Speaking In Tongues
Лавка Языков

Виктор Шнейдер

Сказки

Лампа гаснет: какие же сказки при свете?

«Аскази па пицессу на гаёшине», -- заказывает Малыш. Гамма неподвластных ему согласных с трудом поддается передаче на бумаге -- родной язык он учит пока весьма недолго и поэтому говорит ещё с сильным акцентом страны небытия, из которой перед тем прибыл.

Итак: «Расскажи про принцессу на горошине», -- заказывает он.

«Про принцессу на горошине ты и без меня знаешь», -- возражает Взрослый. -- «А впрочем, слушай», -- и он начинает плести историю из обрывков застрявших в памяти сказок, газетных статей и собственных переживаний, нарочито пичкая туда побольше непонятного, чтобы Малышу стало скучно и он скорее заснул.

«Жили-были маркиз и маркиза де Карабас. Жили они в своем фамильном замке. Замок этот был красивый, но неуютный. Только снаружи он казался большим, внутри же все место занимал длинные переходы и винтовые лестницы, ведущие в маленькую квартирку: вот, вроде нашей. Совсем недавно маркизы провели себе в замок электричество и отопление, а то раньше приходилось все вечера топить камин, и все равно к утру в спальне было сыро и холодно. На ремонт у них ушли последние деньги, так как все принадлежащие когда-то де Карабасам земли были давно проданы и жили они на пенсию, которую маркиз получал как отставной офицер.

«Несмотря на свою бедность, на отсутствие со стороны соседей не то что почтения, но хотя бы интереса к знатным именам, сами де Карабасы очень гордились своим древним родом и ни за что не согласились бы переехать из наследственного замка в более просторный, светлый и дешевый дом, как предлагал им сын.

«Этот сын звался Шарлем, учился в Сорбонне и снимал комнату в центре Парижа вместе со своей подружкой, на которой хотел жениться. Родители, хоть подружки этой в глаза не видели, были решительно против свадьбы, потому что маркиз не может брать в жены простолюдинку. Шарль говорил им, что невеста его на самом деле принцесса, просто разорившаяся, как и они сами. Старшие де Карабасы не слишком ему верили, но решили устроить девушке испытание.

«И вот пригласили они ее вместе с Шарлем к себе. Старый маркиз показывал гостье разные разности, например, портрет основателя и этого рода, и этого замка, висящий в гостиной. Предок Шарля был изображен сидящим в кресле и держащим на коленях любимого серого кота, белые задние лапы которого под торопливой кистью художника вышли словно обутыми в сапоги. Предполагаемая принцесса правильно определила возраст портрета, но не слишком им заинтересовалась.

«Де Карабас пустился в разные семейные предания, относящиеся ко времени крестовых походов или французской революции, и собеседница снисходительно поправляла рассказчика, так как изучала историю и куда лучше знала, какая война была при каком короле и кто у кого какую битву выиграл.

«Наконец наступила ночь, и гостью отвели в отведенную ей опочивальню, где на постели возвышалось семь матрацев, семь перин, семь одеял и двадцать одна подушка! Шарля же родители просили остаться на их половине.

«Утром маркиза де Карабас пригласила девушку к завтраку, а заодно спросила, как спалось гостье на новом месте.

-- Ах, ужасно! -- воскликнула та. -- Я всю ночь не могла сомкнуть глаз, как будто лежала на острых валунах!»

«И они поняли, что она принцесса!» -- до кошмарного бодрым голосом возвещает Малыш, уловив, наконец, с ликованием знакомую тему.

«Да нет же! Маркизы поняли как раз, что она никакая не принцесса, а просто невоспитанная капризная девчонка, которая вечно будет всем недовольна и на все жаловаться и, как мягко ей ни стели, будет подо всеми перинами и матрацами искать горошину.

«И Шарль тоже все это увидел и ее бросил.»

«Ты неправильно рассказываешь», -- говорит Малыш недовольно.

«Как же я могу рассказывать неправильно, если я эту скаазку сам придумал?» -- возражает Взрослый, зевая уже сам: его-то отяжеленному сознанию стоит только соприкоснуться с морем сна, как оно тонет в нем, точно камень. Это легонькая душа Малыша долго-долго не погружается в сон, выталкивается его плотной средой на поверхность, покуда не пропитается хорошенько дремой, проникающей во все её поры. Тогда погрузится на дно сонного океана и она, да так основательно, что, пока отлив этого дна не оголит, лишь большими усилиями можно будет извлечь спящее детское сознание из этой пучины на поверхность реальности.

Малыш молча сопит какое-то время. Обиженно? Сосредоточенно? Потом объявляет: «Я придумал лучше.»

«Хорошо. Сейчас спи, а завтра сказку рассказываю не я, а ты.»

«Нет, не завтра! Сейчас!»

«Тоже про принцессу на горошине?»

«Нет. Про два богатыря.»

«Ну, давай рассказывай. А потом сразу спать! Договорились?»

«Договорились.» -- Малыш на минуту замолкает, собираясь с мыслями перед долгим рассказом. Совсем как большой. И удивительно, что это удивляет.

«Один богатырь («Баатый», -- произносит Малыш весьма отчетливо) со всеми воевал. А другой богатырь -- далеко -- об этом услыхал и поехал его победить. И вот он едет-едет и встречает гномика, и птичку, и грибочек, и деда, и бабу, и все говорят, что он хороший.»

«Кто?»

«Тот другой богатырь, который воевал. Он всех их спас и помог. А те, с кем он воевал -- все злые. И богатырь это узнал и решил, что он его друг и он будет ему помогать. И он ехал-ехал дальше и заблудился, и его Кащей унес (тут я еще не совсем придумал). А когда он, наконец, приехал, то тот богатырь уже всех победил и уехал домой. Вот.»

«И ты это сам придумал?»

«Я это не сейчас придумал. Я это раньше сам придумал. Давно.»

«Знаешь, ты действительно придумал сказку лучше, чем я. Ты очень талантливый.»

«А что такое тала-тавай?»

«Это значит, что когда ты вырастешь, ты сможешь стать знаменитым...»

«Я никогда не вырасту! Я всегда буду маленьким.»

«Сказки.»

1974, 1997

Speaking In Tongues Лавка Языков

Виктор Шнейдер

Сказки

Speaking In Tongues
Лавка Языков