Чтоб насладиться новой похвалой.

40

Любовь моя, возьми мои любви

К тому, что было прежде у тебя.

Любовь моя, услышь мольбы мои,

Я все тебе отдам, тебя любя.

И если примешь ты любовь мою,

Тебя не в силах буду упрекнуть,

Но я упрек тебе не утаю,

Отвергнутый тобой когда-нибудь.

Мой милый вор, я все тебе прощу,

Хоть ты меня повергла в нищету,

В любви к тебе тоскую и грущу,

Терплю обиды, боль, неправоту.

О добродетель, смешанная с злом,

Убей меня – не станешь ты врагом.

41

Те шалости, что совершаешь ты

Порой, не помня сердцем обо мне,

Тебе к лицу – твой возраст и черты

Для обольщенья подойдут вполне.

Ты нежен – атакован красотой,

Прекрасен – лестью женской искушен,

Ну, а мольбой красавицы младой

Сын женщины не будет побежден?

О, Боже! Мой удел терпеть, любя,

Заблудшей прелести упреки слать,

Мятежная, она ведет тебя

Двойную верность силой разрушать.

Ее своей красою соблазня,

Красу ты лживой сделал для меня.

42

Что с нею ты – мне этого не жаль,

Хоть признаю – ее люблю я нежно,

Она с тобою – вот моя печаль,

Мою любовь теряю безнадежно.

Я вас простил, изменники любви, –

Ты любишь, зная, – я люблю ее,

Она, забыв признания мои,

Тебе дала признание свое.

Моя потеря пользу принесла;

Мой друг ее нашел в любви своей,

Она свою отраду в нем нашла,

Мой друг ей стал и ближе, и родней.

Смешно!.. Мы с другом целое одно,

И потому любим я все равно.

43

Когда я сплю, взор лучше видит мой,

А днем глядит, вещей не замечая,

Во сне глаза любуются тобой,

Неясный сумрак в яркость превращая,

Но если так твоя ночная тень

Счастливый праздник создает для зренья,

То как же ты украсишь светлый день,

Насколько будешь ярче сновиденья?

Каким же счастьем было бы для глаз,

Когда под утро нужно просыпаться,

Твой явный облик видеть каждый раз

И в сне счастливом на день оставаться.

День без тебя казался ночью мне,

А ночь, как день, коль ты пришла во сне.

44

О, если б тело мыслью стало вдруг,

Я смог бы, расстоянью вопреки,

Перенестись к тебе, мой милый друг,

Как ни были б пределы далеки.

И где бы ни был я в моей судьбе,

Пусть за морями, на краю земли,

Я в миг бы смог перенестись к тебе,

Как мысли переносятся мои.

Но я не мысль и это вновь и вновь

Гнетет, мой мозг тоскою оплетен,

Земля с водою – плоть моя и кровь –

В досуге скорбном исторгают стон.

Из этих элементов создан я,

И слезы горьки, как тоска моя.

45

Огонь и воздух – вот основы две,

Которые всегда к тебе летят.

Огонь желаний, мысли в голове

В движеньи быстром челноком скользят.

Когда огня и мыслей рядом нет,–

Летят к тебе посланцами любви,

То кажется мне мрачным белый свет,

И душат думы горькие мои.

Я не могу ни спать, ни пить, ни есть,

Пока посланник милый от тебя,

Не принесет мне радостную весть,

Что ты здорова и живешь, любя.

Прекрасно! Но недолго счастлив я.

Опять послы в пути, душа моя.

46

Мой глаз и сердце в яростной борьбе –

Как поделить твой милый вид и нрав.

Глаз все от сердца требует себе,

А сердце глаз лишает этих прав.

Клянется сердце, что тебя хранит

Закрытой от кристаллов зорких глаз,

А взор в ответ упрямо говорит,

Что милый лик хранится в нем сейчас.

Чтоб разрешить судом присяжных спор,

Собрались мысли вместе и тогда

Был их вердикт решителен и скор,

Но примирил обоих навсегда;

Глазам – глаза прекрасные твои,

А сердцу – сердце, полное любви.

47

Мой глаз и сердце договор хранят:

Друг другу протянуть в несчастьи руки;

Когда мой глаз напрасно ждет твой взгляд,

А сердце разрывается от муки,

Глаз, упоенный обликом любви,

И сердцу вволю предлагает пить,

А сердце грезы милые свои

Готово с глазом честно поделить.

Так светлый образ твой всегда во мне;

Пусть вдалеке ты, но в момент любой

Мечты с тобой в далекой стороне,

Всегда я с ними, а они с тобой.

А если спят, тебя рисует взор

И будит сердце, помня уговор.

48

Однажды, собираясь уезжать,

Я безделушки запереть решил.

Наживой мелкой слуг не соблазнять,

Чтоб воровством никто не согрешил.

А ты – кто для меня всего родней,

Кого я больше жизни берегу,

Осталась на виду у всех людей

На зависть другу, вору и врагу.

Я не могу в ларец тебя закрыть,

Мне больше не придумать ничего,

И буду свято я тебя хранить

В глубинах тайных сердца моего.

Но гложет страх меня, что даже там,

Сокровище достанется ворам.

49

К тем временам, как время подойдет,

И ты узнаешь каждый мой порок,

Любовь для них смягченья не найдет

И огласит убийственный итог,

К тем временам, коль встретишь ты меня,

Едва скользнет по мне лучистый взгляд,

В нем не увижу прежнего огня,

И радостью глаза не заблестят,

К тем временам, покинутый тобой,

И осознав, что нет прощенья мне,

Присягу дам я поднятой рукой,

Что на твоей остался стороне.

Отвергнутый под тяжестью грехов,

Я не найду для оправданья слов.

50

Как тяжко от тебя уехать в путь,

Искать конец томительный его,

В чужом ночлеге горестно вздохнуть:

«Как много миль до друга моего!»

Скакун, почувствовав мою тоску,

Едва бредет под весом седока,

Как будто знает он, что седоку

Любая скорость будет велика.

Его не горячат удары шпор,

Не добавляют в шаг его огня,

Он тяжким стоном шлет мне свой укор,

Который остр, как шпора, для меня.

Печаль и стон наполнили мой ум,

Нет радости в собраньи горьких дум.

51

Моя любовь оправдывала шаг

Медлительного, вялого коня,

Когда от красоты твоей, как враг,

Он увозил в далекий край меня.

Но я коня простить бы не сумел,

Когда в конце обратного пути

Быстрее ветра я б лететь хотел,

А он, как кляча, стал меня б везти.

Не может конь порыв мой осознать,

Пусть мчится он и бег его горяч,

Ему любви стремленья не догнать,

Он кажется ленивейшей из кляч.

Мне кажется, что он едва идет,

А я стремлюсь к тебе – Вперед, Вперед!

52

Я, как богач, мое богатство – ты

Доступно мне в любое из мгновений,

Но не хочу тупить я остроты

Моих чудесных, редких наслаждений.

Поэтому торжественны, нежны

Пиры услад в движеньи годовом,

Они искусно в нем размещены,

Как камни в ожерельи золотом.

Тебя скрывает время, как сундук,

Как гардероб с одеждой дорогой,

И дарит мне мгновенья счастья вдруг

В твоем расцвете славы молодой.

Благословенная, ты мне как прежде

Дари любовь и радости в надежде.

53

В чем суть твоя и кем же создана

Несметность необычных отражений?

За каждым остается лишь одна,

Не миллион ему подобных теней.

Изобразим Адониса и вот –

Он жалок по сравнению с тобой,

В Елене прелесть древности живет,

В тебе искусство блещет новизной.

Расцвет весны и урожайный год

В твоих тенях, прекрасное созданье,

В твоих тенях поток твоих щедрот

Мы видим вместе с милым очертаньем.

Ты для достоинств внешних образец,

А сердце – идеал для всех сердец.

54

О, красота прелестнее, когда

Ее еще и правда украшает.

И роза выше ценится всегда,

Коль аромат прекрасный источает.

Цветет шиповник – тоже аромат,

Шипы, оттенки розового цвета,

Бутоны так же в нем цветы таят,

Как розы в зное ласкового лета.

Но можно ль с розою его сравнить;

С тем, как она цветет, благоухает

И в благостной печали оценить

Тот аромат, с которым увядает...

Увянет красота в твоих глазах,

Украшу правдой красоту в стихах.

55

Могильный мрамор, статуи царей

В грязи времен, под пылью вековой

Исчезнут раньше в памяти людей,

Чем строки, что воспели образ твой.

Огонь войны способен сокрушить

Твердыни, все, что создал человек,

А строки в поколеньях будут жить,

Начертанными в памяти навек.

Твой образ в них пересечет века

И лишь тогда исчезнет навсегда,

Когда застынет Времени река,

Приблизив день Великого Суда.

Итак, пока твой не воспрянет прах,

Живи в стихах и любящих глазах.

56

О, милая любовь, восстанови

Свое притупленное острие

Сегодняшней пресыщенной любви,

Верни ей завтра остроту ее;

Итак, любовь, сегодня ты сыта,

Глаза твои мигают в насыщеньи,

А завтра, завтра ты уже не та

И дух свой не оставишь в отупеньи.

Пусть океаном будет страшный час,

Что разделяет берега в разлуке,

Чтоб встреча счастьем стала бы для нас,

Когда скрестятся взгляды, губы, руки.

Так долгою холодною зимой

Мы ждем желанный, милый летний зной.

57

Я так мечтаю быть твоим слугой,

Ждать с нетерпеньем прихотей твоих

И находиться рядом с госпожой,

Часы теряя в ожиданьи их.

Не смею я бранить унылый час,

Мой сюзерен, лишь льется через край

В душе моей печаль за разом раз,

Когда ты возвещаешь мне – Прощай.

Не смею я спросить с ревнивых дум

О том, что ты другим увлечена,

Но твой невольник утешает ум,

Что госпожа прекрасна и верна.

Любовь глупа, которой болен Уилл,

Ты сделай так, чтоб он ее лечил.

58

Избави Бог, скромнейшего из слуг

Следить за тем, как ты проводишь время,

Потратишь ли на ветреный досуг,

Иль облегчишь своей заботы бремя.

Спокойно и бесстрастно буду ждать,

Хоть время я бездарно буду тратить,

Когда ты знак условный сможешь дать,

Желая мне свидание назначить.

В своих поступках и делах сильна,

Ты вправе управлять своей судьбою

И, провинившись пред собой, вольна

Прощать себе вину перед собою.

С тобою встреча – высшая награда,

А ожидание – мучительнее ада.

59

Коль нету новизны, но что-то есть,

Что нам мозги дурманит, как вино,

Открытия не делают нам честь,

Рождаем то, что раньше рождено.

О чем писали? Отвернув назад

Пять сотен солнц, накрученных до нас,

Увидеть мог бы в древней книге взгляд

Стихом рожденный облик в первый раз.

Я бы смотрел, как старый мир творил,

Кто создавал прелестный, чудный стих,

Они меня иль я их победил,

Иль все осталось на кругах своих...

Конечно, я, ведь разум прежних дней

В хвале восторженной и хуже, и бледней.

60

Как волны мчат на галечник морской,

Минуты наши к вечности спешат,

Сменяя предыдущие собой,

И не дано их повернуть назад.

Младенцами рождаемся на свет,

Стремимся к зрелости в расцвете дней,

Утрачиваем блеск на склоне лет,

И Время губит скупостью своей.

Идет бесстрастно, жалости не зная,

Чертя на лбу морщины полосу,

И даже твоя прелесть неземная

Не остановит страшную косу.

У Времени в безжалостных руках

Не будешь ты. Ты будешь жить в стихах.

61

Твой милый образ не дает уснуть,

Он в темноте передо мной витает.

Мне снова глаз усталых не сомкнуть

И ждать, пока рассвет не заиграет.

Я жду, когда душа твоя придет

Мои проступки и грехи измерить,

Для ревности причины не найдет

И в душу друга будет свято верить.

О, нет. Не так сильна твоя любовь,

Тебя не мучает бессонными ночами,

А я с моей любовью вновь и вновь

Смотрю во тьму неспящими очами,

И думаю, что ты к другим близка,

А от меня безмерно далека.

62

Грех самолюбованья охватил

Меня всецело – душу, тело, взгляд

И нет лекарства, нету мочи, сил,

Чтоб вывести из сердца этот яд.

Мне кажется красивей лика нет,

Нет образа прекрасней и свежей,

Что лучшего, чем я, не видел свет

И не увидит средь земных людей.

Когда же в зеркало мое взгляну,

Увижу в нем преклонные года

Свои, морщины, дряхлость, седину –

От самолюбованья нет следа;

В себе себя красой сменил твоей,

Свои года – на прелесть юных дней.

63

Я сохраню в веках мою любовь;

Когда года безжалостной рукою

Изрежут лоб, а в старых жилах кровь

Похолодеет, утро молодое

Нежданно перейдет в глухую ночь,

А прелесть молодого короля

Сойдет на нет, уйдет от взоров прочь,

Весной твоя не зацветет земля;

К тем временам готовлюсь я сейчас

Безжалостному Времени назло,

Не вырезать из памяти у нас

Всего, что было мило и светло.

В строках стихов от Времени таю

Любовь, красу и молодость твою.

64

Когда я вижу – Времени рука

Все портит тленом, ценности презрев,

Как башню рассыпают в пыль века,

И вечность меди крушит смерти гнев,

Когда я вижу – жадный океан

У королевства выгоду крадет,

Глотая земли у приморских стран,

Меняя их запасы на расход,

Когда я вижу – все к концу идет,

К разрухе, распылению, гнилью,

Я знаю, что наступит мой черед,

И Время заберет любовь мою.

Мысль, словно смерть, но выбора мне нет,

Боюсь я потерять тебя, мой свет.

65

Над медью, камнем, морем и землей –

Над всеми смерть безжалостно царит

И в гневном споре с нежной красотой

Я знаю, – красота не победит.

Как сохранить медовый аромат

В губительной осаде долгих лет,

Когда и стены скал не устоят,

А ржа от стали не оставит след?

О, горечь дум! Где способ сохранить

Красу твою у Времени в ларце?

Где та рука, что может возвратить

Ее назад в мучительном конце?

Я знаю – это чудо может быть.

Твой облик в черных строчках будет жить!

66

Мне плохо жить, я смерти был бы рад,

Не видеть злой, голодной нищеты,

И бедствий страшных беспросветный ад,

И черный цвет духовной пустоты,

И гордость у ничтожества в плену,

И девичью поруганную честь,

И совершенство, пущенным ко дну,

И правду, замененную на лесть,

И творчества зажатый властью рот,

И глупость ту, что судит мастерство,

И ложь, что после клятвы нагло врет,

И доброту, что ублажает зло...

Мне плохо жить, конец предвижу дней,

Но не покину я любви моей.

67

Ах, почему в грехах он должен жить

С неверием в достоинство и честь,

Своим порокам с выгодой служить,

Внимая свету и вкушая лесть?

Зачем поддельный цвет его щеки

Украл у ней ее природный цвет?

Зачем цвета от правды далеки,

Как мертвых роз искусственный букет?

Зачем живет? ведь он давно банкрот,

Природа погасила жар в крови,

Она ему не возвратит доход,

Растратил он достоинства свои.

Затем она его хранит, чтоб знать,

Какая в нем царила благодать.

68

Его лицо – как абрис прежних лет,

Когда краса, погибнув на земле,

Вновь не цвела, покинув этот свет,

Под знаком правды на другом челе.

Сейчас густую золотую прядь

Того, кто умер, в мир ушел иной,

Увы, возможно снова увидать,

Живущей вновь, на голове другой.

В его чертах вся святость древних дней

Не красится фальшивой красотой,

Вокруг него и лето зеленей,

И ладит новизна со стариной.

Вот и хранит его природа–мать,

Чтоб ложь и правду точно различать.

69

Во внешности твоей, что видит мир,

Ни глаз, ни сердце не найдет штрихов

Несовершенства. Ты – для всех кумир

И для друзей твоих, и для врагов.

За внешность – внешняя и похвала,

Но с языков иных уже не раз

Слетала злоречивая молва

О том, чего не может видеть глаз.

Но внутрь души твоей проникнул взгляд,

За ним – другой и злые языки

Твоих цветов заглушат аромат,

Средь них рассеяв щедро сорняки.

Твое благоухание, увы,

Испорчено влиянием молвы.

70

В том, что винят тебя – не твой позор,

И ложь на клеветнических устах

Не очернит красы твоей узор

Вороной в ярких, чистых небесах.

Итак, ты хороша, но клевета

Еще ценнее делает твой цвет,

Подвержена пороку красота,

Ты непорочна, как весны расцвет.

Да, пережив засады юных дней,

Насмешников смогла ты победить,

Но прелестью и чистотой своей

Не в силах зависть с клеветой убить.

Без этой тени клеветы и зла

Одна б ты в душах властвовать могла.

71

Когда умру, ты долго слез не лей,

Всплакни по мне, пока печальный звон

Не возвестит – я в низший мир червей

Ушел, покинув этот мир–притон.

Пусть эти строки перечтешь ты, пусть.

Ты руку, что писала их, забудь.

Люблю тебя и не хочу, чтоб грусть

Тебе терзала голову и грудь.

И если снова перечтешь мой стих,

Когда исчезнет плоть моя и кровь,

Не помни о достоинствах моих,

Пускай умрет со мной твоя любовь.

Чтоб в горькой скорби и тоске своей

Не стала ты насмешкой для людей.

72

О, чтоб не мог заставить свет тебя

Поведать о своей любви ко мне,

Забудь сейчас, оставь меня, любя,

Пока я жив, пока не в вечном сне.

Ты, выдумав какую-нибудь ложь,

Покроешь ею все грехи мои,

А после смерти друга в ней найдешь

Все оправданья для своей любви.

Чтоб не могла любовь твоя предстать

В той лжи, что создала меня, любя,

Ты образ мой из памяти изгладь

И этим оправдаешь ты себя.

За те грехи, что я имею... Да..,

Любви твоей не стоил никогда.

73

То время года видишь ты во мне,

Когда из листьев, лишь один-другой

От холода трепещет в вышине,

На ветхих хорах птиц сменил покой.

Во мне ты видишь сумеречность дня –

Уже померк на западе закат,

А ночь, остатки красок сохраня,

На небо опускает черный плат.

Во мне ты видишь пепел от огня,

В котором юность обратилась в дым,

А ложу смерти, ждущему меня,

Уже совсем недолго быть пустым.

Ты чувствуешь – твоя любовь сильней,

Но как немного нам осталось дней.

74

Спокойна будь, – коль смерть придет за мной,

Не даст отсрочки, не возьмет залог,

По-прежнему останусь я с тобой,

С тобой – в строках, что написать я смог.

Ты перечти и оцени их вновь,

В них все одной тебе посвящено,

Земля возьмет лишь плоть мою и кровь,

Душе с тобой остаться суждено.

Моя душа останется с тобой,

А смерть возьмет от бренности моей

Останки, побежденные судьбой, –

Добычу для могилы и червей.

Моя душа сохранена в стихах;

Она – тебе, а для земли – мой прах.

75

Мне словно пища мысли о тебе,

Как дождь, принесший засухе конец,

И дни мои я провожу в борьбе,

Как средь сокровищ и богатств скупец;

То наслажденьем упоен, а то,

В боязни потерять свой капитал,

Он в думах, – чтоб не знал о нем никто,

А может, лучше, чтоб весь мир узнал.

Я ликовал от вида твоего,

Я взглядом упивался, как вином,

Но я тоскую днями без него,

А ночью не могу забыться сном.

То чахну я, то упоен тобой,

Как скряга над сверкающей казной.

76

В моих стихах новинки не блестят,

В них не найдешь нежданных перемен,

Они находок странных не таят,

Талантливых сравнений и замен.

Я о любви моей пишу опять,

Опять в мечтах кружится голова,

И вновь в стихах я буду повторять

Простые, но заветные слова.

Ты знай, моя прелестная любовь,

Я теме этой верен навсегда,

К ней буду возвращаться вновь и вновь,

Взаимность не теряя никогда.

Ведь солнце, что у нас над головой

Прекрасно, но не блещет новизной.

77

Как прелесть вянет – зеркало покажет,

Часы – минут необратимый ход,

На чистый лист мысль отпечатком ляжет,

И каждый в книге образ твой найдет.

Пусть сеть морщин, как в зеркале правдивом,

Запечатлится в памяти у всех,

Часы фиксируют тайком, неторопливо,

Украденный у вечности успех.

Но памяти не справиться одной,

Заполни в книге чистые листы

Детьми, что мозгом созданы, душой

И позже снова их увидишь ты.

Твой дар – писать, и этот дар велик,

Обогати им россыпь новых книг.

78

Так часто Музой называл своей

Тебя, и прелестью блистал стих мой,

Что нынче хочет каждый дуралей

Свои стихи рассыпать над тобой.

Твой взор, что петь немого научил,

Тяжелое невежество летать –

Он крылья знанью чудно оперил,

И дал изяществу еще изящней стать.

Я горд стихом, который создаю

Твоею вдохновленный красотой,

Иным поэтам красоту твою

Не выразить бессильною строфой.

Так, ты – источник прелести, мой свет,

Невежество мое свела на нет.

79

Пока один тебя в строках я пел,

Мой стих твоею прелестью блистал,

Сейчас у дивных строк иной удел,

А Музы цвет поблекнул и увял.

Как много я дарил тебе, мой свет,

Рожденного в мучительной борьбе,

Хоть все, что для тебя создал поэт

В тебе он брал и возвращал тебе.

Он добродетель свежую твою

Берет взаймы, а красоту крадет

У щек твоих, творит строфу свою

И дарит всем то, что в тебе живет.

«Спасибо» ты ему не говори,

За все саму себя благодари.

80

О, Боже! Как слаба моя строка

Перед талантом лучших из певцов,

И тратит силы зря моя рука

В убогости косноязычных строф.

Но океан твоих щедрот широк,

И с парусником гордым наравне,

Мой дерзкий, утлый, маленький челнок

Плывет упрямо по крутой волне.

Я лишь с тобой держусь на гребне волн,

А тот плывет над синей глубиной,

Я – как вниманья недостойный челн,

Он – горделиво реет над волной;

Но если ты меня прогонишь прочь,

Ничто не в силах будет мне помочь.

81

Быть может, ты меня переживешь,

Быть может, раньше станешь сгустком гнили,

Но в памяти людей ты не умрешь,

А я забытым кончу жизнь в могиле.

Земля – могила братская для нас,

Когда вокруг все обратятся в прах,

Пускай пробьет и твой последний час,

Ты будешь жить всегда в моих словах.

Твой монумент – мой стих, моя любовь,

Кто не рожден еще, его услышит,

А их уста тебя прославят вновь,

Когда исчезнут те, кто ныне дышит.

Ты будешь всех прелестней и милей

В живом дыханьи на устах людей.

82

Нет, в Музу ты мою не влюблена,

И потому так смотришь свысока

Ты на поэта, чья душа полна

Любовью, как и каждая строка.

Ты в знаниях и правде, как в цвету,

И ограниченность моих похвал

Тебе видна, ты строчку ищешь ту,

Что посвежей, чем я тебе создал.

Иные могут лучше написать,

Но после всех их вычурных потуг

Увидишь – правду может рассказать

Не льстец, а честно-говорящий друг.

Изысканная лесть другим нужна,

Тебе как оскорбление она.

83

Ты не нуждаешься в хвале ни от кого,

В чертах твоих не увядает цвет,

Я вижу – ты прекраснее того,

Что в скудных мыслях выразит поэт.

Вот почему писать я перестал,

Чтоб ты сама хранила образ свой

И ценности достойные похвал

Приумножала в славе молодой.

Молчание считается за грех,

И ты, мою пороча немоту,

Оправдываешь похвалою тех,

Кто строками хоронит красоту.

Твоей красы и жизни благодать

Поэты неспособны передать.

84

Кто скажет больше? Можно ли сказать

Хвалу богаче – ты есть только ты?

В чьих тайниках возможно отыскать

Пример с тобой сравнимой красоты?

Как беден тот, кто в скудости похвал

Для мелкой славы выцедил сюжет,

И только тот, который написал,

Что ты есть ты – вот истинный поэт.

Он повторит в своих строках лишь то,

Что создано природой до него,

Что кроме них не повторит никто,

Не сделает прекраснее всего.

Ты к милой сердцу лести держишь путь,

А лесть бесчестно может обмануть.

85

Косноязычна Муза у меня,

И нет во мне таланта, как в ином,

Который, образ дивный сохраня,

Тебя восхвалит золотым пером.

Он чудно пишет, я лишь полон дум,

Скажу «Аминь» , как подойдет пора

В том гимне, что создал великий ум

В шлифовке утонченного пера.

«Конечно» , «Это так» – слова мои,

Когда звучит величественный стих,

Но сколько мыслей в чувствах о любви

И сколько чувства в помыслах моих;

Его стихи цени за красоту,

Меня за мыслей тихих немоту.

86

Как парус горд его могучий стих,

Как драгоценностям твоим предел,

Мой мозг – могила замыслов моих,

А не утроба, где мой стих созрел.

Ну, что за дух писать учил его?

Своим талантом он меня сразил,

Я рядом с ним не стою ничего,

Он целый мир стихами изумил.

Ни он, ни близкий дружественный дух,

Что по ночам его тревожит ум

Так не смогли ошеломить мой слух,

Свалить меня под тяжким гнетом дум.

Когда, как гимн, звучит его строка,

Моя от совершенства далека.

87

Прощай! Ты недоступна для владенья,

Так дорого тебя я оценил,

Ты вправе получить освобожденье,

И я залог отдать тебе решил.

Могу ли пользоваться я дарами?

Богатство выше всех моих заслуг,

И договор, составленный меж нами,

Ты можешь разорвать, мой милый друг.

Себя дарила, ценности не зная,

Своим дарам, – я недостоин их,

Твои дары в растраты обращая,

Не заслужил я милостей твоих.

Что властелин я – лишь казалось мне,

Все кончено, все было, как во сне.

88

Когда возникнет холодность в тебе,

В глазах твоих увижу я презренье,

Я помогу тебе в твоей борьбе

И право докажу на отчужденье.

Свои грехи я знаю назубок,

Пусть для тебя все это будет в новость,

Я расскажу про каждый свой порок,

Чтоб залечить твою больную совесть.

Уверен я, что правду рассказав,

И раны нанеся себе, – я знаю,

В твоих глазах я, много потеряв,

Вдвойне в конце концов приобретаю.

Любовь моя, я так тебя люблю,

Что всю твою неправоту стерплю.

89

Скажи, что ты вменила мне в вину,

Я клятву дам, что в корне я неправ,

Скажи, что я хромой, и не согну

Колено, в самом деле захромав.

Не сможешь ты, прелестная любовь,

Желание измены оправдать,

А я смогу – готов я вновь и вновь

Тебе помочь и сам себя терзать.

У нас с тобой не будет больше встреч,

И не посмею я когда-нибудь

С другими о тебе затеять речь,

О дружбе и любви упомянуть;

Я поклялся перед самим собой –

Мне тот враждебен, кто в вражде с тобой.

90

Коль ты возненавидишь, – так теперь,

Теперь, когда меня не помнит свет,

Прибавь свой гнев мне к горечи потерь,

Но не последней каплей горя, нет.

О, как всего мне бесконечно жаль

И как преодолеть мои невзгоды,

Тоску ревущей ночи и печаль

Средь утренней дождливой непогоды.

Коль ты меня оставишь, не тогда,

Когда от мелких бед пойду на дно,

В их натиске сломаюсь навсегда

И в горечи судьбы пойму одно:

Среди невзгод, назначенных судьбой, —

Беда из бед — быть брошенным тобой.

91

Кто родословной хвалится породной,

Кто золотом, кто силою своей,

Кто платьем, кто болезнью новомодной,

Кто соколом, кто парой лошадей.

Любой из них в своей сгорает страсти,

Она сильней всего волнует кровь,

А у меня иной источник счастья –

Прелестная и светлая любовь.

Твоя любовь – отрада и надежда,

Что всех сокровищ на земле ценней,

Прекраснее, чем царская одежда,

С любовью я богаче королей.

Но если я лишусь любви твоей,

Не будет бедняка меня бедней.

92

Расстаться мне с тобой не суждено,

И в жизни я не буду одинок,

Любовь и жизнь, как целое одно,

Закончатся в один и тот же срок.

Не побоюсь я наихудших зол,

Мне меньшее опаснее всего;

Я вижу – безвозвратно я вошел

В зависимость от нрава твоего.

Непостоянная душа твоя,

Надеюсь, не решится мне солгать,

Какой счастливый жребий выбрал я,

Счастливым быть и в счастье умирать.

Но счастие мое пятнает страх:

Вдруг я не вижу лжи в твоих словах.

93

Я буду жить, тебе поверив вновь,

Как муж неверной, – это нелегко,

Пускай в тебе уж не горит любовь;

Твой взор со мной, а сердце далеко.

Во взгляде том не отчужденье, нет,

Я верю взгляду, вижу – я любим,

В ином лице взор словно в ложь одет,

Становится фальшивым и чужим,

Но силы, что твою создали плоть

Решили – хоть и лжет твоя душа,

Она твой взор не в силах побороть,

Ты будешь и мила, и хороша.

Ты словно Евы яблоко растешь;

Твой облик на характер не похож.

94

Кто властвует, но не допустит зла,

Не приукрасит свой обычный вид,

Кто двигает других, но, как скала,

Неколебим, несоблазним стоит,

Тот милости небес добиться смог

В богатствах, рассыпаемых над ним,

Тот властелин, владыка, царь и бог,

Но чтить его ниспослано другим.

Цветок прелестен в пору летних дней,

Хоть жизнь его безмерно коротка,

Но если стал добычей для червей,

То ценится он ниже сорняка;

Прекрасное стать может сгустком гнили,

А сорняки прекрасней сгнивших лилий.

95

Как свой позор украсить можешь ты,

Но он, как червь на розовых кустах,

Пятнает славу дивной красоты,

И прелесть грязнет в собственных грехах.

Все сплетни, пересуды и вранье,

Измазав похотью твои дела,

Не могут имя очернить твое,

И похвалой становится хула.

Ты для грехов в обители своей

Пристанище даешь за разом раз,

Вуалью прикрываешь от людей

И обращаешь в красоту для глаз.

Будь осторожна, золото мое,

Во рже и меч затупит острие.

96

В тебе хотят отвагу и задор

В ошибки и грехи оборотить,

А ты навет трусливый и позор

В достоинство умеешь превратить.

Кусок стекла блестит, как бриллиант,

Когда оправлен в перстень королей,

А шалость восхищает, как талант,

Под обаяньем юности твоей.

Добудет волк ягненка на обед,

Прикинувшись своим среди овец,

А сколько одержала ты побед,

И сколько взглядом обожгла сердец.

Люблю тебя такой, какая есть,

Делю с тобой себя, молву и честь.

97

Как будто бы зимы накрыла тень

Меня с тобой в разлуке, милый друг,

Заледенело все, и мрачный день

В декабрьской наготе царит вокруг.

Порою летней спелость натекла

В плоды, что были зачаты весной,

И осень с изобилием пришла

Усталою, беременной вдовой.

Меня не радуют плоды земли,

Я – сирота, отправленный в приют,

Нет лета, счастья, если ты вдали,

Нет радости и птицы не поют.

Лишь слышен шум печальный в царстве тьмы,

И лист трепещет в близости зимы.

98

Я потерял тебя весной, мой друг,

Когда апрель цветением своим

Вдохнул во все чудесный юный дух,

Когда Сатурн смеялся вместе с ним.

Ни аромат пьянящий от цветов,

Ни краски пробудившейся земли,

Ни переливы птичьих голосов

Мне в душу утешенья не несли.

Ни роз прекрасных пурпурный венец,

Ни лилий непорочных белый цвет

Не создали мне новый образец,

Тебе подобных в мире больше нет.

Зима во мне пьянящею весной,

Но образ твой, как тень, всегда со мной.

99

Фиалке первой бросил я упрек:

Чудесный вор, украл ты аромат

У милых уст, а нежный лепесток

Отдаст ли цвет ланит ее назад?

У лилии – изгиб любимых рук,

А локоны похитил майоран,

А пара роз колючих, милый друг,

Твою стыдливость, совершив обман.

А третья, дерзкий учинив разбой,

Украла прелесть, нежность и дыханье

И в пышности любуется собой,

Но червь ее съедает в наказанье...

О, как цветы в саду моем цветут,

И все твой цвет и красоту крадут.

100

О где ты, Муза, где ты, отчего

В тебе ни сил, ни прежней мощи нет?

В стихах – никчемность, больше ничего,

И в тьму ночную обратился свет.

Забывчивая Муза, возвратись,

Верни стихам их нежность, естество,

Пой для ушей, старайся, не ленись,

Придай перу изящность, мастерство.

Воскресни, Муза, нежный лик любви

Запечатлей быстрее, чем года

На нем нарежут борозды свои,

Испортив лик прекрасный навсегда.

Прославь скорей любовь мою, пока

Ее не старит Времени рука.

101

Как Музе оправдать грехи свои,

Пренебрегая правдой в красоте?

Ведь правда с красотой в моей любви

Находятся на равной высоте.

Возможно, скажет Муза мне в ответ:

«Зачем сильнее правду украшать?

А красоту украсил правды цвет,

И нужно ль с лучшим лучшее мешать?»

Нужна ли совершенству похвала?

Молчать нельзя, похвал не пожалей,

Чтоб красота в веках пережила

Свой позолотой крытый мавзолей.

Ты милый образ сохрани для нас

Таким, как видим мы его сейчас.

102

Мою любовь считаю я секретом,

Душа ее в безмолвии таит,

Святынями торгует, кто об этом

Налево и направо говорит.

Весной ко мне приходит вдохновенье,

Не сплю,– любовью, рифмами томим,

И соловья чарующее пенье

Вторит сонетам и стихам моим.

Но пропадает обаянье это,

И умолкает звонкий соловей,

А песня, став обычной трелью летом,

Уж не слышна в ночи среди ветвей,

А утомит поэзия моя,

Последую примеру соловья.

103

Увы, успехи Музы так скудны,

Что блеск и яркость красоты твоей

В неприукрашенности более ценны,

Чем в похвале расцвеченной моей.

Не ставь в упрек, писать я не могу,

А в зеркале и облик твой, и взор

Сотрут мою бессильную строку

И мне объявят строгий приговор.

Не грех ли то – стихами улучшать,

Но искажать твой светлый образ в них?

Ведь в строках я не в силах передать

И часть достоинств и щедрот твоих.

Намного лучше, чем в моих стихах,

Ты выглядишь в правдивых зеркалах.

104

С тех пор, мой друг, как повстречались мы,

В твоей красе не вижу перемен,

Ты все цветешь, хоть три седых зимы

В лесах три пышных лета взяли в плен,

Сменились три прекрасные весны

Осенней желто-золотой порой,

И три апреля в зное сожжены,

А ты все так же хороша собой.

Так стрелка, что указывает час,

В сравненье с красотой твоей идет,

Она ползет невидимо для глаз,

И взгляд обмана не осознает.

А может, возраст с дряхлостью его

Скончался до рожденья твоего.

105

Пускай моя любовь не божество,

Любимый мой – не идол, не кумир,

Но в этих песнях славлю я его,

Пою о нем и восторгаю мир.

Моя любовь нежнее с каждым днем,

Прекрасным совершенством восхищая,

В моих стихах пишу я лишь о нем

И тем других себе не позволяю.

Прекрасный, добрый, верный – все слова,

Прекрасный, добрый, верный – все, что знаю,

Свела в одну три темы голова,

В стихах пределы дивно раздвигая.

Прекрасный, добрый, верный – чудо в том,

Что это все слилось в тебе одном.

106

Когда я в хрониках былых времен

Смотрю на восхитительный портрет,

Читаю в рифмах перечень имен

Тех рыцарей и дам, которых нет,

Тогда, для прославленья красоты

Твоей руки, стопы, чела и глаз,

Из древних строф я черпаю мечты

И наново пишу тебе сейчас.

Но в похвалах тебе в моих стихах

Я не могу достойно преуспеть,

Ни красоту твою, ни блеск в глазах

Не в силах описать или воспеть;

Никто, кого твой взгляд очаровал,

Не знает слов, достойных для похвал.

107

Ни страх мой, ни предчувствия сердец

У мира в грезах и обьятьях сна

Не знают; будет ли любви конец –

Любви, чья смерть была предрешена.

Свое затменье смертная луна

Пережила пророчествам назло,

Корона вновь надежде отдана,

Оливам снова мирно и тепло.

Любовь свежа, и смерть нам не страшна,

Бессмертье ты несешь моим стихам,

А смерть – смерть ограничит времена

Тупым и бессловесным племенам.

Переживешь ты в вечности стихов

Гербы царей и золото крестов.

108

Что в мыслях? Как чернила передать

Помогут твой правдивый, милый лик?

Что нужно нового сказать, чтоб показать

Каких в любви пределов ты достиг?

Нет, ничего, родной мой, каждый раз

Я, как молитву, буду повторять,

Что знают все, без славы и прикрас,

И имя светлое благословлять.

Так, вечная любовь, рождаясь вновь,

Не будет дряхлой сморщенной каргой,

Юна, как юность, вечная любовь

И древность делает своей рабой.

Там новая любовь возрождена,

Где думают – любовь умерщвлена.

109

Не говори, что в сердце моем ложь,

Душевных ран моих не береди,

Ведь где б я ни был, ты всегда найдешь

Огонь моей души в своей груди.

Там дом любви; скитаньям вопреки

В него я возвращался вновь и вновь

И воду, чтобы смыть свои грехи,

Я приносил с собой, моя любовь.

Пусть есть в моем характере порок

И слабости, что губят доброту,

Приду к тебе, чтоб выслушать упрек,

Восстановить былую чистоту.

О, роза, я кричу – Пусть белый свет

Хранит тебя, – в нем больше счастья нет.

110

Увы, все так. Везде я побывал

И облик свой менял я вновь и вновь,

Богатство за бесценок продавал

И оскорблял проступками любовь,

Да, правда, что на правду я смотрел

С прохладностью, бесстрастно, свысока

И юностью другой увлечься смел,

Не видя, как гнетет тебя тоска.

Все позади, излечен мой недуг,

Во мне горит неугасимо страсть,

Я навсегда с тобой, мой милый друг,

Мой бог – любовь взял надо мною власть.

Приют, сравнимый с раем, мне найди

Ты в искренней и любящей груди.

111

Ты вновь моей Фортуне шлешь упрек,

Винишь мою богиню тяжких дел,

Она не скрыла ни один порок,

Публично осмеяла мой удел,

Клеймом обезображен облик мой,

Характер сломлен, жизнью угнетен,

Помечен, как красильщика рукой,

Я жалок и хочу быть обновлен.

Я, как больной, лекарства пить готов,

Чтоб излечить скорее свой недуг,

Пусть горечь в думах, буду я здоров,

В раскаяньи исправлюсь, милый друг.

Но жалостью и нежностью своей

Ты исцелишь меня еще скорей.

112

Твоя любовь и жалость так легко

Мне заживили раны на челе,

Которые, казалось, глубоко

Клеймом мне выжгла клевета во зле.

Ты – целый мир, и я обязан знать

И похвалу твою, и твой упрек,

Я мертв для всех, и тяжкая печать

Надежно скрыла каждый мой порок.

В пучине страшной голоса льстецов,

Мне мерзки стали лживые стихи,

Гадливость в чувствах к своре подлецов,

Фиксирующей все мои грехи;

Ты велика в сознании моем,

А мир вокруг объят смертельным сном.

113

С тобой в разлуке смотрит внутрь глаз мой,

А тот, которым я на все гляжу,

Почти не видит, как полуслепой,

И я простых вещей не нахожу.

Ни разуму, ни сердцу этот взгляд

Не может передать без измененья

Ни птиц окраску, ни цветов наряд, –

Во всем тебя усматривает зренье,

И это невозможно превозмочь –

Ворону, голубя, уродливое зданье,

Вершины гор и море, день и ночь

В твои он превращает очертанья.

В разлуке скорбной, брошенный тобой,

Я опасаюсь за рассудок свой.

114

Быть может, мой рассудок увенчал

Монарший, лестью созданный, венец?

Или мой глаз, блестящий от похвал,

Готов создать чудесный образец,

Тобой обучен магии любви,

Из монстров и бесформенных вещей

Он ангелов – подобия твои –

Воссоздает в сиянии лучей?

Нет. Все же лесть. В сознании моем

Глаз угодить старается уму

И, впитывая знания о нем,

Готовит яд по вкусу моему.

Пить яд любви не самый тяжкий грех,

И глаз мой начинает раньше всех.

115

Я говорил: «Я так тебя люблю,

Любить сильнее просто невозможно» , —

Но больше никогда не поступлю

Столь опрометчиво и так неосторожно.

Ведь время миллионом перемен

Нарушит клятвы, строгие законы,

Откроет правду горестных измен,

Разрушит и святыни, и каноны.

Настало время горечи моей;

Ты ближе мне, но бесконечно дальше.

Я лгал тебе – любовь моя сильней,

Люблю тебя! Люблю нежней, чем раньше.

Любовь – дитя, и слов моих поток

Мощнее делает ее росток.

116

Да!.. Я не стану суженым твоим;

Рассудок против. Пусть твое решенье

Не станет отречением моим

От чувств любви, не ведающих тленья.

Любовь – огонь пылающий, когда

Не виден путь во мраке черной ночи,

Любовь – та путеводная звезда,

Которой курс определяет кормчий.

Любовь моя со мною навсегда

И не подвластна времени, поверьте!

Пусть дни летят, пускай идут года,

Любовь моя со мной! До самой смерти.

Но если мне докажут, что я лгу, –

То нет любви, а все стихи сожгу.

117

Суди меня! Я оценить не мог

Даров любви твоей в день изо дня,

Минут свиданий кратких не берег,

Ты обвини и осуди меня

За то, что отводил свои глаза,

Попав нежданно в плен к твоим глазам,

И, наполняя ветром паруса,

Спешил к привычным, тихим берегам.

Ты все грехи прошедшие мои

С моей любовью нынешней сравни

Глазами справедливого судьи

И беспристрастным взглядом оцени.

Но только не лишай любви твоей,

Нет наказанья для меня сильней.

118

Мы возбуждаем аппетит сильней,

Добавив в блюда специй остроту,

Мы, чтоб болезни вылечить скорей,

Лекарством вызываем дурноту,

Так, избалован сладостью твоею,

Я горечь добавлял в свое питанье,

Искал болезнь и упивался ею,

И вдруг всерьез познал недомоганье.

Непредсказуемо любви теченье,

Кто заболел – пути к здоровью нет,

Я пил микстуры, травы и коренья,

Но не на пользу, а себе во вред.

Так я открыл закон: Лекарства – яд

Тем, кто любовной мукою объят.

119

Я зельем пьян на колдовских слезах,

Очищенных от темной грязи ада;

Надежду к страху слал, к надежде страх

И крах терпел, когда ждала награда.

О, как грешна была моя душа,

Пока все мысли не сошлись в порядке,

Как, выкатив глаза, едва дыша,

Я пребывал в безумной лихорадке.

О, милость зла! Я в горечи узнал,

Что горе делает любовь сильнее,

Я из осколков вновь ее создал

Величественней, чище и нежнее.

Поверь, что после горя и утрат

Втройне богаче я, чем был богат.

120

В своей жестокости ко мне, не скрою,

Да, ты права. Почувствовав печаль,

Сгибаюсь я в грехах перед тобою,

Ведь нервы – не откованная сталь.

И если было дьявольское время,

Когда тебе обиды наносил,

В мучениях несу проступков бремя

В досуге скорбном, без душевных сил.

Я вспомнил в ночь печали и смятенья

Те чувства, что изведал до конца,

И, вот, принес тебе для исцеленья

Бальзам, что лечит души и сердца.

Да, ты права. Но, в нежности любя,

Прости меня, как я прощал тебя.

121

Да! Лучше грешным быть, чем грешным слыть,

Тогда бесстрастно встретишь свой позор,

Теряешь радость, коль ее ценить

Берется чей-то посторонний взор.

Но как чужой прелюбодейный глаз

Оценит, как моя играет кровь?

Поступки обращая всякий раз

В грехи, в которых грязнет вновь и вновь.

Нет! Я, как я, а судьи все мои

Меня судив, самих себя клеймят,

Ведь, может быть, я прям, а у судьи

В кривых глазах кривых оценок ряд.

Не истина, что зло с грехом царят,

А люди злы и жизнь в грехах влачат.

122

Твой дар, твои листы в моем мозгу

Всей полнотою запечатлены,

Я в памяти моей их берегу,

Они навеки в ней сохранены.

Ничто не может, только мозг, душа,

Лишь им природой дар чудесный дан,

Забвенье беспощадно сокруша,

Развеять над тобой его туман.

Лишь только память может уместить

Все, что сказал и написал мне ты,

Поэтому не нужно мне хранить

Сухие, пожелтелые листы.

Они придаток к памяти тому,

Кто памяти не верит и уму.

123

Нет, Время, я не вижу новизны;

Громады, возведенные тобой

Не новость, а обломки старины

В одежде древней, виденные мной.

Наш век так мал, и так легко порой

Нас восхитить куском старинным, но

Приходим в восхищение собой,

Рождая то, что раньше рождено.

Я нынешнему, прошлому назло,

Шлю вызов каждый день и каждый час

И не боюсь обмана твоего

В тех хрониках, что пишешь ты для нас.

Клянусь, о Время, я с тобой в борьбе

Останусь верным, вопреки тебе.

124

Пусть чувства несравненные мои –

Дитя судьбы, рожденное без прав

У Времени во гневе иль любви,

Среди цветов иль в гуще диких трав.

Мою любовь не случай создавал,

Не боль, не показная мишура,

Не сладкий раболепия оскал,

Ни ливень ей не страшен, ни жара.

Ей не страшны уловки хитреца,

Что хочет взять ее себе в наем,

Моя любовь не ведает конца,

Она растет и крепнет с каждым днем.

И это видят все временщики;

Кто добр, кто зол и даже дураки.

125

Что если бы я балдахин держал

Для внешнего почета, уваженья,

Иль вечности основы создавал,

Доступные для трат и разрушенья?

Узнал бы благосклонность от людей,

Не рвущихся к доходам и награде?

Узрел бы меру ценности моей

В расцвете жалком в чьем-то остром взгляде?

Нет – верным быть для сердца твоего –

Вот идеал мой незамысловатый,

Среди других ты выдели его,

А я взамен не попрошу оплаты.

Доносчик, нанятый тобой, мой свет,

Сомнения твои сведет на нет.

126

О, мой любимый мальчик, твой экстаз

У времени крадет за часом час.

Все видят, как в убытке увядая,

В любви сгораешь, вновь ее рождая.

Природа-мать, что гибелью грозит,

Твой путь вперед упрямо тормозит,

Желая в будущем тебя остановить,

Твои минуты жалкие убить.

Ее ты опасайся, фаворит,

Она тебя до времени щадит.

Когда отсрочка будет позади,

В расчете с ней ты жалости не жди.

127

В былое время черный цвет не мог

Считаться идеалом красоты.

Сейчас он, красоту приняв в залог,

Ее измазал грязью клеветы.

И с этих пор всесильною рукой

На лживый честный заменился взор,

А прелесть, став безродной и пустой,

Осквернена, ее покрыл позор.

Пускай глаза возлюбленной моей

Надели траур и черны, как ночь,

Но красота не расстается с ней,

А клевету с позором гонит прочь.

Глазам идет их траурный наряд,

И все о красоте их говорят.

128

Едва лишь ты, мой милый музыкант,

Счастливых клавишей коснешься вдруг

И нежным пальцам проявить талант

Позволишь, звуками лаская слух,

Завидую я струнам и ладам,

Они целуют нежно пальцы рук

И урожай, назначенный губам,

Срывают дерзко, излучая звук.

Что нужно изменить в судьбе моей,

Чтоб мертвый ясень, клен, холодный дуб

Не оставались вечно веселей,

Счастливее живых и теплых губ...

Тебя к ладам не буду ревновать,

Коль в губы дашь себя поцеловать.

129

Смерть для души в лишении стыда –

Вот похоть в действе. Похоти дано

Быть страшной, кровожадной и всегда

Свирепой, грубой, с ложью заодно.

Блаженства нет, в презрении горят

Основы, идеалы прежних лет,

К ним отвращенье, словно это яд,

Они в безумстве сводятся на нет.

Безумие в погоне, в обладаньи,

В победе страсти ищет свой предел,

А счастье, обернувшись наказаньем,

Мечты разрушит, изменив удел.

Кто знает, за любую из наград

В рай не войдет, ведущий в этот ад.

130

Не солнце – блеск любимых мной очей,

С кораллом не сравнима алость губ,

Белее снег, чем цвет ее грудей,

И волос, словно проволока, груб.

Я видел цвет дамасских роз, но все ж

Нет этих роз у милой на щеках,

И жар ее дыханья вряд ли схож

С благоуханьем в царственных духах.

Лепечет мило госпожа моя,

Но музыка сильней волнует кровь,

Походки у богинь не видел я,

Ступает по земле моя любовь.

Но я клянусь – она прекрасней тех,

Кого цветистой лестью ввергли в грех.

131

Ты любишь власть, но так ты хороша,

Что стала тяжкой мукою моей,

И знаешь, что безумная душа

Тебя чтит выше дорогих камней.

Пусть в заблужденьи все вокруг твердят –

Твой лик не в силах вызвать стон любви,–

А я не спорю с тем, что говорят,

Но лишь с тобою помыслы мои.

Уверен я, что прав и потому,

Я не намерен слушать никого,

Но доказать способен хоть кому –

Твой смуглый лик прекраснее всего.

Не страшно то, что темен облик твой,–

Твои дела очернены молвой.

132

Люблю твои глаза; они меня

Жалеют, зная боль душевной муки,

Надели траур и, печаль храня,

Глядят с тоской, как я грущу в разлуке.

Ты согласись, что солнце не всегда

Украсить может серый лик востока,

А западная яркая звезда,

Что вечером блистает, словно око,

Похожа на печаль в твоих глазах, –

О, если бы и в сердце ты хранила

Тоску по мне в печали и слезах

И сердцем искренне меня любила,

Тогда бы я поклялся – черный цвет

Прекрасен и прекрасней цвета нет.

133

Кляну я сердце, что рождает стон

Во мне и в сердце друга моего,

Меня тиранить мало, вот и он

Стал жертвой злого рабства твоего.

О, как же жестко твой жестокий взгляд

Моим существованьем овладел;

Себя, его, тебя вернуть назад

В тройном мучении – не мой удел.

Запри меня в стальной тюрьме груди,

Я сердце отдаю тебе в залог,

Но друга от мучений огради,

Чтоб из твоей тюрьмы он выйти смог.

Но ты желаешь, чтобы узник твой

Томился с тем, что он имел с собой.

134

Итак, я признаю – теперь он твой.

Я сам свое второе «я» в заклад

Отдал тебе и разлучил с собой;

Мою отраду не вернуть назад.

Ты не отдашь, да и не хочет он,

Ведь ты скупа, он – полон доброты,

Он акт залога обратил в закон,

А путы рабства затянула ты.

Своею властью, дивной красотой,

Как ростовщик, преследуешь его,

А он – он, как должник, перед тобой

И я утратил друга моего.

Мы с другом оба у тебя в плену,

Ни воли, ни его я не верну.

135

Желаний – рой; желания твои

В желаньи выгод, воли и утех,

Прошу тебя, меня ты призови,

Желаю стать тебе милее всех.

Ужели ты, желанья чьи безбрежны,

К желанью моему не снизойдешь?

Не дашь в своей душе мне отклик нежный

И для меня местечка не найдешь?

Подобно, как в огромном океане

Дожди запас с избытком создают,

Так ты, среди своих благих желаний,

Желанью моему найди приют.

Недобрым «нет» лишишь меня сознанья;

Одна лишь мысль, иного нет желанья.

136

Твоя душа не хочет, чтоб я рядом

С тобою стал желанием твоим,

Ласкал тебя своим влюбленным взглядом

Любовью и желанием томим.

Желание – предел моих мечтаний,

Прибавь к своим желаниям его,

Желание средь множества желаний

Всего лишь единица. Ничего...

Я – ничего во множестве несметном,

Но буду я один перед тобой,

Среди других я буду незаметным,

А для тебя желанный и родной...

Сначала полюби мое прозванье,

Потом меня. Меня зовут Желанье.

137

Любовь слепа, глупа в глазах моих,

Глаза не видят то, что очевидно,

Смешалась ложь и красота у них,

Не знают, что прекрасно, а что стыдно.

И если лжет глазам правдивый взор,

А якорь бросил я в гнилую воду,

То почему не вижу свой позор

И сердцу не могу вернуть свободу?

Ну, почему любой клочок земли

В душе моей велик, как целый свет?

И как глаза поверить ей смогли

И не сказали лжи бесстыдной – нет?

Во лжи твоей взор и душа моя,

Чумою лживой тяжко болен я.

138

Когда клянешься мне – правдива ты,

Тебе я верю, зная,– это ложь,

Ты думаешь, что я из простоты

В сетях коварной лжи, что ты плетешь.

Я, здравому рассудку вопреки,

С тобой юнцом себя вообразил,

И оба мы от правды далеки,

И каждый правду ложью подавил.

Ну, почему про ложь не говорим?

Про то, что мне уже немало лет?

В привычке веру мнимую храним,

Во лжи скрывая каждый свой секрет.

Вот потому друг другу мы и лжем

В грехе и лицемерии своем.

139

Оправдывать не принуждай грехов,

Твоих пороков, действий злейших шквал,

Меня ты ранишь колким роем слов,

А хитростью сражаешь наповал.

Пусть любишь ты другого, но свой взгляд

Столь мимолетный, прочь не отводи,

Я нанесенной ране буду рад,–

Зачем искать защиту для груди?

Да, сила глаз твоих известна нам,

И взоры ты желая отвести

От моего лица к моим врагам,

Стараешься им раны нанести.

Не делай так, пускай твой взгляд прямой

Убьет меня, чтоб не страдал больной.

140

Будь мудрой, как жестока, не зажми

Мои уста своим немым презреньем,

Пусть в горе скорбные слова мои

Несут от боли отдых с облегченьем.

Я думаю, что лучше мне не знать,

Что нет уже в тебе любви горенья,

Ведь и больной, что должен умирать,

Ждет от врачей надежду на спасенье.

В отчаяньи могу безумцем стать,

В безумии молчание нарушить,

Убогий свет в стремленьи все узнать

Твоим клеветникам откроет уши.

Чтоб мир не мог узнать про твой порок,

Не делай вид, что я тебе далек.

141

В моих глазах любви не вспыхнет свет,–

Твои пороки ясно видит зренье,

А сердце любит – в нем презренья нет,

Оно в любви, в прекрасном ослепленьи.

И слух, и осязание мои,

И вкус, и обоняние вполне

Отвергли приглашения твои

На страстный пир с тобой наедине.

Ни разуму, ни чувствам не дано,

Ни впятером, ни в разговоре частном

Уверить сердце бедное одно,

Что в рабстве пропадет оно несчастным.

С тобою у меня один успех, –

Ты боль моя и мой тяжелый грех.

142

Любовь – мой грех в тебе рождает гнев,

Ее ты видишь низкой и греховной,

Но ты, в любви своей не преуспев,

Не вправе осудить мой пыл любовный.

Пускай другие. Ведь твои уста

Лгут, оскверняя пурпурный узор,

Превращены любовь и красота

В доходы от постели и позор.

Пусть это так, но я люблю тебя,

А для тебя любимее другой,

Ты жалость в сердце вырасти, любя,

И раздели заслуженно со мной.

А если нет, то время подойдет,

С тобой поступят так же в твой черед.

143

Бывает, что заботливая мать,

Гонясь за курицей, бегущей прочь,

Дитя оставит, чтоб ее поймать

И не спешит кричащему помочь.

Стремится за беглянкой напролом,

И поскорей словить ее спеша,

Получит по лицу удар крылом,

Забыв про крик и слезы малыша.

Стремишься ты поймать свои мечты,

Я без тебя остался одинок

И жду, когда ко мне вернешься ты,

Как маму ждет оставленный сынок.

Молюсь, чтоб все желания твои

Нашлись в тобой покинутой любви.

144

Любви к добру и ненависти злой,

Как две души, слились во мне одном:

К мужчине, что как ангел неземной,

И к женщине, что полыхает злом.

Чтоб в ад меня низвергнуть поскорей,

Стремится злоба ангела прельстить,

Смешать невинность с чернотой своей

И в святость злого дьявола вселить.

А может быть, я этого не скрою,

Подозреваю, что мой милый друг,

В борьбе моих друзей между собою,

Уже попал в какой-то адов круг;

В сомненьях я, но буду знать вполне,

Когда она сожжет его в огне.

145

«Я ненавижу» – слово вдруг

Возникло на ее устах,

Все мрачным сделалось вокруг,

Она увидела мой страх,

Раскаянье пришло тотчас;

Зажат язык, что до сих пор

Шептал слова любви не раз,

А не суровый приговор,

«Я ненавижу» – гнев утих,

Вернулся светлый день назад,

Забрав всех демонов своих,

Ночь с неба провалилась в ад,

«Я ненавижу» – но, любя,

Договорила – «Не тебя».

146

Бедна душа – центр плоти жалкой, грешной,

Ведь плоть лишь облик для мятежных сил.

Зачем в грехах, в болезни безнадежной

На роспись стен ты тратишься? – спросил.

Зачем ты платишь столь большую ренту

За свой пустой, ветшающий дворец?

Ведь он и так достанется в аренду

Червям, когда наступит твой конец.

Живи душой, найди свои потери,

Для накоплений силы не жалей,

Трать суету, будь в святости и вере

Внутри богаче, внешне победней.

Смерть властвует над каждым из людей,

А ты тогда возвластвуешь над ней.

147

Любовь к тебе, как лихорадки жар,

Болезнью тяжкой мучает меня.

Как погасить в душе моей пожар?

Где средство от любовного огня?

Мой разум от любви меня лечить

Пытался, но где снадобья найти?

Каким лекарством нужно напоить

Больного, чтоб не дать с ума сойти?

Недуг любви ничем не излечить;

Саднит душа, в горячке голова,

Не нанизать, как бусины на нить,

В единстве связном мысли и слова.

Я клялся – ты прекрасна и чиста,

А ты как ночь, как ад, как чернота.

148

Любовь в себя через глаза я лью,

Но зренье неправдиво и неясно,

Глаза морочат голову мою,

И как узнать – что лживо, что прекрасно?

Коль правду могут очи показать,

То почему иное видит свет?

А если нет – должна любовь сказать,–

Глаза в любви не видят правду,– нет.

Как быть? Как оправдать влюбленный глаз?

Он видит мир в печали и слезах,

Подобно солнышку, которое подчас,

Скрывает взор в туманных небесах.

Любовь хитра – я слеп в слезах любви,

Она скрывает в них грехи свои.

149

Жестокая, как можешь ты сказать,

Что нет во мне любви? Ведь я с тобой.

Я про себя способен забывать,

Когда я в думах о тебе одной.

Дружил ли я когда с твоим врагом?

Льстил ли тому, кто гнев к тебе таил?

А разве не винил себя я в том,

Что был из-за других тебе не мил?

Как я могу не заслужить упрек

В презреньи величавом дел моих,

Когда я восхваляю твой порок

И мне приказ – движенье глаз твоих?

Понятно все в твоей вражде вполне;

Ты видишь то, что недоступно мне.

150

О, где исток твоих могучих сил

И власти мощной над моей душой?

Клянусь – мне день блистающий не мил,

Глазам моим нет веры никакой.

Как стала ты средоточеньем зла

Среди твоих пороков, грязных дел?

Где столько темной силы набрала,

Превысив и немыслимый предел?

Как ты меня в любовном жжешь огне!

Причин для ненависти – через край,

Иным ты ненавистна, но не мне,

И ты меня с другими не равняй.

Любви ты недостойна, но, любя,

Еще достойней стану для тебя.

151

Любовь юна, чтобы про совесть знать,

Хоть кто не знает: совесть – дочь любви,

И, чтоб себя к ответу не призвать,

Пороки ты не называй мои.

Ты предала меня, я предаю

Измене все прекрасное в себе,

Душа в соблазн ввергает плоть мою,

И плоть победу празднует в борьбе.

Но отвратить меня ты не смогла,

И я, в любви и гордости своей,

Оправдываю все твои дела

И остаюсь на стороне твоей.

Я совести кричу с ожесточеньем,–

Мой взлет в любви окончился паденьем.

152

Как мне отречься от моей любви?

Ведь ты два раза клятву нарушала,

Забыв обеты верности свои,

И дважды ненависть во мне рождала.

Ну, почему я все прощал тебе?

Я двадцать клятв нарушил сам без меры,

Что ты верна – я их давал себе,

Истратив до конца остаток веры.

Я клялся – ты прекрасна в чистоте,

Твою любовь и верность отмечая,

Глаза свои неволил в слепоте

И клялся вновь, грехов не замечая.

Я клялся – ты прекрасна. Грешен я,

Погрязла в черной лжи душа моя.

153

Сраженный сном, свалился Купидон,

Дианы нимфа факел смоляной

Схватила дерзко, был опущен он

В журчащий ключ с водою ледяной.

Вода нагрелась от огня любви,

Ведь этот жар и вечен, и могуч,

И чтоб болезни вылечить свои,

Купаться ходят люди в этот ключ.

Огнем любви в любимых мной глазах

Для пробы бог поджег мне сердце вновь,

И я брожу в печали и слезах

Ничем не в силах исцелить любовь;

Лекарства нет, но исцелит тотчас

Огонь любви внутри любимых глаз.

154

Вздремнуть прилег малютка-Купидон,

Любовный факел выпустив из рук.

Когда его сморил глубокий сон,

То стайка юных девственных подруг,

Хранящих целомудрия обет,

Подкралась тихим шагом легких ног,

Украли факел радостей и бед,

И был обезоружен спящий бог.

В воде холодной тот огонь поник,

Вода нагрелась, стала горячей,

И я ходил купаться в тот родник,

Чтоб излечиться от любви своей...

И понял – воду в силах страсть нагреть,

Любовь в воде не может охладеть.

Speaking In Tongues Лавка Языков

Уильям Шекспир

СОНЕТЫ

1

2

3

4

5

6

7

8

9

10

11

12

13

14

15

16

17

18

19

20

21

22

23

24

25

26

27

28

29

30

31

32

33

34

35

36

37

38

39

40

41

42

43

44

45

46

47

48

49

50

51

52

53

54

55

56

57

58

59

60

61

62

63

64

65

66

67

68

69

70

71

72

73

74

75

76

77

Speaking In Tongues
Лавка Языков